Медицинский триллер-2. Компиляция. Книги 1-26 (СИ) - Градова Ирина

– Поджоги почтовых ящиков и проколы шин вашего авто – вполне в подростковом духе! – заметила Алла. – Никто не знает, как человеческая психика может отреагировать в стрессовой ситуации, а молодые люди гораздо более непредсказуемы, чем взрослые: они не в состоянии анализировать свои действия и просчитывать последствия, так как у них отсутствует критическое мышление.

– Но все-таки… Погодите, ведь меня-то пытались сбить на машине! – вдруг сказала Цибулис. – Вы считаете, у молодого парнишки может быть такой крутой автомобиль?

– Ну, может, не у него, а у кого-то из его друзей, – пожала плечами Алла. – Или друзей Полины. Вы, конечно, не запомнили номер и марку авто?

– Нет, простите… Но я помню, что она была очень большая, типа внедорожника, и то ли черного, то ли синего цвета. Понимаю, что вы вряд ли сумеете найти ее по таким, гм… приметам. В тот момент я не думала ни о чем, кроме спасения собственной жизни!

Алла и сама не была уверена, что, даже работая в органах следствия, смогла бы дать удобоваримое описание авто в подобной ситуации. Она пока не знала, что делать с информацией, которую удалось вытянуть из Цибулис: в любом случае, это лишь ее слова, и она может от них отказаться. Не говоря уже о Батрутдинове – он, вне всяких сомнений, станет все отрицать! С другой стороны, Алла расследует не смерть Полины Арефьевой, а покушение на врача… Как бы там ни было, без Дениса Арефьева размотать этот клубок не получится!

Мономах откупорил бутылку вина, принесенную Нелидовой, и неторопливо разлил бордовую жидкость по высоким бокалам. Он всем напиткам предпочитал коньяк, но дареному коню, как говорится, в зубы не смотрят – раз Анна захотела пить вино, пусть будет вино! Он понимал, что любовница провела большую работу с целью вернуть его в больницу без особых последствий, как осознавал и то, каких, должно быть, трудов ей это стоило.

– Ну, как ты? – спросила она, принимая бокал из рук Мономаха. Анна сидела на диване в свободном шерстяном платье, поджав под себя ноги. – Проблем не было с коллегами?

– Никаких, – усмехнулся он. – Что ты сделала – пригрозила увольнением?

– Да.

Мономах едва не выронил бокал: он сделал шутливое предположение, не ожидая, что главврач его подтвердит.

– Ты серьезно? – пробормотал он.

– Ну, с большинством таких мер не потребовалось! Твое отделение в тебя верит, и почти никто в больнице, даже те, кто тебя недолюбливает, ни на секунду не поверили, что обвинения в твой адрес реальны. Однако есть парочка таких, кто очень хотел бы, чтобы они оказались правдой.

– Тактаров?

– Он и те, кто ненавидит меня, симпатизирует Муратову и мечтает о его возвращении.

– Тебя кто-то ненавидит? – удивился Мономах.

– А ты думал, я окутана облаком всеобщей любви? – фыркнула Анна. – Я – начальник, более того – «новая метла». Я не стала «по-новому мести», делая глобальные перестановки и увольняя людей без разбора… Хотя, признаться, некоторые так и напрашиваются, черт подери! Муратову было плевать, как живет больница, – его интересовали только деньги и власть. Он приблизил к себе заведующих отделениями и делился с ними, поэтому большинство с удовольствием делали, что он приказывал. Ты и еще парочка завов – исключения, потому-то вы с Муратовым и не сработались! А вот я не собираюсь поддерживать такое положение вещей, мне важно, чтобы больница нормально функционировала, а для этого приходится говорить и делать неприятные вещи… Да ладно, мы не обо мне говорим, в самом-то деле!

– Ну почему же не о тебе?

– Потому что не я нахожусь под подозрением в убийствах! Между прочим, эта твоя Суркова – классная баба, я даже не думала, что она за тебя впишется. Полезнейшее знакомство – следователь из Следственного Комитета… Ты мне расскажешь, как вы встретились?

– Как-нибудь потом, возможно. Долгая история!

– А мы что, куда-то торопимся?

– Знаешь, у меня сейчас голова другим занята – сама же сказала, что я под подозрением, и мне бы очень хотелось понять, откуда ветер дует!

– А я тебе скажу, откуда. Ну, во всяком случае, отчасти.

– Тактаров или Муратов?

– Про Муратова не скажу – не в курсе. Он работает в частной клинике, и мне до него не добраться. Общих знакомых у нас нет – кроме Тактарова, разумеется. Он все отрицает, однако я почти уверена, что заявы от тех двух медсеструшек на тебя – его рук дело.

– Ты что, напрямую его спросила?

– Не то чтобы спросила – я просто сказала, что все знаю.

– Ну, ты даешь… А он что?

– Сделал морду кирпичом и принялся отнекиваться, но я-то понимаю, что Никифоров ни за что не нашел бы Капустину и Мутко, если бы об этом не позаботился Тактаров – ежу понятно! Судя по всему, он, узнав, что следак ищет на тебя компромат, подсуетился…

– Но с какой стати девчонкам ему помогать? Мутко меня даже не знала, а Капустина – она, конечно, может точить на меня зуб, но…

– Чего не знаю, того не знаю, зато мне точно известно одно – Тактаров сдрейфил, когда я на него наехала: знает кошка, чье мясо съела! В любом случае, я объяснила Тактарову, что не уволила его после отстранения Муратова только потому, что не хотела обезглавливать отделение, которое, в принципе, работает неплохо. Однако я ему намекнула, что легко смогу сделать то, что они с Муратовым планировали сотворить с твоим отделением. Они хотели слить ТОН с ортопедией Тактарова, уволив всех нелояльных врачей, и мне ничто не мешает поступить так же, но с точностью до наоборот!

– Ты что, реально…

– А что меня остановит? Тактаров и мне, знаешь ли, как бельмо на глазу: думаешь, приятно знать, что в больнице есть человек, который спит и видит, как меня смещают с поста главврача и заменяют на Муратова?

– Наверное, не очень, но ты сама сказала, что проблема не только в Тактарове?

– Верно, есть и другие недоброжелатели, но они не станут шевелиться, чтобы мне насолить – будут надеяться, что кто-то другой сделает за них всю работу. А вот Тактаров – дело другое, он просто так сидеть не станет… Если хочешь знать, я и оставила-то его только потому, что, как гласит старая русская пословица: держи друзей близко, а врагов еще ближе!

– Это никакая не пословица и, уж тем более, не русская, – пробормотал Мономах.

– А что тогда?

– Это сказал Сунь Цзы в трактате «Искусство войны».

– Какой ты умный, Мономах! – промурлыкала Нелидова, потягиваясь, словно кошка, объевшаяся сливок. – Иди-ка сюда, обсудим твой трактат…

– Я тебе советую ничего не предпринимать против Тактарова, – проговорил Мономах, придвигаясь ближе. – Тот же Сунь Цзы говорит: если нет выгоды, не двигайся. Двигаются лишь тогда, когда это выгодно, а если не выгодно, остаются на месте!

– А разве я двигаюсь? – пожала она плечами. – Я только намекнула Тактарову, что все знаю и отлично понимаю, чего он пытается добиться. Возможно, он запаникует, начнет совершать какие-то телодвижения, и мы поймем, что они с Муратовым замышляют… Точнее, мы и так знаем, что, важно понять, как они намереваются этого добиться!

– Думаешь, Муратов не утихомирится? Он ведь полностью оправдан, даже место в частном секторе получил…

– Мы же оба понимаем, Володя, что это совсем не то, чего он хочет: каким бы доходным ни был частный сектор, ему не сравниться с государственным ни по финансированию, ни по престижу! Даже если бы Муратов заполучил должность в Минздраве, полагаю, он все равно попытался бы тебе отомстить: не в его обыкновении оставлять врагов в живых… Фигурально выражаясь, разумеется. А теперь заканчивай трепаться и иди сюда!

Алла с интересом разглядывала сидящую перед ней женщину. Она казалась полной противоположностью Инги Цибулис: и как Батрутдинова угораздило выбрать в любовницы онколога, в то время как его жена настолько привлекательная особа? Регина Батрутдинова соответствовала своему королевскому имени. Ей было чуть за пятьдесят, но выглядела она лет на десять моложе, и при этом своей моложавостью определенно не была обязана пластической хирургии. Возможно, Батрутдинова и не гнушалась косметическими процедурами, однако на ее гладкой, светлой коже можно было разглядеть тонкие морщинки у глаз и в уголках рта, которые выдают возраст женщины, но в редких ситуациях, как в случае Регины, не убавляют привлекательности, а, напротив, придают красоте зрелость и какую-то особую значимость. Темно-каштановые волосы Батрутдинова убрала в высокий пучок на затылке, открыв длинную шею, на которой великолепно смотрелось ожерелье из серого жемчуга. Такой же жемчуг украшал мочки ее крохотных ушей. Макияж был неброским, но отлично подчеркивал большие светло-карие глаза, гладкую кожу и полные губы. Да Тимур просто идиот, если предпочел Цибулис этой сногсшибательной красавице!