— Я не убивал! — пискнул вконец перепуганный бомж. — Он уже мертвый был… Совсем!
— Так-так, продолжайте! — потребовал Павел. — Чем больше вы расскажете, тем больше я смогу для вас сделать. Возможно, вы и в самом деле непричастны к гибели Щукина, и тогда вам совершенно ничто не угрожает…
— Ага, не угрожает… А вдруг они ночью явятся и…
Бомж внезапно замолчал.
— Кто явится ночью?
— Они! Это у вас — теплая постель, двойные двери небось, а у меня… В чистом поле, можно сказать, ночую, без защиты!
— Вы кого-то конкретного опасаетесь? Вы знаете убийц?
— Да кто ж их не знает, вурдалаков этих?
— Кого-кого?
— Ну, этих… кровопийц, — нерешительно пробормотал Евсеенко, отводя глаза, словно ему вдруг стало стыдно за свои слова.
— Кого, если не секрет, вы кровопийцами называете, Петр Владленович? — смягчая тон, спросил Трофименко.
— Кого-кого… да их же и называю… Тут в одной газете прочитал, что вампиры разгулялись не на шутку. Думал, врут все газеты-то, а тут сам увидел, своими глазами…
— А вы, значит, и газеты почитываете?
— А что? — снова расправил плечи бомж, словно опровергая мнение о безграмотности людей, волею судьбы и алкоголя оказавшихся на улице. — Мы всегда в курсе последних событий! Правда, телик редко посмотреть удается — если только в приюте… Иногда еще передвижная «Скорая» подъезжает, и тогда можно в креслице расслабиться у экрана, пока они свое дело делают. Но прессу я регулярно просматриваю!
— Хорошо-хорошо, я вам верю, — поспешил согласиться Павел. — Но почему вы решили, что видели именно вампиров? Может, находясь под впечатлением от газетной статьи, вы среди ночи приняли желаемое за действительное?
— Ничего ж себе — желаемое! — пробубнил задержанный, обхватывая себя руками, словно он вдруг замерз. Однако в камере было на редкость душно и жарко, и Павлу даже пришлось снять пиджак, чтобы окончательно не вспотеть.
— Так, — сказал он, понимая, что Евсеенко не горит желанием продолжать разговор, — что же конкретно вы видели?
— Да ничего такого я не видел!
Но идти на попятный было уже поздновато, и бомж сам это понимал.
— Рассказывайте, Петр Владленович, — со вздохом сказал Павел, откидываясь на спинку расшатанного стула. — Рассказывайте, и вам это зачтется. В противном случае, так как на вас обнаружена обувь, снятая с трупа…
— Ладно, ладно, начальник! — поморщившись, прервал его задержанный. — Понял я — чего уж тут непонятного: если вы кого прищучили, так потом геморроя не оберешься! Короче, в тот вечер мы с Антохой…
— Что еще за Антоха?
— Кореш мой, Антон Нагорнов, — пояснил Евсеенко. — Так вот, пошли мы с ним по «ленинским» местам…
— По каким местам?
— По «ленинским»! Ну, это места такие, хлебные, где можно что-то найти. После девяти вечера из продуктовых магазинов и кафе частенько выбрасывают то, что они за день не продали. А иногда, в сезон распродаж, вот как сейчас, и одежку хорошую можно найти! Моль там чуток погрызла, нитки где-то повылезали — и покупатель ее уже не берет, а нам, сам понимаешь, не до жиру! Да и по презентациям мы не ходим, на подиуме не вышагиваем, так что…
— И что же все-таки случилось тем вечером?
— Я же и говорю — пошли мы с Антошкой…
— По «ленинским» местам — это я уже понял!
— Там, куда мы обычно в первую очередь заглядываем… В общем, есть там небольшая забегаловка, называется «Казачок». Рядом с ней — магазин секонд-хенд. С обратной стороны — помойка, и там порой можно очень неплохо прибарахлиться. Вот мы с Антохой там и ковырялись, между помойкой и домом. Тот вечер на редкость урожайным оказался, но нам помешали.
— Вампиры, что ли?
— Они самые! На мотоциклах подъехали, человека три-четыре… Хотя какие они человеки? Кровососы чертовы — вот они кто!
— Ну?
— Что — ну? Слезли с мотоциклов, болтались там, курили… Я еще подумал — скорее бы они убирались, а то проходить мимо них, знаете ли, как-то неуютно… Нам иногда здорово достается от таких вот козлов в кожанках, понимаешь? Они считают, что если ты живешь на улице и защитить тебя некому, то можно делать с тобой что заблагорассудится — избить, последнее отобрать…
— А дальше-то, дальше? — поторопил Павел.
— Что — дальше? Стояли они там, курили, трепались, а мы за контейнерами притаились. Все надеялись, значит, что уйдут они.
— Не хотели светиться?
— Точно, не хотели. А потом тот парень появился, на крутой тачке.
— На тачке?
Трофименко удивился. Если речь идет о Валерии Щукине, то никакой машины поблизости не обнаружили.
— Большая такая, черная…
Конечно — большая и черная! Кто бы ожидал услышать что-то другое?
— Вылез он, парней тех увидел и хотел обратно в тачку сигануть, да поздно было! Окружили они его и…
— И?
— И сожрали!
— То есть как — сожрали?
— Зубами, как еще-то?
— Погодите, гражданин Евсеенко. Вы хотите сказать, что видели, как эти вампиры ели жертву?
— Может, не ели. Они же кровь сосут, верно? Вот и высосали из него!
— А как вы поняли, что они сосали кровь?
— Да как… Столпились они вокруг, штуку какую-то достали металлическую. Или пластиковую? Да не видели мы — темно же, да и уж больно плотно они вокруг стояли!
— Они били жертву перед тем, как высосать кровь?
— Стукнули по башке. Но до этого они заставили его что-то проглотить.
— Проглотить?
— Да, что-то небольшое. Он не хотел, вырывался, но двое вурдалаков держали его за руки, а третий откинул его голову назад и что-то то ли всыпал, то ли влил ему в глотку. В общем, не знаю я — темно же было, говорю!
— А потом, значит, они ударили его по голове и…
— Угу.
— А с машиной что сталось?
— С тачкой-то? Да один из них за руль уселся и поехал себе, а остальные — за ним, на мотоциклах.
— Значит, угнали авто?
— Ага, конфисковали, как трофей! — авторитетно подняв указательный палец вверх, заявил Евсеенко.
Рассказав эту дикую историю, бомж надолго замолчал. Павел не находил что сказать. Самые жуткие подозрения нашли свое подтверждение, и он не представлял, как расскажет об этом Карпухину. Чутье подсказывало ему: то, что могло бы обернуться его, Павла, триумфом, превратится в большую проблему, когда майор об этом узнает!
— Слушайте, Петр Владленович, — проговорил он наконец, — а что вы с Антоном сделали, когда вампиры уехали?
— Мы… это…
Задержанный снова заерзал, словно ему стало неуютно на своем насиженном месте.
— Что — это?
— Ну, когда все утихомирилось, мы с Антохой решили посмотреть, что там с этим кадром…
— И что вы увидели?
— Увидели, что крови в нем нет — вот что!
— Как вы это поняли?
— Как, как… Что мы, идиоты неполноценные, что ли? Белый он весь был, серый даже, губы такие… синие! А вот тут, — он ударил себя ребром ладони по основанию шеи, — у него был след от укуса. Так мы и скумекали, что это вампиры были, а то, говорю же, не видели мы…
— А потом вы его, значит, ограбили? — уточнил Павел.
— Кого это мы ограбили? — возмутился задержанный. — Труп-то? Да че его грабить, он же мертвый!
— Это называется мародерством, — напомнил ему Трофименко, недовольно хмурясь.
— Ой, брось, начальник, мы ж не на войне! — отмахнулся Евсеенко. — К тому же его еще до нас обобрали — это как пить дать!
— То есть?
— Да видели мы, как они, вурдалаки эти, чуть из-за часиков его дорогих не подрались — все решали, кто их возьмет.
— И кто же их взял?
— Самый наглый, наверное, — пожал плечами бомж. — Или самый главный — кто ж их там разберет? А мы с Антохой — что: я ботиночки взял, потому как мои совсем развалились… Подумал — чего добру-то пропадать? Все равно пареньку они уже были без надобности.
— А Антоха ваш что-то взял себе?
— Ну, взял, — неохотно кивнул Евсеенко. — Хотел сначала галстучек забрать, но я сказал ему: ты че, ошалел — куда тебе такую удавку носить? Короче, он забрал пояс. Ничегошный такой поясок, кожаный. Правда, потертый слегка. У него на пряжке морда такая… тигра или, может, льва — не разглядел я толком. А больше мы ничего не брали, богом клянусь, начальник!
