– Непростая ситуация, Оля, – поддержал ее Петр Николаевич. В коридоре уже раздавались крики и смех первых учеников, но он не спешил сворачивать разговор. – В таком возрасте закладываются основы человека, и важно не сломать его веру в хорошее. Знаешь такое выражение: «добро должно быть с кулаками»?
Оля покачала головой – не слышала.
– Я тебе расскажу историю, а ты сама делай выводы, как взрослая. Договорились? – Петр Николаевич отошел к окну, посмотрел на школьный двор, по которому уже тек к высокому школьному крыльцу тонкий ручеек школьников. – В старших классах все ребята пробуют курить. – Он перехватил взгляд девушки и лукаво улыбнулся. – Не пытайся меня убедить, что твои одноклассники этого не делают. Это плохая привычка. Кто-то пробует и больше к папиросам не прикасается, а кто-то смолит всю оставшуюся жизнь, зарабатывая болячки. Я попробовал курить в седьмом классе. Очень рано. Но так хотелось мне пофорсить перед одноклассниками. Здоровьем и силой я никогда не отличался и решил тогда, что это поможет выглядеть в их глазах более взрослым. Папиросы я таскал у своего деда. Тот по старости уже не замечал пропажи. Но зато ее заметил отец. Он не стал меня уговаривать или читать нотации. Купил пачку и заставил выкурить ее всю за один раз. Ох и плохо мне было тогда, двое суток тошнило. С тех пор на табак смотреть не могу. – По худому изможденному лицу директора пробежала легкая улыбка. – Обиделся я тогда на отца страшно, не разговаривал с ним долго. Представляешь? – Улыбка сменилась печальной тенью. – А сейчас, когда я сам взрослый мужчина, я ему благодарен. Что вот таким жестоким образом он отучил меня раз и навсегда от курения, не дал завести плохую привычку. Сейчас я бы сказал ему спасибо и безумно жалею, что потратил столько времени на глупую обиду.
Он вернулся к столу и посмотрел Оле прямо в глаза:
– Ты поступай как считаешь нужным. Помни, что однажды Николай оценит и поймет, что ты о нем заботишься. Через год, через пять лет – поймет и будет благодарен, что ты не осталась в стороне. Парень он молодой, самое время совершать ошибки. Главное, чтобы они не стали роковыми, не поменяли его судьбу раз и навсегда. А по поводу учебы и без Лидии Михайловны все решилось. Родители Пожарского прислали записку, что Николай пока учиться не сможет из-за болезни отца. Придется ему в следующем году снова садиться за парту в шестом классе. Если только не подготовится за лето и экстерном не сдаст все экзамены.
– Сдаст, – твердо заявила Оля. – Я с ним буду заниматься. Спасибо, Петр Николаевич, я подумаю.
В коридоре раздалась резкая трель звонка.
Петр Николаевич поспешил в мастерскую. В душе у него, помимо забот о сотнях других учеников, добавилось новое переживание – Николай Пожарский.
Оля тоже торопилась, только не на урок. Сегодня она совершит ужасный проступок – прогуляет химию. И алгебру. И даже любимую литературу. Потому что у нее есть дело более важное. Она решила найти Колю и поговорить с ним, объяснить, что она все знает и готова его защищать перед всей школой.
Альберт Судорогин тоже пропустил сегодня все уроки. Еще утром он долго репетировал перед зеркалом в ванной страдальческое лицо, набрал кипятка и терпеливо сидел на краю, опустив ноги в воду.
За завтраком бабуля сразу же обратила внимание, что любимый внучок выглядит приболевшим.
– Альберт, кушай блинчики. Твои любимые, с творогом.
– Что-то не хочется, нет аппетита, – печально протянул мальчик и специально закашлялся.
– Ох, – подскочила со своего места вторая бабушка и потрогала сухонькой ладошкой лоб Альберта. – Да он же горит огнем! И мокрый весь.
– Инфлюэнция!
– Или того хуже, – согласилась вторая. – Это все из-за раскрытой всю ночь форточки. Жарко, вот и продуло мальчика. – Она принялась вертеть внука, словно пытаясь найти у него больное место.
– Ну не надо, – слабо отмахивался Альберт. – Мне в школу пора идти.
– Никакой школы, – взвилась бабуля. – Немедленно в свою комнату, под одеяло. И никаких открытых форточек. Мы сейчас в аптеку, потом на рынок за парным молоком, медом и редькой.
Альберт застонал: только не редька с медом. Этим ненавистным способом лечили его от любой простуды.
Но бабушки были непреклонны. Они засуетились, похватали кошелки и направились на рынок, чтобы успеть купить для больного внучка самые свежие продукты.
Альберт послушно закрылся в комнате, укрылся толстым ватным одеялом и закрыл глаза, чутко прислушиваясь, когда повернется ключ в замочной скважине и послышатся шаги за окном. Как только стихли голоса, он откинул одеяло и бросился к антресолям. Одним прыжком зацепил свисающий бок потертой сумочки, покопался в ее шелковых недрах и выудил оттуда связку с ключами. Торопливо сунул их в замочную скважину – подходят.
Он бросился из квартиры, перепрыгивая сразу через несколько ступенек. Надо побыстрее отнести ключи Коле или беспризорникам, а потом успеть вернуться домой раньше бабушек…
Ольга дошла до дома Пожарских, в голове было столько слов, что нужно сказать Кольке. Возле ограды она сделала несколько робких шагов и замерла в нерешительности. На детской площадке под присмотром Николая возилась маленькая девочка. Все слова вдруг вылетели у нее из головы. Девушка застыла в тени высокого кустарника, издалека рассматривая Колю. Широкие плечи, короткие ершистые волосы, невеселый взгляд красивых голубых глаз, черные широкие брови сошлись на переносице в тяжелой складке. Ей захотелось обнять его, провести ладонью по его лицу, спугнуть тоскливую тень.
Оля вздрогнула от шумного топота за спиной, ахнула и еще глубже нырнула в зеленую гущу вдоль заборчика, так что школьное платье совсем исчезло в буйной весенней листве. Спугнувший ее Альберт с размаху шлепнулся на скамейку, протянул металлическую связку приятелю:
– Вот. Как обещал. Бежал со всех ног.
Колька метнул взгляд на безмятежную Наташку, что изо всех сил пыталась взлететь сама в небо на тяжелых качелях.
– Ты что испугался, передумал? Чего ты молчишь-то все? – бывший одноклассник всмотрелся в мрачное лицо Пожарского.
– Тише, не кричи, – одернул его Колька.
– Давай отойдем. Я это так не оставлю, ты же и меня подводишь. Ты обещал! – от досады у Альберта затряслись узкие плечи. Он ухватил друга за рукав и потащил к кустам, где засела Оля, там выпалил шепотом ему в лицо:
– Трус ты, обманщик! Я же для всех старался. Ключи украл бабушкины! А ты в кусты, да?
– Не кричи, – осек его Колька. Он мучился тем, что приходится обманывать Альберта, ему хотелось посвятить школьного приятеля во все подробности плана, что придумал Анчутка. – Сделаем все. Ведь ради правильного дела.
– Ты давай, Пожарский, не веди себя как девчонка! Решили же, что ограбим, заберем наворованные отцом продукты и раздадим инвалидам! В чем дело-то?! Все по справедливости. Мы просто накажем вора и спекулянта. Раздадим украденное нуждающимся, все по справедливости.
– И сами станем преступниками, – не удержался от замечания Колька.
Альберт нервничал, ему пора было бежать обратно, нет времени обсуждать моральные муки приятеля. Он сунул Кольке в карман связку с ключами:
– Держи. Мой отец – настоящее чудовище. Мы должны его наказать, понимаешь? Он ведь не первый год продукты ворует на базе. Думаешь, почему он не служил, хоть и здоровый как бык? Он купил все и от фронта откупился с помощью ворованных продуктов. Он меня за человека не считает, для него важны только деньги. Помоги мне, Коля. Ты же мой друг!
Колька неохотно кивнул:
– Ладно. Но только…
– Да что? Ну? – дернулся в нетерпении Альберт.
– Ничего. – Колька отвернулся. Не мог никак решиться рассказать о том, что задумал с Пельменем и Анчуткой. Его напряженное лицо было совсем близко к Оле, протяни руку – и коснешься.
Альберт взлохматил и без того торчащие во все стороны волосы:
– Все, пора мне. Завтра, в субботу, как договаривались. Я поеду с родителями на дачу. А вы ко мне домой. Ключи положите обратно, в сумку на антресолях. Коля, я надеюсь на нашу дружбу.
