— Кто же в наше время может считать себя абсолютно уравновешенным и здоровым! А почему же, если, по вашим словам, психоделики не вызывают химической зависимости, их все равно продолжают принимать?
— Уж больно велик соблазн.
— То есть?
— Употребляющие эти вещества люди более ярко переживают события прошлого, особенно из своего детства или раннего младенчества. Это помогает им воплощать бессознательные образы в виде галлюцинаций, но — что является самым главным — действие психоделиков связано с иллюзорными неординарными способностями.
— Иллюзорными?
— Люди полагают, что в состоянии измененного при помощи этих веществ сознания они могут читать чужие мысли, левитировать и так далее. На самом деле это всего лишь их собственное воображение играет с ними такие шутки. Наиболее близко психоделический опыт походит на «странствия сознания» после смерти физического тела, описанные в тибетской Книге Мертвых. Кроме того, даже однократное употребление мескалина приводит к долговременным позитивным изменениям личностных качеств, таких, как усиление способностей к эстетическому восприятию, воображения и творческих склонностей и талантов.
— Леонид, вы говорите как человек, не понаслышке знакомый со всеми этими вещами, — с подозрением заметил майор.
— Все мы были молодыми, — усмехнулся патологоанатом. — Кроме того, разве можно что-то с уверенностью утверждать, если не пережил это сам?
Артем подавил вздох. Кадреску таил в себе массу загадок, и начать разгадывать их означало углубиться в бездонную область личности патолога, что могло стать опасным для обычного человека.
— Хорошо, — сказал он, возвращаясь непосредственно к делу. — А как насчет других? Девушки, к примеру?
— Симаковой? Никаких следов гликозидов, мескалина или ЛСД — ничегошеньки!
— Что ж… Нащупать связь между убийствами все труднее, а между тем совершенно ясно, что они должны быть связаны! Жаль, что тех бомжей кремировали!.. Насколько легко достать мескалин?
— Не думаю, что это представляет проблему — в Интернете сейчас можно найти все, что угодно, — пожал плечами Кадреску. — Кстати, насчет бомжей.
— Да? — встрепенулся Карпухин.
— Я еще раз просмотрел результаты вскрытия, которые вы мне передали.
— Вы что-то нашли?
— Не знаю, насколько это может быть важно…
— В нашей ситуации под названием «полный туман» важным может оказаться все. Выкладывайте!
— Это насчет группы крови покойных. Странно, что никто не обратил на это внимания раньше, но у бомжей, которых вы нашли в «кургане», редкие группы крови.
— В самом деле? Что, у всех?
— Абсолютно, и это наводит на некоторые мысли… Хотя на какие, я пока что не понимаю.
— А у Щукина, Симаковой и Киреева?
— У Щукина и Киреева — третья положительная, у Симаковой — первая.
— То есть обычные?
— Угу. Кстати, у Киреева в крови также имелось некоторое количество гликозидов, но никаких галлюциногенов.
Майор чертыхнулся. Если бы в крови Киреева нашли следы мескалина, это однозначно означало бы связь, по крайней мере, между двумя жертвами. И тут вдруг он вспомнил кое-что — нечто, всплывшее в разговоре с Андреем и Агнией.
— Среди тех бомжей, — медленно произнес он, словно размышляя вслух, — был некий Марат Яикбаев.
— Верно, — кивнул Кадреску. — Помню такого.
— И у него тоже ведь была редкая группа, да?
— Точно. Я же сказал — у всех.
— Интересно… Спасибо, что согласились поговорить, Леонид, — внезапно заторопился майор, хотя патолог уже немного расслабился и почти перестал мечтать о том, чтобы этот назойливый человек наконец ушел. Каким-то странным образом Карпухин начинал ему нравиться. Не то чтобы Леонид наконец оценил его по достоинству, но даже он, при всем своем предвзятом отношении к органам следствия, не мог не признать, что майор скорее является исключением из правил, к которым привык Кадреску. Он слушал Леонида внимательно, делал правильные выводы и не боялся признавать собственную некомпетентность в тех областях знания, где и в самом деле являлся профаном. Он не надувал щеки и не напускал на себя важный вид, дабы окружающие прониклись сознанием значимости его персоны. Возможно, со временем они смогли бы найти общий язык?
Обо всем этом Леонид размышлял, провожая спину Карпухина пристальным взглядом.
* * *
Трофименко радовался как ребенок: у него наконец-то появился шанс доказать всем — и в том числе Артему Ивановичу, — что он действительно чего-то стоит! Ориентировка, полученная перед самым окончанием рабочего дня, гласила, что в одно из отделений полиции поступил некий гражданин, точнее, лицо без определенного места жительства и рода занятий. В этом человеке не было ничего примечательного, если не считать того, что, при общей убогости его одеяния, обут он был в дорогие ботинки от «Тестони»! Когда пришла ориентировка, майора уже не было на месте — он усвистал так быстро, что Трофименко даже не успел поинтересоваться у него насчет планов на завтрашний день. Ничего, зато теперь он по горячим следам помчится в пятьдесят четвертое отделение и повидается с бомжом до того, как Артем Иванович об этом узнает. Он предоставит ему ботинки и информацию из первых рук, и тогда Карпухин оценит его по достоинству!
Бомж ничем не отличался от класса представителей себе подобных. Он так же плохо пах, так же помято выглядел и матерился, как пьяный сапожник. Строго говоря, он не был по-настоящему пьян, скорее с похмелья, но кричал знатно, о чем Павла сразу предупредил дежурный.
— Мы попытались снять с него ботинки, — поведал он Трофименко, ведя его по длинному узкому коридору к «обезьяннику». — Что ты — он такой концерт устроил, что мы решили не связываться!
Интересно, подумал Павел, когда это чей-либо «концерт» мешал работникам полиции получить от задержанного все, что им требуется? Словно предугадав ход его мыслей, сержант сказал:
— У нас сейчас с этим строго — пальцем нельзя их тронуть, задержанных, а то, не ровен час, нарвешься на переодетых журналистов или еще что! Короче, не стали мы с ним драться, решили — вы уж как-нибудь сами разберетесь.
Трофименко вовсе не испытывал жгучего желания разбираться с задержанным, но выхода ему, похоже, не оставили.
— За что его задержали? — спросил он сержанта.
— Не поделил с собратьями мусорный контейнер у «Макдоналдса». Это ведь я заметил, что на нем ботиночки крутые, но только через несколько часов прочитал, что вы ищете какую-то похожую обувь. Не уверен, что это именно те ботинки, но уж больно похожи — по фотографии!
— Спасибо тебе, сержант, — сдержанно улыбнулся Павел, подумав о том, что Карпухин непременно похлопал бы парня по плечу и горячо поблагодарил за службу (он никогда не стеснялся выражать свои чувства, как хваля подчиненных, так и выражая им свое неодобрение). Павел же старался скрывать эмоции: его молодость и внешность, напоминавшая о румяном белобрысом старшекласснике, чаще вызывали у людей улыбку, нежели чувство уважения, как в случае с майором. Но сержант и не пытался оспаривать его авторитет, а, напротив, старался услужить.
Бомж, которого записали как Петра Евсеенко, сидел на длинной обшарпанной скамейке, вытянув ноги — без носков, зато в отличных штиблетах, тех самых, которые так подробно описали им с Артемом родители Щукина.
— Я ничего не делал! — заявил гражданин Евсеенко, едва лишь Павел переступил порог «обезьянника». — Меня ни за что задержали, и я требую адвоката!
— Может, тебе еще «поляну» накрыть и цыган вызвать? — добродушно поинтересовался сержант.
— Злой ты человек, Олег Петрович, — качая косматой головой, пробубнил задержанный, и Павел заключил из этого, что Евсеенко — частый гость в этом участке. — Прям зверь!
— Ладно, — усмехнулся «зверь». — Вы тут побеседуйте, а я пойду перекушу.
Трофименко с интересом разглядывал бомжа, который, в свою очередь, тоже буравил его взглядом маленьких водянистых глазок неопределенного цвета.
