– Нет, она служит в другой структуре, тоже государственной. Но у нее большие связи и влияние. Короче, если она не поможет, то не сможет никто! Я позвоню ей… нет, лучше встречусь – такие дела не обсуждаются по телефону. Ну, что скажешь?
Неожиданно девочка прислонилась к нему, как крошечный зверек, ищущий сочувствия и помощи у более крупного и матерого зверя, и, спрятав лицо у него на груди, расслабила плечи. Впервые за все утро.
* * *
Алла встретилась с Антоном в кафе, так как приближался обеденный перерыв. Следуя советам диетолога, она старалась не пропускать ни одного приема пищи, так как регулярное питание способствовало нормализации обмена веществ и, как следствие, потере веса. Поэтому Алла, явившись раньше, уже сделала заказ.
– Добрый день! – поприветствовал ее Шеин, усаживаясь на стул, предварительно сняв кожанку и повесив ее на спинку стула, хотя рядом с ним стояла вешалка. Наверное, за годы оперативной работы он привык к тому, что все необходимое должно находиться от него на расстоянии вытянутой руки – чтобы иметь возможность быстро схватить, возникни такая необходимость. – Уф-ф, ноги гудят!
– Понимаю, – тепло улыбнулась Алла.
Она испытывала к коллеге чувство глубокой симпатии. Белкин слишком молод, чтобы относиться к нему иначе чем к младшему брату (все же он слишком взрослый, чтобы годиться ей в сыновья); Ахметова она до сих пор не смогла до конца раскусить: ей почему-то казалось, что Дамир все время недоговаривает, а по его безмятежному лицу практически невозможно прочесть, какие эмоции он испытывает в данный момент. Зато Антон говорит что думает, даже если это может кому-то не понравиться. Это не означает, что он лишен чувства такта, просто опер не считает нужным скрывать свое мнение, если оно у него имеется.
– Закажите себе что-нибудь, а потом расскажете, что успели узнать, хорошо?
Антон не заставил себя просить дважды.
Когда официант удалился, Алла нетерпеливо спросила:
– Ну, как там ваши беседы с дамами из опеки – есть информация?
– Да не особо, – передернул плечами Антон. – С двумя удалось встретиться – с той, что в прошлый раз была на выезде в каком-то семействе, а еще с той, которая больна. Они не очень близко общались с Ямщиковой. Она занималась бумажной работой, ей не доверяли контактировать с подопечными… В общем-то, оно и понятно, ведь для этого нужно поднабраться опыта, верно?
– Но должен же кто-то хоть что-то знать! – возмутилась Алла, понимая, однако, что опер не виноват в том, как обстоят дела.
– Похоже, единственной, кто более или менее близко общался с Лидой, была некая Маргарита Уразаева. Она в некотором роде взяла шефство над молодой коллегой и опекала ее… Надо же, опека – опекала! Ну вот, короче, эта самая Уразаева, как назло, как раз и находится в Казани, у больной матери.
– Вы ей звонили?
– Абонент недоступен. Может, деньги кончились, а может, зарядка или еще что-то. В любом случае я буду продолжать пытаться, ведь она может что-то знать… Если, конечно, гибель нашей жертвы связана с родом ее деятельности.
– Правильно, продолжайте. И знаете, что еще, Антон: хорошо бы опросить участковых по известным адресам, а также приставов – кто-то из них должен был присутствовать во время визитов опеки, особенно если речь шла об опасности для детей и их изъятии из семьи. Участковые могут быть в курсе, если имели место скандалы и угрозы, да и приставы – тоже.
– Сделаю, Алла Гурьевна!
На некоторое время в разговоре образовалась пауза, так как официант принес стейк с жареной картошкой, и Шеин набросился на него так, словно не ел пару суток.
«Вот кому не грозит ожирение», – с завистью думала Алла, глядя, как крепкие челюсти опера перемалывают мясо.
Шеину перевалило за сорок пять, но он оставался поджарым, как волк, – ни намека на брюшко или обвислый зад…
Да, все-таки конституцию никто не отменял! С другой стороны, диетолог Добрая не устает подчеркивать, что всем от рождения дается примерно одинаковое тело, и только от самих людей зависит, использовать его правильно или портить вредной пищей и гиподинамией.
– Ну а что слышно от Дамира и Шурика? – поинтересовался Антон, утолив первый голод и откидываясь на спинку стула в ожидании хачапури и десерта. – Они что-то нарыли?
– Процесс идет, – ответила Алла, помешивая вилкой тушеные овощи. – Хорошо еще, что Лида недолго проработала в опеке, иначе страшно представить, сколько дел пришлось бы поднимать! Насколько я поняла, пока что нашлось одно подозрительное дельце, в котором принимала участие Ямщикова.
– Что за дельце?
– Подробностей выяснить я еще не успела, однако известно, что опека забрала детей из семьи, где погибла мать, а отец в тот момент сидел в тюрьме.
– За что сидел?
– Не знаю – надеюсь, Дамир с Александром нам позже расскажут. Получить опеку над внуками пыталась бабушка со стороны матери, но ей не позволили этого сделать – видимо, по возрасту.
– Так они что, считают, что папаша-сиделец мог грохнуть нашу девочку?
– Пока рано строить предположения. В первую очередь необходимо искать тех, у кого имелся на Ямщикову самый большой зуб. Во-вторых, нужно учитывать способ, которым совершено убийство: не каждый человек воспользовался бы медицинским препаратом, ведь для этого требуется знать принцип его действия. Да и купить можно только по рецепту…
– Ой, Алла Гурьевна, насчет рецепта – ну, вы ж понимаете!
– Вы об интернете?
– Естес-с-сно!
– Согласна, что в наши дни можно обойтись неофициальными источниками чего угодно, и все же знание – сила, верно? Если кто-то собирался расправиться с Ямщиковой, он должен был быть уверен в том, что препарат окажет именно то действие, на какое он рассчитывал.
– Злодей желал представить все как самоубийство.
– Вот именно, а значит, он не мог взять первое попавшееся лекарство и положиться на авось! Даже если бы выяснилось, что использовался феназепам, это списали бы на случайность или на то, что Лида специально приняла слишком большую дозу: не просто же так в ее аптечке оказались полупустые блистеры! Убийца действовал явно не в состоянии аффекта – он тщательно готовился как к самому преступлению, так и к сокрытию его следов. В общем, мы ищем организованного преступника, который ненавидел Лидию Ямщикову… Или того, для которого Лидия Ямщикова представляла опасность.
– Вы знаете что-то, чем не поделились с нами? – насторожился Шеин.
– Нет, но вдруг она могла своими действиями кому-то навредить, и ее убрали вовсе не из-за личной неприязни?
– Да Ямщикова же была всего-навсего младшим специалистом – кому она могла навредить? – развел руками опер, едва не задев официанта, явившегося с очередным блюдом.
– Понятия не имею, – вздохнула Алла, отодвигая тарелку: она чувствовала, что не сможет съесть больше ни кусочка этого полезного и практически безвкусного блюда.
Добрая обещала, что со временем станет легче, организм научится любить то, что правильно, а не то, что вкусно, но, судя по всему, у организма Аллы была индивидуальная непереносимость диетической пищи!
Каждый раз, проходя мимо прилавков с аппетитными булочками, пирожными и другими «вредностями», она ощущала, как рот наполняется слюной, а глаза начинают виртуально «есть» всю эту прелесть, хотя мозг твердил: «Фу, нельзя!»
Когда же он наступит, тот благословенный момент, когда Алла сможет спокойно наблюдать, как ее сотрапезники поглощают пищу, услаждающую их вкусовые рецепторы?!
– Короче говоря, – подвела итог беседе Алла, – мы не должны сбрасывать со счетов никого: любой родитель, считающий себя обиженным, мог затаить злобу на Лиду. Особенно если он хоть немного знаком с фармакопеей!
* * *
Несмотря на то что Мономах сам выдвинул предложение посетить съемную квартиру Протасенко с целью выяснения, не там ли кроется источник мелиоидоза, он до последнего мгновения надеялся, что Гурнов не сумеет уговорить Олешина дать им ключи. Но глупо было считать, что патолог не справится с поставленной задачей: если он полагал, что что-то необходимо сделать, то не останавливался ни перед чем, и никакие преграды физического, морального или даже сверхъестественного толка не могли ему помешать. Поэтому, встретившись после работы на больничной автостоянке, мужчины уселись каждый в свое авто и двинулись по адресу, записанному на бумажке все тем же Олешиным.
