— И как долго..?
— По-разному, в зависимости от конкретного случая, но обычно это занимает еще полчаса.
— Я правильно понимаю, что сам себе Гальперин эти препараты ввести не мог? — после короткого раздумья проговорила Алла. — Во всяком случае, второй?
— Правильно. Врач должен находиться рядом с больным, чтобы убедиться, что все проходит как положено и больной не испытывает мучений.
— А он не испытывает?
— В мире существует сильное лобби сторонников эвтаназии, однако еще больше тех, кто против. В Бельгии, к примеру, уже лет десять как продается специальный набор для смертельной инъекции. Стоит всего шестьдесят евро, можно купить в каждой второй аптеке.
— Это же все равно что цианид продавать! Я еще понимаю, в стационаре…
— Половина жаждущих эвтаназии предпочли бы уйти в мир иной в домашней обстановке, а не в условиях больницы. Чтобы вы не подумали плохого, резон в таком подходе есть: набор может купить только практикующий семейный врач, и для того, чтобы получить разрешение, необходимо собрать документы.
— Так вы не ответили на мой вопрос, Степан Аркадьевич: Гальперин умер безболезненно?
— Невозможно оценить болевые ощущения человека, подвергающегося эвтаназии. Производные барбитуровой кислоты, обнаруженные мной, в больших дозах должны вызывать не только кому, но и спазмы дыхательных путей, которые приводят к смерти. Но иногда спазмов приходится дожидаться до пяти дней, поэтому теперь барбитураты применяются только в комбинации с другими медикаментами. Врач вводит барбитурат в качестве анестезирующего препарата, дожидается глубокого засыпания пациента и вторым уколом впрыскивает большую дозу вещества, расслабляющего мышцы. Блокируется сигнал, идущий от нервных волокон к скелетной мускулатуре, в частности, перестают сокращаться мышцы диафрагмы, межреберные мышцы, дыхание прекращается. Противники эвтаназии утверждают, что этот вариант негуманен. Умирающий может испытывать удушье и сильные боли, но из-за полной неподвижности его тела окружающие об этом не подозревают.
— Какой ужас! — прошептала потрясенная Алла.
— Существует и второй вариант. После введения барбитурата и погружения пациента в глубокий наркоз врач вводит препарат, останавливающий сердце. Но при такой схеме у умирающего случаются конвульсии, что, как вы понимаете, не сочетается с понятием «легкая смерть»!
— К Гальперину применили первый вариант?
— Вскрытие выявило наличие барбитуратов, хотя при эвтаназии иногда используются и опиаты, кодеин и морфин, к примеру. Однако большинство пациентов, будучи тяжело больными, и так плотно сидят на наркотиках, и у них появляется привыкание. Как следствие, метод может не сработать. Правда, Гальперину это не грозило, ведь он опиатов не принимал.
— В больнице говорят, ему оставалась пара месяцев жизни?
— После вскрытия могу с уверенностью утверждать, что ожидаемый срок превышен как минимум вдвое. Я бы даже сказал, пациент не протянул бы и трех недель — организм весь в метастазах!
— И при этом ему давали только мягкие обезболивающие и никаких наркотиков?
— Особенности опухоли, видите ли, — пояснил патолог. — Вернее, ее роста. Не стану вдаваться в детали, ведь вам это не интересно, да и делу не поможет, но у вашего Гальперина опухоль росла таким образом, что не вызывала особенной боли. У него не могло вовсе не быть болевого синдрома, но он был не слишком выражен, понимаете? Пациенту хватало обычных анестетиков, потому-то он и мог до последнего времени вести относительно нормальный образ жизни. Ну если не считать того, что у него сильно снизился уровень гемоглобина, что сказывалось на общем состоянии и, как следствие, качестве жизни. Гальперин компенсировал это приемом препарата, повышающего гемоглобин.
— Что-то я не понимаю, доктор, — вставила Алла, когда в речи специалиста образовалась пауза. — Вы говорите, опухоль не дала бы Гальперину продержаться больше трех недель, — от чего же он умер бы, если…
— Опухоль перекрыла бы пищевод, — не дожидаясь окончания, объяснил патологоанатом. — Так как операция была невозможна, он бы умер. Кроме того, не забывайте о метастазах: в какой-то момент они могли вызвать любые последствия, которые привели бы к гибели больного. Но вот еще одна нестыковка: помимо веществ, предположительно имеющих отношение к процессу эвтаназии, я нашел и другие.
— Какие?
— Психотропные. А именно — ципралекс.
— Его Гальперину не прописывали?
— Судя по выписке, нет. Конечно, нельзя сбрасывать со счетов то, что он мог самостоятельно купить лекарство, но оно продается строго по рецептам.
— Для человека с деньгами заполучить рецепт — не проблема! — возразила Алла.
— Не стану спорить, — кивнул патолог.
— Каким образом этот психотропный препарат действовал на больного?
— Все зависит от дозы. В малых дозах он может работать как успокоительное или снотворное, а в больших — как возбуждающее нервную систему. Кроме того, важна сочетаемость медикаментов с другими лекарствами, ведь их категорически нельзя употреблять с препаратами-антагонистами или, напротив, с теми, которые усиливают их действие. Скажем, Гальперин постоянно принимал омепразол, что противопоказано в сочетании с ципралексом… Ну и, разумеется, есть еще такая штука, как индивидуальные особенности организма, вот почему необходима консультация специалиста и рецепт!
* * *
Марина опаздывала, но Алла и не ждала, что подруга придет вовремя. Учитывая, как давно они знакомы, она научилась мириться с недостатками адвокатессы. Друзья потому и остаются друзьями, что способны прощать друг другу особенности, могущие показаться непростительными всем остальным. Алла допускала, что и сама не безгрешна, и была благодарна Марине за ее легкое отношение к собственным причудам. В ожидании подруги Алла заказала капучино, мысленно отметив, что ей следовало бы удовольствоваться чаем.
Наконец, дверь распахнулась, и в зал вплыло гигантское розовое облако, благоухающее французскими духами «Елисейские Поля». Сколько Алла помнила Марину, та признавала только этот аромат. Несмотря на внушительный вес, приближающийся к опасной отметке «120 кг», двигалась женщина легко, даже, можно сказать, грациозно, ловко лавируя между столиками. Взгляды посетителей невольно устремились к ней, некоторые с восхищением, другие — с изумлением. На Марине красовалось летнее розовое полупальто, надетое поверх белой с оранжевыми цветами туники, из-под которой выглядывали шелковые брюки, тоже розовые, но иного оттенка.
Они познакомились больше десяти лет назад. Алла тогда работала в прокуратуре и представляла следствие на суде. Марина разбила ее в пух и прах, причем сделала это так виртуозно, что, несмотря на сокрушительное поражение, Алла пришла в восторг. В чем и призналась, подойдя к противнице после процесса. «В следующий раз я подготовлюсь лучше, и у вас ничего не выйдет!» — с улыбкой предупредила она Марину. «Нисколько не сомневаюсь, — согласилась та. — В вас определенно есть стержень!» С первых минут между двумя женщинами возникла симпатия, и они пошли выпить кофе в это самое кафе. Алла давно перестала быть легкой добычей для Марины, и они редко пересекались по работе, но по-прежнему встречались здесь раз в месяц. Это свидание было внеочередным.
— Привет, дорогуша, — громогласно поздоровалась адвокатесса, смачно чмокнув розовыми губами где-то возле уха Аллы, не задев ее помадой. — Я надеялась, что ради нашей встречи ты соизволишь сменить свой привычный «наряд шахидки» на что-то повеселее!
Алла в последнее время предпочитала темную одежду. Для этого у нее имелась вполне объяснимая причина: черный цвет скрывает недостатки фигуры, позволяя телу выглядеть стройнее. Во всяком случае, так принято считать. В отличие от Марины, которая несла свои телеса с гордым достоинством, Алла чувствовала себя некомфортно в новом весе. Еще полтора года назад она весила шестьдесят семь кило, но теперь у нее пропало желание наряжаться. Как, впрочем, и многие другие желания, свойственные каждой молодой здоровой женщине, поэтому Алла лишь устало улыбнулась подруге, показывая, что не желает развивать тему.
