– Что не так? – спросил Вианелло, идя на шаг впереди него.
Брунетти быстро спустился во двор, оттуда – на улицу. Выйдя к воде, повернул налево, к Пунта-делла-Догана.
– Франчини мертв, – сказал он.
Вианелло споткнулся, но тут же вернулся к прежнему стремительному темпу.
– Его брат позвонил из квартиры и сообщил о смерти. И сказал, что там много крови.
– Что еще он сказал?
– С ним разговаривал не я. Он позвонил в квестуру, а они – мне.
Не замечая ничего вокруг, они с Вианелло шли, нет, почти бежали.
– Боккезе должен приехать со своими людьми. Я велел Далла-Лане перезвонить брату погибшего и сказать, чтобы он покинул квартиру.
– Куда мы идем? – спросил Вианелло, словно только сейчас уразумел, что происходит.
К этому времени они уже подошли к самому краю мыса, впереди была только вода. У них не было другого выхода, кроме как вернуться к ближайшей остановке вапоретто возле Санта-Мария делла-Салюте [305] или перехватить проплывающее мимо такси.
– Я сказал, чтобы Фоа нас тут встретил, – сообщил Брунетти.
Они прошли мимо женщины с двумя псами. Один из них, яростно тявкая, увязался следом за полицейскими – развлечения ради, а не потому, что они ему чем-то не понравились. «И как, интересно, я это понял?» – спросил себя Брунетти.
– Bassi, smettila! [306] – крикнула хозяйка, и пес послушно повернулся и потрусил к ней.
Когда полицейские вышли на открытое место в форме треугольника, на самом краю мыса, Брунетти увидел пришвартованный катер.
– Фоа! – позвал он.
Водитель подошел к краю катера и протянул руку полицейским. Брунетти, а затем и Вианелло запрыгнули на борт. Фоа отвязал швартов и завел мотор. Отчалив от рива, он повернул налево, возвращаясь в Кастелло.
Полицейские остались на палубе с водителем, как будто созерцание проносящихся мимо зданий могло ускорить дело. Оба молчали, поэтому Фоа, поддавшись настроению, тоже держал рот на замке. Сирену он не включил: шум – для новичков. Зато поставил синий сигнальный маяк. Водителю удавалось ловко маневрировать в потоке других судов, пока они не свернули в канал Сант-Элена. Несколько умерив скорость и лавируя между пришвартованными лодками, он повел свой катер по гораздо более узким каналам района Кастелло. Впереди крупное плоскодонное судно сунулось было в канал, но Фоа отпугнул его одним коротким воплем сирены.
Войдя в канал Рио ди Сант-Анна, Фоа снова сбросил скорость, а когда впереди показался мост, предупредил полицейских о том, что надо пригнуться. Еще один поворот налево – и катер плавно подошел к причалу по правому берегу канала и остановился за пришвартованным тут же полицейским баркасом. Не успел водитель схватиться за канат, как Брунетти и Вианелло выпрыгнули на берег и зашагали через кампо.
На другом ее конце, на скамейке сидел с отрешенным видом мужчина. Понурив голову и сгорбившись, чуть расставив колени, он смотрел в землю. В его левой руке был зажат белый носовой платок. Когда полицейские были уже близко, мужчина промокнул глаза, высморкался, да так и застыл, уронив руки на колени. Брунетти увидел, как вздрагивают его плечи, услышал хриплые всхлипы. Мужчина снова вытер слезы, но глаз не поднял – словно не слышал приближающихся шагов.
Сдавленное рыдание, всхлипы, слезы… Мужчина стиснул кулаки, сминая ни в чем не повинный платок. Брунетти подошел к скамейке и остановился в метре от него.
– Синьор Франчини? – произнес он будничным тоном.
Мужчина снова сдавленно всхлипнул и вытер глаза.
Брунетти присел на корточки, чтобы их глаза оказались на одном уровне.
– Синьор Франчини! – повторил он, на этот раз чуть громче.
Мужчина вздрогнул, посмотрел на Брунетти и выпрямился, вжимаясь спиной в спинку скамейки. Комиссар вскинул руку, показывая, что волноваться не стоит.
– Мы – офицеры полиции, синьор! Не бойтесь.
Мужчина молча уставился на него. Франчини было около шестидесяти лет, он был в шерстяном костюме-двойке, с аккуратно повязанным галстуком – словно только что вышел из своего кабинета. На узкий лоб упала прядь редких седых волос. Глаза карие, опухшие от слез, нос – длинный и тонкий…
– Синьор Франчини! – в третий раз произнес Брунетти.
У него уже ныли колени от напряжения, пришлось наклониться и опереться одной рукой о землю. Комиссар выпрямился – не спеша и плавно, но это движение все равно отдалось болью в суставах.
– Вам помочь? – спросил он у Франчини.
Брунетти обернулся к Вианелло, замершему в паре метров от скамейки, и подозвал его к себе.
Инспектор подошел, очень медленно, и остановился – на таком расстоянии от начальника, чтобы в образовавшуюся между ними брешь мог пройти человек.
– Кто вы такие? – спросил Франчини.
Он шмыгнул носом, высморкался и снова уронил руки на колени.
– Я – комиссарио Гвидо Брунетти, а это – испетторе Вианелло. Нам только что сообщили о том, что случилось с вашим братом, и мы приехали.
Брунетти махнул рукой в сторону причала, где стояли два пришвартованных полицейских судна, как будто это каким-то образом доказывало правдивость его слов.
– Вы его уже видели? – задал вопрос Франчини.
Брунетти помотал головой:
– Нет. Мы только что приехали.
– Это ужас – увидеть такое, – сказал Франчини.
– Вы брат потерпевшего? – спросил комиссар.
Собеседник кивнул.
– Да. Младший.
– Я тоже младший в семье, – сказал Брунетти.
– Это нелегко, – сказал Франчини.
– Да, нелегко, – согласился Брунетти.
– Просишь его быть поосторожнее, но все без толку!
Франчини умолк, удивленный собственной репликой, взял платок в обе руки и прижал его к глазам. Коротко всхлипнув, он опустил руки.
– Не возражаете, если я присяду? – спросил Брунетти. – Беда с коленями…
– Да-да, конечно!
Франчини подвинулся влево, освобождая место рядом с собой.
Брунетти со вздохом опустился на скамейку и вытянул ноги. По его кивку Вианелло направился к дому, но Франчини не обратил на это внимания.
– Вы приехали из Падуи? – обыденным тоном спросил комиссар.
– Да. Мы с Альдо всегда созванивались во вторник вечером. Вчера он не взял трубку, и я подумал, что лучше приехать и узнать, что произошло.
– А почему вы решили, что что-то произошло? – все так же спокойно и доброжелательно поинтересовался Брунетти.
– Потому что уже шестнадцать лет подряд мы с ним разговариваем по вторникам, в девять вечера.
– Понятно, – сказал Брунетти и кивнул, подтверждая, что, по его мнению, это было абсолютно правильное решение.
Комиссар словно невзначай посмотрел на собеседника и отметил про себя, что, несмотря на худобу, у Франчини двойной подбородок и крупные уши.
– Вы приехали после обеда?
– Я был на работе. Мы заканчиваем после трех.
– А кем вы работаете?
– Учителем. Преподаю латынь и греческий. В Падуе.
– Это были мои любимые предметы, – произнес Брунетти.
– Правда? – Франчини резко развернулся к нему, настолько приятно ему было это услышать.
– Да, – подтвердил комиссар. – Мне нравится точность этих языков, особенно греческого. Все упорядочено, на своем месте.
– А после школы вы ими занимались? – спросил Франчини.
Брунетти с искренним сожалением покачал головой.
– Боюсь, я чересчур разленился. Но до сих пор читаю итальянские переводы с этих языков.
– Это не одно и то же, – сказал Франчини и быстро добавил, чтобы не задеть ничьих чувств: – Но то, что вы читаете эти произведения, уже хорошо.
Брунетти выдержал долгую паузу, прежде чем спросить:
– Вы с братом были близки?
Франчини медлил с ответом еще дольше.
– Да, – наконец произнес он и, еще немного помолчав, добавил: – И нет.
– Как я со своим братом. – Выждав еще пару секунд, Брунетти спросил: – Насколько близки вы были?
