– Какие именно?
– К примеру, быстрая утомляемость…
– Это вообще не про Аркашу! – тут же перебил Горин.
– Одышка, отеки и так далее, – закончил Мономах. – Не заметить такое невозможно, а ваш друг, испытывая такие симптомы, сразу помчался бы к врачу, я правильно понимаю?
– Абсолютно! И каков ваш вывод?
– Ну, выводы делать рано – надо бы пообщаться с лечащим врачом Аркадия Андреевича. Меня интересует вопрос, почему ему не стали делать операцию по замене сустава: судя по истории болезни, она была ему показана как никому другому!
– Боюсь, тут могут возникнуть препятствия, – вздохнул Горин, откидываясь на спинку сиденья. – Лечащий врач Аркадия не обязан беседовать с нами – более того, он даже не должен этого делать, ведь речь идет о врачебной тайне!
– Это в том случае, если у него самого рыльце, как говорится, не в пушку! – возразил Мономах. – А что-то мне подсказывает обратное!
Он чувствовал азарт – как ищейка, взявшая след. Как ни убеждал себя остановиться, ничего не выходило: «дело Капитана», как он уже начал именовать его про себя, становилось все более интересным!
– Знаете, вы правы! – задумчиво потирая переносицу, проговорил Горин. – Я позвонил Тамаре и сказал, что хочу проведать Капитана. Она вроде бы не встревожилась, но сказала, что птица в данный момент находится на осмотре в ветеринарной лечебнице. Она пообещала, что сегодня вечером попугай вернется в магазин, и я… Не возражаете, если мы сходим в больницу вместе?
– Сам хотел предложить! – признался Мономах.
– Вы занятный персонаж, Владимир Всеволодович! Позвольте спросить, почему вы этим занимаетесь?
– Э-э… понимаете, Борис Ильич, дело вашего друга – если, конечно, мы можем его так называть, – не первое в моем, гм… послужном списке.
– Вы уже занимались расследованиями?
– Так уж вышло.
– Может, вы выбрали не ту профессию?
– Надеюсь, мои пациенты иного мнения!
– Я вовсе не пытаюсь принизить ваши способности как специалиста, поверьте! Наоборот, я уверен, что они выдающиеся, ведь я не зря наводил о вас справки, прежде чем встретиться! Просто вы, как я понял из нашего пока что краткого, но плодотворного общения, человек любознательный, с авантюрной жилкой – такое встречается нечасто. И, как правило, свойственно определенным профессиям – медицина к ним не относится.
– Мне всегда нравились детективные истории, – усмехнулся Мономах.
– Мне тоже, поэтому я стал адвокатом. Правда, не по уголовным делам – слишком хлопотно!
– Тогда я, пожалуй, предложу вам еще кое-что – возможно, это сможет пролить свет на то, как прошли последние дни вашего друга.
– И что же это такое?
– Насколько я понял, Тамара нанимала сиделку…
– Черт, как же мне самому не пришло это в голову! – хлопнул себя ладонью по лбу адвокат. – Конечно же, сиделка! Надо разыскать ее и допросить с пристрастием… Только вот как мы узнаем ее координаты, ведь Тамару спрашивать бесполезно, да и не хочу я раньше времени уведомлять ее о происходящем: пусть лучше думает, что никто ни о чем не подозревает!
– Думаю, тут все просто, – успокоил собеседника Мономах. – Вряд ли Тамара искала сиделку через агентство – скорее всего, воспользовалась самым простым способом и обратилась к кому-то прямо в больнице, где лежал дядя!
– Вы снова правы, Владимир Всеволодович! – с уважением закивал Горин. – Итак, когда мы отправляемся?
* * *
Алла звонила Мономаху несколько раз, но он был на операции.
Она решила все равно съездить в больницу – хотя бы просто для того, чтобы отделаться: ей казалось, что доктор Князев раздувает несуществующую проблему просто потому, что его авантюрная натура рисует ему детектив там, где на самом деле происходит обычная человеческая драма. Отсутствие криминала не означает, что парню не нужно помогать, но для этого не требуется участие зама руководителя Первого следственного отдела Первого управления СК по расследованию особо важных дел!
И все же Алла согласилась сама, и сделала она это, чего уж скрывать от самой себя-то, ради того, чтобы быть полезной Мономаху. Вернее, чтобы он понял, как она ему полезна. И, возможно, не совсем безразлична.
Алла сама себе удивлялась: никогда она не бегала за мужиками, не пыталась обратить на себя внимание тех, кто ее игнорировал. В таких случаях она пожимала плечами и обращала внимание на тех, кому была интересна.
Однако с Мономахом все иначе: он определенно проявляет к ней интерес и участие, но скорее как друг, нежели как мужчина.
Нет сомнений, что Алла ему нравится, он ценит ее ум и проницательность, а также душевные качества, но в постели, судя по всему, предпочитает женщин иного склада.
Удивительное дело: Негойда полностью устраивал ее в качестве любовника, но она не представляла себе жизни бок о бок с ним, как с постоянным партнером или мужем. В конце концов, секс – лишь одна из многочисленных радостей жизни, а отнюдь не вся жизнь! А для успешного сосуществования важнее другие вещи.
– Что еще за вещи?! – возмутилась бы ближайшая подруга и наперсница Аллы, Марина Бондаренко, женщина, успешная во всех смыслах этого слова. – Ты, дорогуша, с жиру бесишься: есть у тебя мужик, который принимает тебя такой, какая ты есть, он хорош собой, не дурак и не бездельник – какого же рожна тебе надо?!
Вот потому-то Алла и не спешила делиться с Мариной своими мыслями. Она в очередной раз убеждалась в том, что чувствам не прикажешь: как ни пытайся взвешивать все «за» и «против», как ни используй логику и здравый смысл, над собственными чувствами ты не властен и ни за что не сумеешь связно объяснить, почему один человек привлекает тебя, а другого ты всего лишь терпишь.
Что влечет мотыльков и бабочек к огню? У насекомых, конечно, мозг крошечный, и вряд ли он способен делать сложные умозаключения, но по большому счету в этом мы мало от них отличаемся, хоть и мним себя гораздо сообразительнее!
Мономах перезвонил, когда она выходила из такси – ну слава богу, не придется самой разыскивать эту Суламифь… как бишь ее?
– Рад, что нашли время, Алла Гурьевна! – сказал Мономах, когда встретил ее на нижнем этаже, где располагались палаты реанимации.
Корочки Следственного комитета сработали, как им и полагалось, – строгая дама в очках, выписывающая временные пропуска, даже приподнялась из-за своего столика с выражением глубокого почтения на бесцветном лице.
– Я же обещала, верно? – улыбнулась она.
Мономах выглядел свеженьким, как молодой огурец, – почему-то ей пришло в голову именно это сравнение.
Интересно, что изменилось с их последней встречи, когда она заметила круги под глазами и морщинки, которых раньше не было? Создавалось впечатление, что его что-то тяготило, а теперь отпустило, но она не решилась задавать вопросы, хоть и сгорала от любопытства.
Они подошли к постовой медсестре.
Алла держалась чуть позади. Как ни боролась с собой, она всякий раз испытывала чувство неловкости, оказываясь в больнице. Возможно, это ощущение возникало из-за подсознательного страха за собственное здоровье, в глубине души свойственного каждому человеку, не являющемуся медиком. Хотя, вполне вероятно, и оттого, что в больницах Аллу посещала мысль, что в них царит какой-то особый дух, понять который человеку непосвященному в проблемы медицины не дано: похожее ощущение она переживала в церкви. Она напоминала себе, что врачи – такие же люди, как и все остальные, у них те же проблемы и тревоги, но все равно не могла отделаться от странного чувства, что, переступая порог медицинского учреждения, оказывается в чуждом мире, отделенном от остальной жизни непреодолимой стеной, и в этом мире царят свои порядки и отношения, не подчиняющиеся законам общества и природы. Поэтому она и в этот раз решила предоставить действовать «аборигену»: Мономах тут как рыба в воде, поэтому справится с наведением справок гораздо лучше нее!
– Хорошая новость! – объявил он Алле, перекинувшись парой слов с девушкой в белом халате. – Паренька перевели в общую палату.
