За тяжелыми мыслями мальчик не замечал преследования. Звон проезжающих мимо трамваев заглушил скрип колес тележки безногого фронтовика. Тот, отдуваясь, перекатывался по трещинам асфальта, успевая за ходким Колькиным шагом.
В заброшенном доме на засаленном матраце с пучками соломы в прорехах лежал Яшка Анчутка. Тяжелое дыхание сипом вырывалось из обметанных губ, глаза были закрыты, волосы слиплись от холодного пота.
В больном бреду виделось ему, что он, Анчутка, гладит белый с коричневым пятном лоб их коровы Марты. Чувствует жесткие щетинистые волоски, идущие на лбу по кругу, как у человека на темечке. И заглядывает в ее мудрые, с большим черным зрачком глаза-омуты. В них было написано то, что никто никогда не мог сказать словами, но всегда стремился чувствовать сердцем. Яшка тонул в этих глазах – всегда окончательно и без надежды на спасение. И любил эту погибель так сильно, как только может любить детское сердце.
Андрюха Пельмень, сидя на корточках рядом с товарищем, вытирал краем тельняшки испарину на его лбу. Чтобы заглушить шершавый страх, он рисовал себе картины сегодняшнего дня: «Колька придет, принесет лекарства, и завтра Анчутка опять будет бегать быстрее меня. Насшибаем десять копеек, в баню сходим, намоемся, рубашки выстираем. А там и лето скоро, можно дальше жить».
Глава 5
Серая тень дома по улице Первомайской постепенно вытягивалась, косясь вправо, пока не добралась до противоположной стороны улицы и самой своей макушкой не налезла на кирпичную двухэтажку. Михан взглянул на армейские часы, купленные у знакомого барыги. Без четверти семь. Они уже должны выйти. Почему задерживаются? Он сделал последнюю затяжку, нервно смял окурок папиросы и щелчком выкинул его в сторону.
Дверь подъезда со скрипом растворилась. Вышел сначала толстый мужчина в пиджаке и шляпе, за ним его жена, нервно проверяющая содержимое сумочки. Они спешно проследовали к стоящей во дворе машине. Толстяк с раздражением отогнал шантрапу, прилипшую к окнам автомобиля, – они с женой опаздывают в кинотеатр на трофейного «Тарзана».
«Москвич» блеснул новенькими лакированными дверцами, заурчал мотором и умчался, оставив после себя дымный след. Детвора проводила его завистливо-восхищенными взглядами.
– Все. Отчалил карась со своей красноперкой, – радостно сообщил Иждивенец. – Можно брать квартиру.
Давилка стрельнул в него презрительным взглядом:
– Не время еще. Ну как вернутся.
Постояли. Иван Забодало достал из кармана карамельку и в гулкой тишине чердака стал шуршать фантиком. Ему не досталось места у маленького облупившегося окошка, и Забодало с тоской рассматривал поношенное белье, колыхавшееся на веревках перед его носом.
Михан недовольно скривился на шорох: он был домушником с десятилетним стажем, виртуозом своего дела. Всегда удачливый, он никогда не позволял себе расслабляться. К каждому мероприятию подходил сосредоточенно, по-деловому.
Когда сумерки совсем окутали двор, матери позвали детей домой, и все вокруг опустело. Стали зажигать свет в квартирах, задергивать шторы – от этого окна раскрасились уютными желтоватыми оттенками. Только три окна на четвертом этаже оставались неприветливо темными.
Давилка выкурил еще одну папиросу и кивнул: «Пора». Не говоря ни слова, четверо спустились с чердака, тихо пробежали по лестнице и вышли из подъезда дома, расположенного напротив. Иждивенец остался на шухере. Давилка и Забодало скрылись в подъезде, а Колька остановился и бросил взгляд на балкон четвертого этажа.
Он давно уже продумал, как будет взбираться наверх. Легко запрыгнул на крышу подвала, дотянулся до окна первого этажа, подтянулся и встал на подоконник. Приставными шагами перебрался до правого края окна, схватился рукой за нижнюю перекладину пожарной лестницы. Мгновение – и вот он уже переставляет ноги по ступенькам. Добравшись до крыши, Колька прошел по покатой черепице ровно до того места, под которым чернели вожделенные окна пустующей квартиры. Спрыгнул на балкон пятого, перевесился через край, повис на руках и запрыгнул на балкон ниже. На все ушло менее двух минут.
Колька огляделся, успокаивая сбившееся дыхание. Ни одна шторка в окнах не колыхнулась. Никто ничего не заметил. Все было тихо.
Он вынул из-за пазухи и натянул на руки перчатки. Только после этого достал складной ножик и поддел штапик с наружной стороны форточки. Продел нож в щель и провел снизу вверх. Защелка легко поддалась, и форточка приоткрылась. В следующее мгновение Колька ввалился на подоконник внутри квартиры. Нога задела тяжелый цветочный горшок, рассыпав землю. Парень чертыхнулся, спрыгнул на пол, прошел по квартире и открыл входную дверь. На пороге уже стояли Забодало и Давилка. Они вошли и тихо притворили за собой дверь.
Теперь можно было на минуту расслабиться и оглядеться.
– Икряная хата! – с восхищением выдохнул Забодало.
– Будет чем поживиться, – согласился Давилка.
Даже в темноте квартира радовала глаз своим изобилием. В большой комнате, по всей видимости, зале, по правую руку располагался диван на гнутых ножках с кручеными подлокотниками и витиеватой расцветкой обивки. Над ним в полстены красовался большой ковер с красными маками. В углу – журнальный столик, на котором небрежно лежала газета «Известия» и стояла вазочка с конфетами «Красная Шапочка». С левой стороны из стеклянных глазниц массивного серванта посматривала на непрошеных гостей хрустальная посуда, с трудом умещавшаяся в отведенном ей месте. Сверху стояли два бюста – Ленина и Сталина – и почему-то пасторальная пастушка в легкомысленных оборках. Рядом массивный письменный стол, украшенный большим глобусом. Но всего великолепнее была люстра – огромная, богато украшенная стеклянными висюльками под хрусталь.
– Втыкай глубже, бери больше, кидай дальше, пока летит – отдыхай, – скомандовал Давилка. Это стало сигналом к началу действий.
Забодало стал открывать по очереди все дверцы серванта и перекладывать ценное содержимое в мешок. Михан первым делом подскочил к письменному столу, где на бархатных подушках отливали мягким блеском необычные ордена. Золотой крест с изображением воина на коне, еще один серебряный на широкой черной ленте, несколько медалей и большая звезда в россыпи мелких камней. Давилка небрежным жестом смахнул награды в свой мешок вместе с бархатными подложками. После этого домушник принялся за ящики письменного стола.
Колька еще немного постоял, переминаясь с ноги на ногу. Правой рукой он нащупал за пазухой приготовленный мешок, подумал о Светке, которой досталось от пацанов и которая сидит теперь на одних сухарях, потом решительно прошел на кухню.
Сначала он принялся за комод. Но брал не все подряд, честно оставлял часть продуктов хозяевам. Им тоже надо было чем-то питаться: месяц только начался. Колька складывал в мешок баночки с крупой, сахаром и солью через одну. На нижней полке, в дальнем углу, обнаружил четверть мешка муки. Подумал, принес из зала лист газеты, свернул из него кулек и отсыпал муки почти доверху. Тщательно завернул и взвесил в руке. Маловато вышло. Проделал то же самое с другим листом газеты и, удовлетворенный, отправил добычу в мешок.
Покончив с комодом, подошел к холодильнику и потянул за ручку дверцы. От открывшегося изобилия засосало под ложечкой. Две палки колбасы, сыр, сливочное масло, кастрюля густого, наваристого борща, три банки тушенки и одна с бычками в томате. Здоровый кусок сала, завернутый в газету, источал заманчивые ароматы чеснока и специй. Но больше всего поразили Кольку давно забытые, словно ископаемые из далекой довоенной жизни, маленькие баночки с красной и черной икрой. Парень ошарашенно смотрел на две шайбочки с надписями «Икра кетовая» и «Икра зернистая осетровых рыб» и, словно глядя со стороны, отмечал, как у него сводит живот, а рука с мешком мелко подрагивает.
Тут его словно сорвало. Закусив губу и зло прищурившись, Колька с остервенением, без разбора, стал ссыпать содержимое холодильника в свой мешок. Он уже не думал о том, что до выдачи новых карточек ждать почти целый месяц. Не задавал вопроса, где хозяева ограбленной квартиры найдут себе другие продукты. Сумели же они найти эти маленькие баночки, когда вся страна голодала. Когда Яшка и Андрюшка в разрушенном после бомбежки доме в золе от костра запекали по две картофелины на брата в день и съедали их прямо с кожурой. Когда у маленькой девочки Светы среди бела дня шпана отбирала продукты, купленные на месяц… Такая обида взяла Кольку, что на глаза навернулись слезы.
