* * *
Алла через стекло разглядывала сидящую в комнате для допросов женщину. Такая комната в главном следственном управлении была единственной, и Алла «выбила» ее специально для разговора с Дарьей Гальпериной: ей хотелось как следует подготовиться, уловить настроение невестки Гальперина и, чего уж греха таить, заставить ее нервничать. По распоряжению Аллы Дарью задержали без объяснения причин. Ей пришлось приехать прямо из «ОртоДента», поэтому на Дарье был деловой костюм (очевидно, из какой-нибудь коллекции, ведь к моде, как выяснилось, невестка Гальперина питала страсть). Алла пыталась уловить в ней признаки волнения. Если принять во внимание то, что любой человек чувствует себя неуютно, когда его насильно вырывают из привычной среды и доставляют на допрос, Дарья не выглядела напуганной — разве что раздраженной.
Косвенных улик против Гальпериной достаточно, однако Алле катастрофически не хватало признания самой убийцы. Выработанное годами чутье подсказывало, что Дарья не станет себя топить — не того она «розлива»! Чтобы припереть ее к стенке, нужны железные доказательства. Оставалось надеяться, что Гальперина случайно проговорится и выдаст себя. Сделав глубокий вдох, Алла решительно толкнула дверь в допросную. При виде нее лицо задержанной вспыхнуло гневом.
— Что вы себе позволяете? — резко спросила она. — Хватаете на глазах у подчиненных и пациентов, тащите сюда… Думаете, на вас управы не найдется?!
Алла привыкла, что люди в положении Дарьи частенько используют тактику устрашения. Особенно люди, обладающие высоким общественным статусом. Поэтому она спокойно ответила:
— Во-первых, никто вас не хватал, Дарья Юрьевна. Вас вежливо попросили проехать с сотрудниками Следственного Комитета. Это обычная практика, и любой гражданин обязан подчиняться требованиям офицеров при предъявлении надлежащих документов. Во-вторых, вы, конечно же, имеете право жаловаться на ненадлежащее обращение, буде таковое иметь место. Только вам придется это доказать.
Дарья, видимо, намеревалась возразить, но передумала.
— Так вы объясните, зачем я здесь? — гораздо более спокойным тоном поинтересовалась она. И снова Алле показалось, что ее поведение не вполне соответствует поведению человека, виновного в преступлении. Хотя Дарья Гальперина могла быть хорошей актрисой и уметь отлично притворяться!
— Вас подозревают в подстрекательстве к убийству вашего свекра, Бориса Гальперина, — сказала Алла.
— Ну, знаете, это смешно! Ясно же, что Бориса убил кто-то из персонала больницы…
— А также в убийстве Ольги Малинкиной.
— Кого?
На лице Дарье появилось выражение недоумения, и Алла спросила себя, мог ли человек, не имеющий профессионального актерского образования, так здорово сыграть. Тем не менее она пояснила:
— Медсестры, которая сделала Гальперину смертельную инъекцию по вашему заказу.
— Да вы… вы с ума спятили?! — Растерянность допрашиваемой была столь очевидна, что Алла в очередной раз усомнилась в правильности своих выводов. Но она должна продолжать, иного выхода не существует. Алла выложила на стол первую улику — пуговицу от тренча Донны Каран, упакованную в пластиковый пакетик.
— Узнаете? — спросила она.
— Что?
— Это от вашего плаща, верно?
Дарья взяла пуговицу в руки, чтобы получше рассмотреть.
— Ну возможно… у меня есть похожий тренч. Это преступление?
— Ваша горничная показала, что лично пришивала пуговицу на место утерянной. А утеряна она была на месте убийства Ольги Малинкиной!
— Да я понятия не имею, о ком вы говорите! — взвизгнула Дарья. — Кто такая эта Малинкина? Я навещала свекра в больнице всего однажды, по его личной просьбе, ведь всем известно, что у нас были не лучшие отношения. Неужели вы думаете, что в тот единственный раз я свела близкое знакомство со всем персоналом отделения?!
— А вам и не требовался весь персонал — всего один человек, согласный за деньги совершить преступление.
— Я знать не знаю эту вашу… Малинкину, и вы не сумеете связать нас, как ни пытайтесь!
— Малинкина звонила вам в ночь смерти Гальперина. Видимо, чтобы отчитаться о выполнении задания?
— Никто мне не звонил, а ночью я сплю! Я узнала о смерти свекра утром, как и вся остальная семья.
— И вы сразу поторопились в больницу за вещами покойного?
— А что в этом странного?
— Сами же сказали, что находились с ним в напряженных отношениях, — развела руками Алла. — Кроме того, у Гальперина были более близкие родственники — к примеру, его вдова…
— Не смешите меня, Инну интересовали только деньги Бориса!
— А вас, значит, интересовал его глубокий внутренний мир? Кстати, не подскажете, куда делся планшет вашего свекра?
— Я уже говорила вашим сотрудникам, что не находила планшета среди вещей. Скорее всего, его спер кто-то из персонала: эти медсестры и врачи готовы утащить все, что плохо лежит — с их-то копеечными зарплатами! Да и зачем мне планшет Бориса, когда я могу купить себе любой, самый дорогой и навороченный?
— Ну да, особенно сейчас, когда вы стали единственной наследницей, — усмехнулась Алла.
— А-а, так вот в чем дело! — Лицо Дарьи просветлело от осознания того, что она, наконец, поняла причину своего нахождения здесь. — Все из-за того, что Борис оставил мне наследство? Так я понятия не имела о его намерениях — при нашей-то взаимной «любви»!
— Есть свидетель вашего с ним разговора, во время которого Гальперин предупредил вас об изменении завещания.
— Какой еще свидетель? Кто бы это ни был, ничего он вам сказать не мог, потому что Борис не говорил о завещании — да я и надеяться не могла, что он включит меня в него, ведь еще при жизни мужа Борис сделал все, чтобы мне не досталось ничего из совместного бизнеса! Воспользовался своим знанием закона, состряпал какие-то бумаги и стал единоличным владельцем фирмы, которую мы, между прочим, создавали с Ильей!
— О чем вы говорили, когда пришли к Борису в больницу накануне его смерти?
— Он глумился надо мной, как обычно! Предлагал подыскивать работу в какой-нибудь поликлинике, потому что мне ничего не достанется и я вылечу из «ОртоДента», как только он помрет. Сказал, что позаботился о том, чтобы мой сын — его, между прочим, родной внук! — не получил ни копейки из наследства.
— Вас не удивило, что свекор вызвал вас только для этого?
— Да нет, знаете ли, ничуть: это вполне в духе Бориса! Он обожал унижать людей, ставить их в дурацкое положение, показывать свою власть.
— А вы, значит, сидели и слушали?
— Нет, я высказала ему все, что о нем думала, а потом ушла. Можете себе представить, как я удивилась, узнав о последней воле Бориса?!
— Да уж, действительно!
— Но мне, признаться, плевать: главное, что фирма осталась при мне. Так на каком же основании вы меня обвиняете?
— Пока вас никто не обвиняет. Ваш официальный статус — подозреваемая.
— У вас же ничего нет, кроме этой идиотской пуговицы от тренча, который наверняка купили сотни женщин, и вранья какой-то девчонки!
— Так, значит, была девчонка? — ухватилась за слова Гальпериной Алла. — Вы признаете, что при вашем со свекром разговоре присутствовала медсестра?
— Ну была там какая-то… но она бессовестно лжет: все было так, как говорю я!
— Зачем ей лгать? — удивилась Алла. — Она ухаживала за вашим свекром, он ей платил, а с вами она даже не знакома!
— Понятия не имею! — упрямо поджала губы Дарья. — Не понимаю, как при таких слабых доказательствах вы сумели меня арестовать!
— Задержать.
— Один черт!
— Вы так и не объяснили ночной звонок Малинкиной, которую, как вы утверждаете, вы не знали.
— Я до сих пор это утверждаю!
Алла выложила на стол следующую порцию улик.
— Это — снимки с камеры наблюдения, установленной на противоположной от вашего дома стороне улицы. На них видно, что в ночь убийства вашего свекра вы выходили из дома в тренче от Донны Каран. Вы отсутствовали около часа. За это время вполне можно добраться до места встречи с Малинкиной…
