Злодей снова повернулся к Мономаху, а Денис за его спиной скосил глаза и тихонько помахал Мономаху рукой. Как ему это удалось? Значит, паренек не терял времени даром и сумел освободиться, пока он вел беседу с подельником Цибулис! Что ж, отличная новость: теперь нужно сделать так, чтобы Денис мог бежать…
– Вы ведь так и не нашли флешку, верно? – сказал Мономах, глядя в глаза убийце.
– Какую еще флешку? – насторожился тот.
– Думал, Ольга скачала информацию с компьютера Инги на телефон, да? – продолжал Мономах, решив идти ва-банк. – Поэтому ты его забрал после убийства? Только в ее телефоне ничего не оказалось!
– Брешешь, не было у медсеструхи никакой флешки, я все из сумки вытряхнул!
– И помаду?
– При чем тут помада-то?
– А при том, идиот, что помада – это и есть флешка: сам ведь говорил, что в сети сейчас чего только не купишь!
– Врешь! – процедил похититель, однако уверенности в его голосе поубавилось. – Не было там никакой…
– Уверен? – перебил Мономах. – А вот Суркова ее нашла! Там все – и про махинации твоей Инги, и про убийство Полины… и, может, даже про тебя: как ты можешь знать, что твоя любовница не хранила на тебя компромат – на всякий случай?
Мономах понимал, что зашел далеко, и ожидал второго удара, но его не последовало. На лице похитителя отражалась нешуточная работа мысли – видимо, данный процесс был ему чужд, поэтому в нем участвовала каждая мышца его лица, словно бы помогая небольшому мозгу справляться с огромным потоком трудно перевариваемой информации.
– Позвони Инге, давай! – не унимался Мономах, улавливая за спиной едва заметные движения Дениса и боясь, как бы бандит не отвлекся и не увидел, что паренек уже практически освободил ноги от пут. – Держу пари, она не ответит, потому что либо сбежала и кинула тебя, либо Суркова ее задержала и сейчас допрашивает. Как думаешь, долго Инга продержится? Или предпочтет сотрудничать со следствием и все расскажет, да еще свалит на тебя организацию преступления, выступив жертвой, а не заказчиком?
Ничего не ответив, похититель полез за пазуху и вытащил телефон – значит, у Мономаха получилось посеять в нем зерно сомнения! Повернувшись к нему боком, бандит слушал длинные гудки, а Мономах молился про себя, чтобы Инга не ответила – ведь только в этом случае его слова сойдут за правду! Мономах не представлял, насколько далеко продвинулась в расследовании Суркова, он даже не знал, удалось ли ей заполучить флешку Ольги, и, самое главное, понятия не имел, успела ли Далманова скачать информацию с компьютера Цибулис – оставалось лишь надеяться на чудо и верить в почти сверхъестественные способности Сурковой!
Кинув взгляд в сторону Дениса, Мономах увидел, что тот медленно поднимается на ноги. До проема без дверей было метров двадцать, и паренек легко преодолеет их, если дать ему возможность и задержать похитителя хотя бы на несколько десятков секунд. Лучшего момента может и не представиться: сейчас, когда Мономаху удалось поколебать уверенность бандита в том, что ему все сойдет с рук, когда он взволнован из-за невозможности дозвониться до подельницы… Есть ли у него огнестрельное оружие? Если да, шансов почти нет, но попробовать все равно стоит!
Перекатившись на колени, Мономах собрал в кулак всю свою волю и сделал бросок вперед. Бандит стоял боком, и Мономах врезался плечом ему под колени, отчего голова его едва не оторвалась от шеи – а ощущение было такое, словно оторвалась! Не удержавшись на ногах, злодей рухнул на каменный пол.
– Беги! – взвыл Мономах, обращаясь к Денису, и парень не заставил себя упрашивать, рванув к выходу быстро, как заяц, преследуемый легавыми.
Мономах навалился на похитителя всем телом. Сильно мешали связанные за спиной руки, но он сумел на короткое время прижать его шею коленями к полу, перекрывая доступ воздуха. Мономах не обманывался на свой счет: силы неравны, ведь у подельника Цибулис руки свободны, и он воспользовался ими, как только прошел шок от падения. Его большие ладони сомкнулись на шее Мономаха, и тот ощутил, как из легких, словно из проколотого воздушного шарика, выходит воздух. Следующим движением похититель сбросил Мономаха с себя и поставил колено на его грудь. Мономах почувствовал, как затрещали ребра.
– Надеешься, Дениска сбежит, да? – проревел злодей. – Ну и пусть, для тебя это ничего не изменит! А его я найду, можешь не сомневаться: куда ему деваться-то? Ни родных, ни друзей, и я знаю все места, где он может появиться! Бабок у него нет, так что…
Но Мономах уже потерял способность слышать голос убийцы: его легкие опустели, в ушах зазвучал колокольный звон, а в голове вертелась только одна мысль: только бы Денис успел добежать до людей, до телефона… Она вертелась все медленнее, и медленнее, и медленнее, растворяясь во всепоглощающей и все уничтожающей боли…
* * *
Лежа в палате VIP, Мономах с удовольствием ощущал ломоту в руках и ногах – это означало, что они целы и вскоре окончательно оправятся от потрясения. С ребрами дела обстояли хуже: судя по саднящей боли в грудной клетке, от которой перехватывало дыхание при каждом, даже самом слабом движении, как минимум одно было сломано. Горло тоже болело – убийца Ольги слишком сильно давил на щитовидный хрящ, и просто удивительно, как не сломал! Тем не менее он жив, а боль приходит и уходит, как говорится в одной рекламе.
В VIP-палату Мономаха уложил Мейроян, и привилегированный пациент находился не в том состоянии, чтобы спорить, иначе он не позволил бы себе такой роскоши. Однако позже, когда Мономах пришел в себя, Севан клятвенно заверил его, что палата все равно пустует, поэтому заведующий отделением вполне может ей воспользоваться. Так что лежал Мономах со всеми возможными удобствами, если не принимать в расчет того, что он предпочел бы оказаться где угодно, только не здесь. За всю жизнь Мономах лежал в больнице лишь дважды (исключая роддом, разумеется). Ему было лет пять, и он загремел туда с ушной инфекцией. В палате, насколько он помнил, было весело, но все портила сварливая нянечка, тощая, как проволока, и злющая, как баба-яга: она заставляла детей спать днем, а он, как ни старался, не мог выполнить ее требований – ну что тут поделаешь, если даже в детском саду Мономаху приходилось изображать сон, когда на самом деле его не было ни в одном глазу! Вторично он попал на больничную койку в сознательном возрасте, когда они с братом отправились в их первую горную экспедицию на Кавказ. Самое смешное, что ногу Мономах сломал не во время восхождения, а по пути в лагерь, на почти ровной тропинке! С тех пор в палатах Мономах появлялся только как врач, и желал бы, чтобы так оно и оставалось. А так, все вокруг радовало глаз – и огромное окно (за которым неустанно орали чайки, выпрашивая у пациентов хлеб), и «плазма» на противоположной стене, и диванчик для родственников и посетителей. Но самым приятным зрелищем для выздоравливающего была сидящая на этом самом диванчике Суркова. Она выглядела прекрасно в светло-зеленом костюме, аппетитно обтягивающем ее округлости. На фоне костюма ее глаза казались еще зеленее, а короткие блестящие волосы – еще темнее. Она улыбалась Мономаху, и он чувствовал, как к нему возвращаются силы, хотя еще сутки назад ему казалось, что он никогда не поднимется с койки.
– Я смотрю, сегодня вам получше, Владимир Всеволодович, – сказала Алла, поднимаясь и деловито раскладывая на столике гостинцы. Это не были банальные цитрусовые, коих накопилась полная тумбочка: медсестры и врачи несли начальнику мандарины, апельсины и грейпфруты, а Мономаху было неудобно сказать, что ничего этого он не употребляет из-за аллергии. Правда, с утра Гурнов притащил лимончик – нарезанный тонюсенькими ломтиками и с бутылочкой армянского коньяка, которую они закопали поглубже среди других подарков до того времени, как Мономах перестанет принимать антибиотики… Нет, Суркова принесла несколько маленьких пакетиков сока с прилепленными сбоку трубочками, которые удобно пить лежа, нарезанные зеленые яблоки, груши и овощной салат в пластиковом контейнере.
