Глава 5
Николай Жилятин в Главке слыл человеком «лояльным». Проводя расследование по очередному делу, он не стремился восстановить мировую справедливость и в отличие от того же Гурова, если замечал какие-то мелкие нестыковки, не придавал этому факту особого значения. Мелочь, она и есть мелочь.
Поэтому, если в очередном возбужденном деле начальство провидело некие «острые углы», которые из дипломатических соображений необходимо было «обойти», такое дело частенько попадало к Жилятину.
Узнав от Зимина, что дело по убийству в СИЗО находится в разработке именно у него, Гуров сразу понял, что это — одно из тех самых «дипломатических» заданий, где не столько важно найти преступника, сколько продемонстрировать неусыпную деятельность и «сохранить лицо».
Действительно, факт убийства в местах лишения свободы, где, по идее, должен иметь место строгий надзор и ни одно действие заключенного не должно оставаться незамеченным, — это факт весьма неоднозначный. Особенно если убийц долго не удается найти. А судя по тому, что с момента смерти Ольги Рябовой прошел уже целый месяц, а значит, жених ее был убит еще раньше, убийц в данном случае не удавалось найти долго.
Открыв дверь в кабинет Жилятина, Лев застал его сидящим за столом и что-то сосредоточенно пишущим.
— Здорово, Коля! Все трудишься?
— Не то слово, — тяжко вздохнул тот, подавая руку. — Компьютерный век на дворе, а на писанину каждый раз чуть ли не полдня уходит. У тебя как успехи? Слышал, снова кого-то из «высших сфер» разрабатываешь?
— Вроде того. Век бы не знаться с ними, с этими «высшими сферами». Я к тебе как раз по этому вопросу.
— Ко мне? — удивился Жилятин. — С чего бы? У меня «небожителей» в разработке отродясь не бывало. Все больше «грязненькое» подсовывают.
— Не скромничай. Перепадают и тебе vip-персоны, я-то уж знаю. Но сейчас я как раз по поводу «грязненького». Убийство в СИЗО, где-то месяца полтора-два назад. Потерпевшего зовут Игорь. Фамилию не знаю. Надеюсь, ты сообщишь. Есть такое в твоем списке?
— Как не быть, — спокойно ответил Жилятин. — Второй месяц с этим делом маюсь, а все конца-края ему не видно. Мутное дельце. По всему — явное убийство, а сокамерники в один голос кричат, что самоубийство. Понятно, подставляться кому захочется. Но там три ножевых ранения. Для самоубийства как-то многовато.
— Аж целых три? Они что, по ногам, что ли, били?
— Да нет, ранения в грудь. Два в грудь, одно в горло. По-видимому, третье и стало решающим. Парень, видать, здоровенький оказался. Или, может, удары были недостаточно сильные, чтобы насмерть поразить. В общем, умер он от ранения в горло.
— А причины? Как объясняют это происшествие его сокамерники?
— Говорят, что не знают. Это ведь самоубийство. Откуда они могут знать, что там человек сам себе думает? Что-то в голову вступило, настроение испортилось — вот тебе и итог. Говорят, что угрюмый он ходил, ни с кем не хотел общаться, грубил, когда с ним заговаривали. Это, кстати, возможно, и правда. Его перед этим из одной камеры спровадили уже, как раз за ссору. Так что какая-то логика в их показаниях есть.
— Но — три ножевых удара!
— Это да. С этим вопрос. Но они объясняют так, что, дескать, наверное, сил у него не хватило самого себя в сердце поразить, и, поняв, что так ничего не добьется, он решил перерезать себе горло. Там ведь костей нет, артерия рядом. Дешево, как говорится, и сердито.
— Подожди-ка, Коля! — не веря своим ушам, остановил его Гуров. — Ты это сейчас серьезно? Действительно думаешь, что так оно все и было? Что парень два раза ударил самого себя ножом в грудь и, «поняв, что ничего не добьется», завершил дело ударом в горло? Действительно так думаешь?
— Да, конечно, показания сокамерников своеобразные, но других у меня нет. Все до единого утверждают, что в ту ночь спали и ничего не слышали. Что мне, по-твоему, делать в такой ситуации? Явиться туда с разогретым утюгом и начать пытку? Я работаю с тем, что есть. Судя по отзывам предыдущих сокамерников, этот Прыгунов и сам не подарок.
— Прыгунов — это фамилия потерпевшего? Игорь Прыгунов?
— Да. На него жаловались, что он постоянно хамил, оскорблял своих соседей, пренебрежительно относился к ним, не соблюдал правила. Всем мешал. А когда делали ему замечания, вместо того чтобы изменить свое поведение, огрызался и хамил еще больше.
По тону Жилятина было понятно: он уверен, что слова его звучат очень убедительно и что он сам полностью убежден в том, что говорит. Но Гуров, помнивший отзывы Светланы и домработницы Рябовых, в речи коллеги видел лишь досадную «нестыковку».
Скромный и «ненавязчивый» парень, образ которого сложился после разговоров с людьми, коротко его знавшими, никак не вписывался в амплуа отъявленного хама и дебошира, обозначенное Жилятиным.
«Наговор? — мысленно строил догадки Лев, слушая коллегу. — Кто-то хотел предварительно создать этому Прыгунову «соответствующую» репутацию, чтобы потом проще было говорить, что «сам виноват»? Возможно. Но тогда выходит, что это «самоубийство» задумывалось загодя. Задумывалось, подготавливалось, планировалось. И только потом осуществлялось. Из-за чего столько хлопот? Кому мог так насолить этот, по-видимому, очень еще молодой и, скорее всего, послушный и неконфликтный, «правильный» парень? Вопрос весьма и весьма интересный».
— А по какому делу проходил этот Прыгунов? — спросил он. — И как вообще попал в изолятор? Подрался с кем-нибудь?
— Вот уж нет, — усмехнулся Жилятин. — Там гораздо интереснее история. Он с федеральными заказами разные ловкие штуки проворачивал, родное государство на «бабки» разводил.
— Да ну?!
— Вот тебе и «ну». И заказы-то не простые — оборонные. Круче некуда. И контроль там, и мониторинг, и все, что хочешь. А вот как-то умудрялся.
— Наверное, способный.
— Наверное.
— А в чем суть? Какая схема?
— Схема, в общем-то, не особенно сложная. Фирма брала подряды, контракт подписывался на одну цену, а фактическая себестоимость была совсем другая. Иногда просто в разы другая. Разница, соответственно, шла «налево».
— И все — этому ушлому парню?
— Да нет, наверное. Скорее всего, делился с кем-то. Одному такие вопросы решать сложно, сразу «заметят». Да и не такая уж «руководящая» была у него должность, чтобы самому все вопросы решать.
— А какая, если не секрет?
— Менеджер по контролю качества. Ведущий. Вот и привел, как говорится, сам себя. Иван Сусанин.
— А те, с кем он делился, значит, не при делах оказались?
— Выходит, что так. Сам он никаких фамилий не называл, а с повинной в таких случаях являться не принято, сам понимаешь. Да и контора эта, где он работал, — вполне солидная. Высокотехнологичное НПО, производит приборы для авиационной и, кажется, даже космической техники. Зачем репутацию портить? Была бы частная лавочка, а то ведь предприятие это с государством не просто сотрудничает, а частично даже принадлежит ему на правах собственности. Так что в раздувании скандала никто заинтересован не был. Нарушения раскрыли, виноватого нашли, так что инцидент, как говорится, исчерпан.
— Да уж, кто ищет, тот всегда найдет. А что за фирма? Как называется?
— Называется НПО «Авиаград». Только я так и не понял, зачем тебе все это? Хочешь у меня завидное дельце перебить? Так я с руками отдам. Прямо сейчас забирай, пока не ушел.
— Спасибо, своего хватает, — усмехнулся Гуров. — Просто этот Прыгунов у меня… по касательной проходит, — договорил он, вспомнив выражение Стаса. — Он связан с тем самым «небожителем», которого я сейчас отрабатываю. Точнее, теперь уже был связан. Вот я и решил разузнать поподробнее. Что за парень, как его угораздило за решетку попасть.
— Ну да, ты же у нас дотошный. Пока все косточки не обсосешь, не успокоишься. Свободного времени много?
— Мне истина дороже.
— А-а! Что ж, дело твое. Было бы желание, а так хоть за все Управление можешь работать. Мы только благодарны будем.
