– Да то, что без вас мы бы еще лет триста гадали, отчего он умер!
– Он умер?!
– Живехонек, слава богу! Пока рано делать прогнозы, но, думаю, паренек выкарабкается. А если бы вы не напали на моего ординатора и не заставили его делать то, что нужно, Тимощук бы точно окочу., пардон, отправился на тот свет!
– Он сказал, что я на него напал?
– И я ему верю, потому что парень он твердолобый и нагловатый, поэтому только грубая сила могла заставить его поднять свой зад! Так я повторяю вопрос, коллега: как вам такое пришло в голову?
* * *
Сколько бы Алла ни глядела из своих окон на Невский проспект, она не уставала от этого захватывающего вида. Ее не беспокоил шум проезжающего транспорта – совсем наоборот, так она ощущала бьющую через край энергию города.
Пусть москвичи говорят, что Питер напоминает им ленивого спящего великана – да что они понимают? Может, его и не сравнить с такими оживленными, славящимися бешеным ритмом мегаполисами вроде Гонконга, Нью-Йорка или Дубай, но Алла всегда видела в Санкт-Петербурге особую прелесть, свойственную лишь городам с «двойным дном».
Такие города не показывают свою суть первому встречному, вываливая на неподготовленную голову все свои тайны и секреты, стараясь поразить, ошеломить, сбить с ног. Они раскрываются постепенно, заползая под кожу, добираясь до самых глубоких уголков души, чтобы уже никогда не стереться из памяти, а остаться там навсегда, время от времени напоминая о себе и вызывая почти нестерпимую ностальгию и желание вернуться. Даже если ты в них живешь.
– О чем задумалась?
Голос Негойды, прозвучавший над ухом, заставил Аллу вздрогнуть. Она не то чтобы думала, ведь думать уже не было сил – скорее медитировала.
– Да так, ни о чем, – честно ответила она.
С тех пор как задумалась о детях от Дмитрия, Алла стала смотреть на него по-другому. Ей с ним комфортно, ей нравится его тело, умение «завести» ее в постели, наличие своеобразного чувства юмора и бесшабашное отношение к жизни. Возможно, последнее мешало ей думать о Негойде как о «долгоиграющем» варианте? Детям требуется стабильность, а он, похоже, не способен ее обеспечить… В остальном, пожалуй, Дмитрий – идеальный партнер, принимающий ее такой, какая есть, и не требующий ничего, чего она не в состоянии дать.
– Хотела тебя попросить кое о чем, но не уве…
– Слушай, почему тебе все время необходимы предисловия? – перебил он. – Почему ты не можешь просто сказать?
Может, потому, что Негойда мог счесть, что она пользуется им?
– Я редко прошу о чем-то людей, не являющихся моими коллегами или подчиненными, – ответила она.
– Я заметил, – кивнул он. – Привыкай просить меня: ты же знаешь, я все сделаю, чтобы тебе угодить!
– Нужно узнать подноготную одного человечка. Важного человечка, поэтому необходимо действовать аккуратно.
– Аккуратность – мое второе я!
Это вряд ли: Алла постоянно находила вещи Дмитрия, разбросанные в неположенных местах. Не то чтобы она была аккуратисткой, но все же не привыкла, чтобы носки валялись в кухне, а наручные часы или ремень – в ванной.
Она старалась не делать Негойде замечаний, а просто подбирала его манатки и раскладывала по местам, надеясь, что он заметит и со временем приучится все делать сам.
Аллу смущало, что взрослый человек может быть настолько безалаберен в повседневной жизни. Она убеждала себя, что у всех есть недостатки (у нее-то самой их выше крыши!), а Дмитрий, бедняжечка, все их терпит и старается не замечать. Может, и ей стоит попробовать?
– Что за перец? – спросил между тем Негойда, расположившись на широком подоконнике и глядя на Аллу снизу вверх. – Ну, твой злодей?
– Некий господин Говорков. И я пока не уверена в том, что он злодей, – поспешила уточнить она. – Просто может статься, что этот человек станет фигурантом в нашем деле, и я хотела бы узнать о нем все, что возможно, до того, как встретиться лицом к лицу.
– Что тебя интересует?
– Все. Его финансовое положение, недвижимость, семейный статус, личные особенности и привычки, круг общения и… связи за границей.
– Какие связи? – удивленно переспросил Негойда.
– Мне нужно знать, есть ли у него связи в Скандинавии и как часто он ездил туда за… Скажем, за последний год. И еще: выясни, общались ли Маргарита Уразаева и этот Говорков вне работы.
– А Уразаеву нельзя спросить?
– Нельзя – она пропала. Но, полагаю, она в любом случае вряд ли была бы с нами откровенна! Подпись Говоркова стоит на двух актах об изъятии детей из семей, и у меня есть основания полагать, что процедура не имела законных оснований. Более того, об этих детях начальство Уразаевой ничего не знает!
– Их местоположение известно?
– Только одного: сына Иночкиной вернули после того, как она наняла адвоката, и та попыталась навести справки. Похоже, эти люди здорово струхнули и поспешили успокоить мамашу. Однако девочка пока непонятно где: похоже, они решили, что, держа ребенка в заложниках, смогут заставить Иночкину сидеть тихо и не гнать волну. С детьми Карпенко – глухо, но Антон их ищет.
– Если Антон ищет, то обязательно найдет! – убежденно заявил Дмитрий.
– Твои бы слова – да Богу в уши! Так что, сделаешь?
– Считай, что все уже сделано… А теперь— в постельку!
* * *
Антон залил растворимый кофе кипятком, всыпал в чашку полстакана сахара, пододвинул к себе вазочку с сушками и, удовлетворенно крякнув, сделал изрядный глоток. Блаженное тепло, начавшее разливаться по телу, заставило его прикрыть глаза от наслаждения.
На улице, несмотря на весну, было чертовски промозгло. Снег еще не везде растаял и отвратительными черно-бурыми массами валялся на газонах и даже кое-где на тротуарах, а в воздухе, когда не шел откровенно сильный дождь, постоянно висела противная, холодная морось.
В тепле тесного кабинета, с чашкой горячего напитка в руках, Шеин ощущал вселенскую благодать, какая порой снисходит на набожных людей в церкви.
– А, ты здесь! – порывисто входя, отметил Дамир. – Сушки все не слопай, они не для тебя одного здесь лежат!
– Да ладно, ладно, – проворчал Антон, умявший уже штук пять. – Сушек для друга пожалел!
– Так ты же их не покупаешь! – возмутился Ахметов. – Я покупаю, Гурьевна покупает, даже Шурик покупает, хотя у него самая маленькая зарплата…
– В следующий раз куплю вам всем торт! – перебил Шеин, беря очередную сушку и нарочито громко хрустя ею. – Килограмма на три!
– Ага, дождешься от тебя! Новости по делу есть?
– Смотря какие.
– Удалось установить местоположение детей или Уразаевой?
– Нет, но я закинул удочки во все водоемы и жду результатов. Судя по словам соседей и коллег, в последний раз они общались с Уразаевой за день-два до ее предполагаемого отъезда. С тех пор ее как корова языком слизала!
– Может, она за границу укатила? С ее-то бабками!
– Погодь, с какими такими бабками?
– Ой, ты же еще не знаешь: наша Марго Уразаева – весьма состоятельная дама!
– Да ну?
– На нее оформлено четыре квартиры, одна в Питере, две в Кронштадте и еще одна – в Выборге. Что занимательно, она их не сдает, они стоят пустые, но квартплата платится регулярно.
– А какая зарплата у работника органов опеки? – поинтересовался Антон.
– Я «пробил» через налоговую: двадцать одна тысяча плюс квартальные премии не выше пяти-семи.
– Ну, может, она экономная? Не ест, не пьет…
– А только песни поет да квартиры оплачивает? – ухмыльнулся Дамир. – Между прочим, кроме квартир, у нее есть машина.
– Эка невидаль!
– «БээМВэ эМ пять» семнадцатого года?
– А-а… Ну, тогда да, – пробормотал Антон, живо рисуя себе картинку дорогущей модели, какую вряд ли может позволить себе работник социальной сферы, да и вообще государственный служащий. Конечно, не «Астон Мартин» или «Ламборгини», и все же… – Откуда же такое богатство?
– Бог знает!
– Видать, он и послал? Что же, коллеги Уразаевой не удивлялись?
