Над общей шумихой прозвучал скрипучий голос Большакова:
– Ребята, тише. Я понимаю, пионерские дела – это очень важно. Но к нам пришел участковый по очень срочному и важному делу. Ему нужно осмотреть вашу форму, подходят только мальчики.
Все зашептались, обсуждая, что же такое ищет участковый на форме школьников. Колька вдруг вспомнил отца, равнодушного и ссутулившегося, и сам ощутил, как из него, словно воздух из воздушного шара, выходит привычная энергия. Тело стало ватным, по спине побежал ручеек холодного пота. Страх разоблачения, словно чьи-то холодные пальцы, скользнул вдоль позвоночника, коснулся затылка и впился в горло, мешая дышать.
– Так, – директор окинул взглядом густую черноту актового зала с освещенной сценой. – Кажется, все. Вот только Николай остался. Пожарский, подходи сюда, ну же, поторопись, у человека работы много.
Колька нехотя, загребая носками туфель, подошел к участковому. Поднял руку и показал три целых пуговицы желтого цвета на темном сукне.
– Все на месте. – Участковый бодро развернулся, протянул руку Большакову. – Спасибо за помощь, у вас все чисто. Если увидите то, о чем я вам рассказывал, сообщите.
– Конечно, обязательно, – закивал Петр Николаевич. – Идемте, я вас провожу.
Его остановила Оля Гладкова, она с вызовом выкрикнула:
– Петр Николаевич, они ведь Пожарского выгнать хотят. Вы же не этому нас учили! Я помню ваши классные уроки про дружбу и про пионерскую поддержку, что надо помогать товарищу, если он ошибся. Я верю, что Коля может исправиться! Пожалуйста, не отчисляйте его, дайте последнюю возможность доказать, что он хороший человек!
– Так, Ольга, драму не разводи. – Петр Николаевич обернулся в дверях. – Учись доказывать свою точку зрения без крика. А Пожарского бери на поруки. Под твое пионерское слово до первого замечания! Вот и сама уже будешь точно за его перевоспитание отвечать.
За дверью участковый усмехнулся:
– В наши годы учебы мальчишки не бегали жаловаться в материну юбку. Бились на пустыре стенка на стенку своими районами, а потом братались и гоняли на великах нырять ласточкой в Москву-реку на Воробьевых горах.
Большаков вздохнул: каждый год находится вот такой хулиган. Работал он здесь уже больше десяти лет, по здоровью не попал на фронт, но искренне заботился о сотнях ребятишек, оставшихся без отцов. В силу мягкого характера не любил Петр Николаевич отчислять из школы, вот так рубанув сплеча. К чему портить жизнь подростка, который увяз в жизненных трудностях? Сколько он их уже видел, насупленных и злых на весь мир. За колючей грубостью рослых усатых прогульщиков и хулиганов ему всегда виделся маленький первоклассник, робкий или, наоборот, живой как ртуть, каким он запоминал их в первый год обучения.
А участковый все рассуждал:
– Хорошо вам тут, один мальчишка другому тумаков надавал. А мы вот убийствами занимаемся. Это не детские шалости рассуживать. Ладно, спасибо еще раз, если заметите ученика без пуговицы, сразу звоните в отдел.
В актовом зале в этот момент разгорались жаркие споры. Пионервожатая громко пререкалась с дамочкой, что ругала методы школьного воспитания. Старосты шумно обсуждали приход участкового, а Оля упрямилась перед подругой, которая морщила презрительно нос в сторону молчащего отчужденного Пожарского. Школьница восклицала в сердцах:
– Да ты даже не выслушала его, ему надо дать рассказать правду! Пускай тоже расскажет, как дело было, наказать всегда можно успеть!
– Пускай, пускай, чего он молчит, твой Пожарский?
Они закрутили головами, ища в темном пространстве крепкую фигуру Николая, который вроде только что стоял с опущенной головой среди рядов кресел в полутьме зала.
А Колька брел по школьному двору под сотнями пытливых взглядов и окон классов. Ему казалось, что ощутимо, как зловонный запах, тянулась за ним черная полоса: Пожарский – сын дезертира, вор, бандит. Ему хотелось бежать, кричать, дать кому-нибудь в прилипшее к стеклу лицо, но привычная выдержка удерживала его от драки. На плечи давила будто груда кирпичей, грудь с трудом поднималась от удушливой свинцовой тоски. Сил говорить у него не было, в школу возвращаться смысла нет: никому он здесь не нужен. Больше нет надежды вернуться к прошлой нормальной жизни, стать прежним Николаем Пожарским.
Глава 7
Его приостановил мелодичный оклик:
– Коля, стой!
От белого здания школы бежала со всех ног Оля Гладкова.
Он не остановился, наоборот, зашагал еще быстрее. Внутри полыхнуло от возмущения: «Вот только этого не хватает. Нашлась спасительница, ничего не знает про него, а туда же – брать на поруки! Всегда была такой задавакой, больше всех ей надо. Староста класса, медалистка, отличница, всегда в чистой форме с белоснежным воротничком и манжетами. Да что она знает о моей жизни, исправлять вздумала. Ничего ей не надо, так же как и другим. Просто перед всей школой хочет выпендриться, какая она хорошая».
Из дверей после звонка выплеснулась живая волна, бурная и крикливая, выкатилась из школы во двор. Мальчишки, побросав портфели, лупили ногами по потрепанному мячу. Девочки засвистели прыгалками, только взлетали вверх ленточки, косички, передники. Малышня носилась с криками по траве, выплескивая бурную детскую энергию.
Колька с хмурым видом большими шагами торопился вдоль забора, не обращая внимания на крики, несущиеся в спину:
– Пожарский! Коля! Стой!
– Вот пристала на мою голову, – проворчал он под нос и прибавил шагу. Но сзади его уже нагонял стук легких туфелек.
– Коля, я тебе кричу, кричу, а ты меня не слышишь. – Оля задохнулась от быстрого бега. – Ты чего убегаешь? Я же помочь тебе хочу! – в ее голосе звенело отчаяние.
– Чем помочь? Перевоспитать, а потом на собрании дружины хвастаться, какая ты молодец?! Я тебе не золотая медаль, Гладкова!
– При чем тут медаль? – Оля еле поспевала за широким шагом парня. – Я не для медали стараюсь и не ради хвастовства. Мы же с тобой с первого класса вместе, я знаю, какой ты хороший. Всегда помогаешь, ни с кем не дрался и не воровал. Наоборот, всегда мальчишек разнимал, угощал меня конфетами. Я же помню.
От ее слов Кольку обдало горячим стыдом: «Куда пропал тот хороший мальчик?! Как из пионера и мушкетера превратился он в форточника, на чьих глазах сегодня ночью убили беспомощного человека? Как докатился он до позорного бегства от милиции ночью по крышам…»
Николай замедлил шаг. Ну чего он взъелся на девочку? Она ведь не догадывается, в каком болоте он погряз.
Оля, обрадованная успехом, зачастила:
– Ты не обращай внимания на Лидию Михайловну и совет дружины, им бы только собрания проводить. А я тебе искренне хочу помочь, по-настоящему. Я совсем не осуждаю тебя, наверное, есть причины, почему ты на мальчиков из соседней школы напал и продукты на месяц чужие съел.
Колька уже почти раскрыл рот, чтобы проговориться Оле, как приключилась эта дурацкая история. Но она неосторожно продолжила:
– Ты для меня всегда товарищем останешься, мне все равно, что у тебя отец – дезертир и что ты с шестиклашками учишься. Я понимаю, что нелегко, от этого ты и злишься.
Девочка осеклась, поняла, что второпях надавила на больное место. Да так неаккуратно, что от ярости лицо парня превратилось в застывшую жуткую маску.
– Отвали, Гладкова, чтобы я не видел тебя больше рядом, убирайся к черту, воспитательница нашлась, – просипел он чужим, осевшим голосом.
– Коля, я не то сказала, я же хотела как лучше… – Оля залепетала, растерявшись. Какую же глупость она ляпнула!
Но бывший одноклассник ее уже не слушал. Он сиганул через ограду, нырнул в незнакомый двор, только бы не видеть красивое лицо Оли, ее растерянный взгляд. Парня колотило от слов девочки, будто влепила она ему звонкую пощечину.
Он шел, не разбирая дороги, ни домой, ни в заброшку ему не хотелось. Нет для него места, где можно передохнуть от навалившихся забот, без лишних вопросов и разговоров. Еще и красавица Оля как назло пристала к нему со своим перевоспитанием.
