– А ты? – хрипит она, запрокинув голову назад и подставляясь под мои укусы. – Чей ты, Рид? Кому ты принадлежишь?
На несколько секунд в кабинете воцаряется тишина. Слышно лишь оглушительное тиканье часов и наше тяжелое дыхание. Ты так прекрасна, Ванда, что я хочу сожрать тебя прямо здесь и сейчас. Разорвать, уничтожить и собрать заново. Только ради того, чтобы ты кое-что наконец поняла.
Ты особенная, милая. Ты почти богиня. Ты заставляешь меня чувствовать себя живым.
– Ты так и не поняла? – хищно улыбаюсь я и перехватываю ее лицо за подбородок. Притягиваю к себе ближе и выдыхаю прямо в губы: – Я твое чудовище, дорогая Ванда, и ты не в силах этого изменить. И все, чего я прошу от тебя в ответ, – верности, милая. Но ты и сама не захочешь никуда уходить, потому что мы с тобой, дорогая, одинаково сломленные. И ради такой чудесной музы, как ты, я готов утопить в крови весь мир, а не избавиться от одной глупой выскочки, посмевшей поднять на тебя руку.
Ванда вглядывается в мои глаза, шумно дышит и будто бы решается на что-то. Я вижу, как мечется ее взгляд, чувствую, как дрожит все тело с ног до головы, только вовсе не от страха. Едва заметно качнув головой, она подается вперед и целует меня сама, запустив обе руки в волосы.
И-де-аль-на.
– Ты больной, Рид, – шепчет она, разорвав наш поцелуй.
– Спасибо, дорогая.
– Это не комплимент. – Моя милая муза в один момент становится серьезной, и взгляд ее темнеет. – И из-за этого…
Договорить она не успевает – нас прерывает резкий стук в дверь, и я вновь бросаю взгляд на часы. Часовая стрелка находится в опасной близости от цифры десять, а дорогая Ванда торчит у меня в кабинете в совершенно неприемлемом виде: волосы растрепаны, на губах и шее следы от укусов и жарких поцелуев, щеки раскраснелись, а воротник блузки съехал на сторону.
– Приведи себя в порядок, милая, – усмехаюсь я тихо, прежде чем выпрямиться, поправить галстук и подойти к двери.
Выжидаю ровно столько, чтобы Ванда успела поправить одежду и пересесть подальше от профессорского стола. Ключ со щелчком проворачивается в замке, и на пороге кабинета появляется встревоженный и суетной ректор Стилтон. На лице у него написан ужас, в руках мобильный телефон, а за спиной маячит офицер полиции в темно-синей форме. Что ж, этого следовало ожидать.
– Профессор Эллиот, мне нужно, чтобы вы присоединились к коллегам в моем кабинете, – произносит Стилтон, и в его голосе слышится откровенная нервозность. – Мисс Купер нашли… О боже мой, мисс Купер нашли мертвой примерно в сотне миль от нашей академии. И…
Тут он наконец замечает Ванду и умолкает, неловко оборвавшись на полуслове. Моя милая муза скованно улыбается в ответ и подбирает сумку, словно собирается уходить. Молодец.
– Я поднимусь, как только провожу мисс Уильямс до студенческого корпуса. Она задержалась по моей вине, а до комендантского часа осталось всего несколько минут. Нам пришлось разобрать ее последний реферат по моему предмету.
Стилтон рассеянно кивает, скользит взглядом по моим не особенно-то приглаженным волосам, по искусанным губам Ванды и чуть хмурит брови, но не говорит ни слова. Если о чем-то и догадывается, то отчитывать меня не собирается. Стилтон и сам не без греха. И пусть лучше думает, что я и впрямь протащил в академию молодую любовницу, чем пытается сложить два и два, вспомнив о Хелене Браун.
– Конечно-конечно. Только постарайтесь побыстрее, профессор Эллиот, – кивает он и поворачивается к Ванде: – А вам доброй ночи, мисс Уильямс. Не переживайте, все будет в порядке. Студенты в безопасности.
О да. Моя милая муза в безопасности, потому что никогда меня не предаст. В безопасности, потому что сейчас именно она направляет мою руку. И заслуга в этом уж точно не полиции, которая когда-то отказалась ей верить.
– Пойдемте, мисс Уильямс, – хищно улыбаюсь я, когда ловлю шальные огоньки в ее глазах. – У нас осталась всего пара минут.
– Спасибо, профессор Эллиот, – скромно произносит она в ответ, но я слышу, до чего сложно ей держать себя в руках. – И спокойной ночи, профессор Стилтон.
Но мы оба знаем, что спокойной эта ночь не будет.
Творец
В просторном кабинете ректора Стилтона, больше напоминающем небольшой конференц-зал, сегодня собрался весь преподавательский состав академии. Сам Стилтон сидит во главе стола и нервно переплетает между собой пальцы рук. Профессор Мартин бродит туда-сюда вдоль высокого французского окна, остальные же предпочли молча занять свои места в креслах и с недоверием поглядывают на маячащего за спиной ректора офицера полиции.
Среди преподавателей лишь я держусь расслабленно и спокойно, если не считать легкого напряжения в плечах. Ванда осталась у себя: стоило только подойти к студенческому корпусу, как мою милую музу тут же перехватила ее рыжая соседка. До сих пор помню, какими круглыми глазами она взглянула на меня, но сказать ничего так и не осмелилась. И в последний раз, когда я посматривал на камеру в их уютной комнате, они переговаривались, сидя на кроватях. Значит, студентов пока никто не опрашивает.
Не удивительно. В местном участке прекрасно знают, что соваться в Белмор – себе дороже. Законы штата – это одно, а вот порядки, установленные богатыми родителями и их избалованными детишками, – это совсем другое. Да и в попечительском совете при академии состоит не абы кто. Чтобы хоть немного потревожить наших студентов, нужно пройти через девять кругов ада, и один из них – встревоженный и нечистый на руку Стилтон. Да и кто из нас чист? Даже медсестра Кларк, которой приходилось разве что прикрывать зарвавшихся старост после разборок с другими студентами, и та не находит себе места.
– Что вы можете рассказать о погибшей студентке? – первым повисшую в кабинете тишину нарушает именно полицейский. Я лениво поднимаю на него взгляд, подмечаю коротко стриженные волосы и пятно на воротнике форменной рубашки. Едва заметное, но достаточное, чтобы сделать вывод: если к нам и отправили детектива, то явно не самого презентабельного. И им либо хочется замять дело, либо этот человек знает свою работу лучше прочих и просто усыпляет нашу бдительность. – Мисс Джессике Купер. Как так вышло, что она оказалась в нескольких сотнях миль от академии?
Отвечать никто не торопится. Профессора переглядываются и хмурят брови, некоторые пожимают плечами, и в конце концов все взгляды обращаются к ректору Стилтону. Вперед, расхлебывай кашу, которую заварил, мистер «я позволяю дочери своего покровителя абсолютно все». Мне до смешного сложно сдерживать ухмылку и корчить серьезное лицо.
– У мисс Купер… – Стилтон делает паузу, чтобы прокашляться, но этого времени недостаточно, чтобы придумать складную историю. – У мисс Купер, офицер… Простите, я не знаю вашего имени.
– Офицер Смолдер.
– Так вот, офицер Смолдер, мисс Купер была старостой академии, у нее были некоторые привилегии. И когда она попросила о разрешении встретиться с кем-то из поклонников, я не стал возражать. Вы же сами понимаете, девушке было уже двадцать три года, я не мог запретить ей устраивать личную жизнь. Тем более до выпуска оставался всего месяц.
– И часто такое происходит, мистер Стилтон? – вскидывает брови офицер и делает пометки в небольшом блокноте. – Мне говорили, что в Белморе строгие правила.
Старик сглатывает и на короткое мгновение отводит взгляд, а затем вновь смотрит на Смолдера из-под седеющих кустистых бровей. Залысина поблескивает в ярком свете нависающей над столом люстры, и видно, как на лбу выступают капельки пота. Если кто-то в этом кабинете и выглядит подозрительно, так это Стилтон.
Я все-таки ухмыляюсь уголком губ.
– Мы смягчаем правила только для старших студентов, доказавших, что им можно доверять. У нас все-таки не школа, офицер, а университет, и учатся у нас не подростки.
– Понимаю, мистер Стилтон, понимаю. А что насчет преподавателей? – Смолдер оборачивается к нам. – Кто-нибудь знает или, может быть, видел, с кем встречалась мисс Купер в тот день? Насколько я знаю, например, мистер Эллиот тогда тоже отсутствовал в академии.
