– Думаю, они были не в курсе. О ее дополнительной недвижимости никто не знал. До работы она добиралась пешком – там ходу два квартала. Соседи ни разу не видели машину – видать, по большей части она стояла в гараже.
– Зачем приобретать дорогое транспортное средство и не ездить на нем?
– А чтоб было! Или она готовилась круто изменить жизнь.
– Свалить за бугор?
– Как вариант. Может, она уже это сделала?
– Я проверял: Уразаева не покидала пределов страны.
– Поддельный паспорт? – предположил Дамир. – Для человека с деньгами нет ничего невозможного! До ее счетов я добраться не смог – сам знаешь, как тяжело договориться с банками. Но я доберусь, рано или поздно!
– А машина на месте?
– Нет.
– Значит, уехала на ней, только вот куда… Я сейчас жду ордер на обыск в квартире, где проживала Уразаева. Если она готовилась к отъезду, нужно будет расширять зону поиска: может статься, расправившись с Ямщиковой и боясь, что ее уловки не сработают, решила свалить от греха подальше! Что касается ее местонахождения, дела обстоят следующим образом. Я заказал билинг ее телефона – уже несколько дней по нему не говорили.
– Тоже мне проблема! – фыркнул Дамир. – Если Уразаева опасалась слежки, она могла выкинуть симку и купить «серую», не предъявляя паспорт!
– Верно. Зато с банковскими картами мне больше повезло: удалось выяснить, в каких банкоматах наша беглая «опекунша» снимала бабки.
– И что, много снимала?
– В четырех разных местах – около полумиллиона!
– А в последний раз когда?
– Примерно сутки назад.
– Что ж, подождем ордер, – вздохнул Дамир. – Меня больше волнуют ребятишки пропавшие: неужели нет никаких зацепок?
– Боюсь, кроме Уразаевой и еще, может быть, того мужика из районной администрации, других концов у нас пока нет. Не могу же я бегать по городу с фотками детей и спрашивать прохожих, не видали ли они их!
– Не можешь… Почему Гурьевна не позволила нам заняться Говорковым?
– У нас же на него ничегошеньки нет, помнишь? Вот поймаем Уразаеву, тогда… А пока, как говорится, сын полка!
* * *
Мономах, как мог, откладывал этот момент, но тянуть дальше не имело смысла: рано или поздно все равно придется поговорить с Камориным.
В ожидании завпластической хирургией он стоял в просторном фойе, наблюдая за тем, как жирные, блестящие в лучах умелой искусственной подсветки рыбы величаво двигаются от одного борта гигантского аквариума к другому. На задней стенке было зеркало, отчего казалось, что рыб в аквариуме в два раза больше, чем на самом деле. Он был таким большим, что в нем уместились не только синие, красные, зеленые водоросли и кораллы, но и обломки корабля, а также несколько арок и искусственных скал, в которых резвились более мелкие, но тоже ослепительно красивые рыбешки.
– Впечатляет, не правда ли? – услышал Мономах знакомый голос и обернулся.
На лице Каморина цвела самодовольная улыбка: он получал удовольствие от того, что кто-то восхищается его рыбами.
– Не то слово, – согласился Мономах. – Где ты только их добыл – что-то я не встречал в магазинах такого разнообразия!
– И не встретишь! – ухмыльнулся Каморин. – Мне их доставили из Южной Америки.
– Каким образом?
– Морем, разумеется! Я заказывал по каталогу. Рыбы, видишь ли, моя страсть: люблю смотреть на них, это успокаивает – как будто йогой занимаешься!
– Охотно верю… Слушай, я пришел извиниться за свои подозрения.
– Значит, импланты ни при чем? – выдохнул Каморин, и его круглая, сытая, добродушная физиономия отразила всю степень облегчения, которое он испытал.
– Абсолютно ни при чем, – кивнул Мономах.
– Господи, а я уже представлял себе судебный процесс: хоть мы и не производим эти импланты, но больницу и, в частности мое отделение, все равно привлекли бы в качестве соответчиков – я консультировался с юристами… Но ты что-то не рад, по-моему?
– То, что импланты чисты, не меняет того факта, что заболел твой ординатор: где-то же он должен был подхватить мелиоидоз!
– Но почему именно здесь? – немного раздраженно пожал плечами завпластической хирургией. – Разве не мог он заразиться в другом месте? А потом заразил пациенток! Ты говорил с ним?
– Он в тяжелом состоянии, хотя мне звонили из «десятки»: диагноз подтвердился.
– Что ж, повезло парню!
Мономах снова перевел взгляд на аквариум.
– У меня тут шесть видов рыб-попугаев, три вида «ангелов», в том числе «королевский» и неоновый – вот он, видишь, как переливается? – Каморин с гордостью ткнул пальцем в сияющее чешуйчатое создание, лениво шевелящее плавниками, зависшее над искусственной скалой.
Одна здоровенная рыбина подплыла к передней стенке и, развернувшись анфас, пристально уставилась на зрителей, пуская из пасти пузыри.
– Может, ты и имена им дал? – насмешливо поинтересовался Мономах.
– Имя есть только у одного – вот у этого самого, – совершенно серьезно ответил Каморин. – Знакомься, это – Педро, «синий хирург».
– Синий – это намек, что ли?
– Его еще называют «голубой хирург», но мне больше нравится «синий». Если присмотреться, у Педро сверху и снизу хвоста можно заметить острые как бритва шипы, которые эти рыбы используют для самообороны…
И тут вдруг в мозгу Мономаха как будто молния сверкнула.
Сначала это была просто вспышка, словно он краем глаза увидел нечто важное, но бесформенное. А потом его сердце пропустило удар. Раньше он не понимал, что имеют в виду писатели, использующие эту метафору: если сердце пропускает удары, это признак экстрасистолии, аритмии или анемии. Но сейчас он сам испытал это состояние, будучи абсолютно здоровым!..
– Дмитрий Палыч, – с трудом шевеля языком от внезапной сухости во рту, проговорил Мономах, – откуда, говоришь, рыбок доставили?
– Из Южной Америки, – ответил Каморин. – Главным образом из Бразилии… Что это с тобой?
– Скажи, а грунт… ну, или что там в аквариумы обычно засыпают, где ты берешь?
– Там же заказываю – раз в год требуется его полностью заменять, а так просто промываем… Послушай, в чем дело-то?
– И водоросли тоже?
– Не пойму я, к чему ты…
– А когда промываете, старую воду сливаете? – не обращая внимания на слова Каморина, продолжал сыпать вопросами Мономах.
– Конечно, раз в месяц, чтобы вода оставалась прозрачной.
– А куда сливают воду?
– Куда? – озадаченно переспросил завпластикой. – Ну, я… честно говоря, я никогда не интересовался! А какая разница?
– Да есть разница, есть! Кто у тебя этим занимается, санитары?
– Нет, работяги наши, техники… Послушай, Мономах, что все это…
– Можешь вызвать их сюда?
* * *
Крюковы жили откровенно бедно. В общем-то, трудно ожидать богатства от семьи, состоящей из одного взрослого и трех несовершеннолетних, с учетом того, что взрослый имеет группу инвалидности.
– У меня двое своих детей, – тяжело вздыхая, говорила Надежда Крюкова, медленно передвигаясь по кухне, наполняя чайник из-под крана, ставя его на плиту, доставая чашки и расставляя их на крохотном столике, который служил обеденным.
Вряд ли он имел право считаться таковым, ведь одновременно сидеть за ним могли не более двух человек! Крюкова была женщиной тучной, поэтому каждое движение давалось ей с трудом.
Насколько удалось выяснить Белкину, ее инвалидность была связана с болезнью суставов, но парень вряд ли смог бы вспомнить и выговорить диагноз. Странен уже тот факт, что Крюковой дали опекунство, ведь органы опеки предпочитают не связываться с больными родственниками.
– Не жируем, как видите, – продолжала она, тяжело опускаясь на табурет напротив Александра и отдуваясь так, словно только что разгрузила товарный вагон. – Но я не могла позволить, чтобы Олежка попал в детский дом! Он такой чудный ребенок, такой ласковый… Удивительно – при таких-то родителях!
– Это ведь сын вашей сестры, верно? – решил уточнить Белкин.
