– Твоя воспитательница и Леня рассказывали, что ты отлично плаваешь и ныряешь!
– Я могу не дышать по три минуты или дольше…
– Синицын прыгнул за тобой?
– Нет. Я ожидал этого, но он… он остался на берегу. Я не выныривал, пока не доплыл до другого берега.
– Он тебя видел?
– Там по берегу ивы растут, я под ними и вынырнул. Наверное, он решил, что я утонул…
– И что сделал Синицын?
– Бегал вдоль берега, ругался, снова звонил по телефону… А потом ушел.
– А ты?
– Я вылез из воды и пошел… прямо пошел. Было темно, и я очень замерз.
– И куда ты вышел?
– К какому-то дому. Вернее, сначала я хотел зайти в один дом, но там оказалась собака и громко залаяла. Я пошел дальше и нашел дом, где не было собаки. Дверь в сарай была подперта палкой. Я ее открыл и залез внутрь. Утром я пошел на шоссе и поймал машину…
Антон закрыл крышку ноутбука и отодвинул его на край стола.
– Вот же, дрыщ мелкий, выплыл, оказывается! – фыркнул Синицын, качнув огромной головой. – Кто ж знал, что он плавает как рыба!
– Так ты, значит, не отрицаешь, что все было так, как рассказывает Арсений?
Уголовник пожал плечами.
– Выходит, ты убил Дашу Субботину и покушался на жизнь Арсения Дмитриева? Леонид Пегов тоже на твоей совести?
Снова неопределенное пожатие плечами.
– Знаешь, Синица, я ведь далек от мысли, что ты сам выстроил сложную схему с отжатием квартир у бывших детдомовцев, – доверительно наклоняясь к собеседнику через стол, сказал Шеин. – Ты ведь не гигант мысли, верно?
Желваки на широком лице Синицына угрожающе задвигались, но он ничего не сказал.
– Смотри, – продолжал Антон, – тебе так и так светит срок за убийство, похищение и покушение на убийство, но ты же понимаешь, что срок сроку рознь, да? Можно сидеть в колонии с комфортом, среди друзей, где респект и уважуха, а можно оказаться, скажем, в «черном дельфине». Слыхал про такой?
По едва заметному изменению в выражении лица задержанного было очевидно, что да.
Исправительная колония особого режима для пожизненно осужденных в городе Соль-Илецк является самой большой колонией данного типа. И слывет самой страшной. На одного заключенного приходится один охранник, по коридорам и территории колонии заключенные передвигаются исключительно в согнутом положении и с мешками на голове, а на редкие прогулки выходят в сопровождении целого отряда охранников.
– Мне в «черном дельфине» делать нечего, – проскрежетал Синицын. – Там сидят маньяки и террористы!
– Верно, – согласился Шеин. – Но не стоит забывать и о подобных тебе злодеях, Синица, – в колонии девятьсот зэков, а маньяков, людоедов и террористов, слава тебе господи, столько не наберется! У тебя четыре ходки, так? Значит, скорее всего, схлопочешь пожизненное…
– Это почему?
– Субботина на тебе, Ладогина и черт знает сколько еще детишек, которых мы пока не нашли, но…
– Вот уж нет, Ладогину вы на меня не повесите – не я ее, понятно?!
– А кто? – навострился Антон. – Ну же, Синица, рассказывай: время пришло! Знаешь, кто сейчас вон там, за стенкой? – он кивнул через плечо и, не дожидаясь ответа, сказал: – Ирина Савельева, сестрица твоего босса. Думаешь, она станет тебя выгораживать после того, как ее опознал Дмитриев? И других мы найдем, не сомневайся! Ирина вот не сомневается: она валит тебя по полной программе. Неужели ты позволишь этой семейке спихнуть все на тебя? Они будут выгораживать друг друга, ведь кровь, как говорится, не водица, а вот ты – ты чужак, понимаешь? Ты им никто, и в их интересах представить тебя маньяком, получающим удовольствие от убийств! Они станут утверждать, что не приказывали тебе никого убивать, что это – твоя собственная инициатива! Так как, расскажешь мне, что тебе известно, или подождем, пока Ирина, ее муж и брат закопают тебя по самую маковку?
* * *
А в соседнем помещении Дамир беседовал с Ириной Савельевой.
Сидящая перед ним холеная женщина совершенно не походила на ту, что он видел на снимке пятилетней давности, когда она еще работала в органах опеки.
На той фотографии Савельева выглядела уставшей и побитой жизнью, какой-то неухоженный и, как ни странно, старой. Гораздо старше нынешней Ирины Савельевой. Наверняка не обошлось без пластического хирурга, причем очень хорошего, так как риелтор Савельева выглядела и моложе, и привлекательнее, чем Савельева – работник органов опеки. Да и одета она модно, элегантно, в просторную белую блузу и свободные васильковые брюки – не чета мешковатому костюмчику а-ля Прокофья Людмиловна из приснопамятной комедии Рязанова, в котором позировала для фото! На каждом пальце женщины тускло поблескивали золотые кольца, некоторые, на взгляд Дамира, с бриллиантами, хотя он и не считал себя экспертом по драгоценным камням.
Савельева казалась спокойной, но Ахметов не сомневался, что это лишь видимость: на самом деле женщина нервничала, отлично понимая, почему ее задержали, и спрашивала себя, как много им известно.
– Знаете, Ирина Ивановна, кто сейчас находится совсем рядом с вами? – задал вопрос Ахметов, откидываясь на спинку стула и внимательно наблюдая за выражением лица допрашиваемой. – Если быть точным, вот за этой за стенкой?
– Это должно меня касаться? – повела она плечами.
– Даже не знаю… Тимофей Синицын вам знаком?
– Синицын? – переспросила Савельева, приподнимая татуированную бровь (к слову, Дамир терпеть не мог этой новой моды, когда натуральные волоски безжалостно выщипываются, а на их месте появляется четко очерченный, но совершенно неживой татуаж, делающий женщину похожей на тысячи других). – Впервые слышу! Я с ним знакома?
– Он работает на вашего брата. Георгий Иванович Прохоров ваш брат, или я ошибаюсь?
– Ну почему же, не ошибаетесь – Гоша действительно мой родной брат. Однако вы должны понимать, что он руководит крупным строительным холдингом, поэтому я никак не могу знать его сотрудников – тем более что я работаю в совершенно иной отрасли!
– Ну да, вы же риелтор! – закивал Ахметов. – Можно спросить, почему вы решили уйти из системы опеки и подались на вольные хлеба?
Ни один мускул не дрогнул на лице задержанной.
– Все дело в мизерной зарплате государственных служащих, – спокойно ответила она. – Я провела, а вернее потратила, в системе лучшие годы своей жизни и в один прекрасный момент решила, что с меня довольно!
– Что, риелторы зарабатывают лучше?
– На жизнь хватает. Конечно, до доходов брата мне далеко!
– Не скромничайте, Ирина Ивановна! – махнул рукой Дамир. – За три с небольшим года вы приобрели две новые машины за полтора и два с половиной миллиона рублей, дачу в Лосево за семь миллионов, таунхаус в Шувалово и три квартиры на Крестовском острове и в Городе Солнца.
– Вы прекрасно осведомлены о моих доходах! – усмехнулась она. – Это законно?
– Сведения получены из налоговой инспекции, так что можете не сомневаться. Ваши банковские счета тоже радуют глаз: такое впечатление, что вы продаете недвижимость на Голливудских холмах!
– В Санкт-Петербурге квадратные метры стоят очень дорого, почти как в Голливуде, – невозмутимо заметила Савельева. – Теперь вы понимаете, почему я променяла госслужбу на фрилансерство?
«Что ж, – подумал Дамир, – пожалуй, пришло время предъявить подозреваемой главного свидетеля».
Он знал, что в соседней комнате его коллега показывает или уже показал Синицыну видео допроса Арсения Дмитриева. Неизвестно, какое впечатление воскрешение паренька произведет на бывалого уголовника, но Ирина, скорее всего, спечется.
Белкину повезло: в поисках Арсения он решил снова съездить по месту его прописки.
Один из жителей соседних домов опознал его по фотографии и сказал, что видел Дмитриева среди бомжей, тусующихся на автовокзале.
Там-то его и обнаружил Шурик – грязного, одетого в куртку с чужого плеча, но живого и здорового. Белкин купил ему поесть и опросил на скорую руку.
