Игры Сушеного - Есипова Оксана

Сушёный – долговязый мужчина неопределённого возраста. Я бы принял его за молодого человека двадцати пяти лет от роду, если бы не цепкий взгляд видавшего виды «волка». По мудрости, плескавшейся в глазах, ему не меньше пятидесяти пяти – шестидесяти лет. На вытянутом лице с высокими скулами и крючкообразным носом выделялись большие глаза цвета мокрого янтаря, которые бы прекрасно подошли к образу хорошенькой ведьмочки.

Назвать же хорошеньким Сушёного язык бы не повернулся ни у кого, но лицо хозяина «китов» поражало своим колоритом и моментально притягивало взгляды. Огромные нависшие брови невероятно подвижны, тонкие губы сливались в одну жесткую черту и почти никогда не улыбались. Как вишенка на торте, под левым глазом у Сушёного находилось странное родимое пятно, которое я долго принимал за старый шрам.

В те редкие моменты, когда Сушёный выходил в зал и, ссутулившись, неуклюже пробирался между столиками, меня не покидало ощущение, что я свидетель неумелой клоунады. Казалось, сейчас хозяин заведения расхохочется, выпрямится, лукаво подмигнет и мягкой поступью пантеры переместится в нужный угол быстро и проворно, пританцовывая на ходу.

Я не знал никого, кто мог бы похвастаться близкой дружбой или хотя бы неформальным общением с хозяином. В первый вечер, когда я ещё не особенно представлял, кто передо мной, Сушёный не просто принёс из личной заначки элитный коньяк, но и произнёс тост:

– Добро пожаловать в семью, Серый. Здесь тебе всегда рады. Ты теперь не один.

Сушёный поднёс к губам рюмку, но так и поставил её на стол, даже не пригубив. Если бы такое неуважение позволил себе кто-то другой, его никогда больше не позвали бы за общий стол. Сушёному прощали всё. Он никогда не пил и не ел в компании. Даже символически поднятый бокал считался невероятной честью, о чём мне не преминули сообщить по секрету в тот же вечер поочередно все присутствующие без исключения.

Между тем в момент тоста момент моё сердце забилось так часто, как будто я бежал стометровку. Что-то царапнуло меня, из глубин памяти выпорхнуло смутное воспоминание, но испугалось всеобщего внимания и тут же нырнуло обратно.

Проанализировав ситуацию позднее, я решил, что так бурно среагировал на старое прозвище «Серый». Так звали меня ребята во дворе в глубоком детстве, но уже в средних классах школы кличка от меня отлипла. В параллели было несколько Сергеев, но Серым на этот раз оказался не я.

Было странно услышать старое прозвище из уст Сушёного. Что ж, Серый и Серый.

С того памятного дня похвастаться мне было особенно нечем. Когда заходил в «китов», Сушёный изредка кивал, но даже такое приветствие перепадало не всегда. Я было подумал, что впал в немилость, но мне объяснили, что с невоспитанностью такое поведение не имело ничего общего. Хозяин никогда ни с кем не здоровался.

Считалось, что такое поведение Сушёного, как сказали бы айтишники, «не баг, а фича». Он держался намеренно отстранённо и холодно. Редкий кивок с его стороны расценивался знаком особого расположения, удостоившийся такой великой чести посетитель едва не лишался сознания от счастья.

При этом хозяин магической таверны всячески подчеркивал, что рад каждому. Самый ничтожный член магсоо мог рассчитывать при случае на его помощь и поддержку.

Сушёный любил повторять: «Магическая семья – моё сердце. А сердце моё – «Кит и кот». Единожды переступивший порог да пребудет здесь вечно».

Эти малопонятные слова передавали из уст в уста. Что они означали, никто толком не понимал. Я долго раздумывал об имидже Сушёного и его странном поведении. И пришёл к выводу, что, будучи серым кардиналом сообщества, он специально никого не выделял и ни с кем не сближался. Словами «пребудет вечно» он подчёркивал, что все мы присутствуем в «китах» постоянно, хотя бы мысленно, даже когда физически находимся в другом месте. Если так рассматривать загадочную фразу, умышленная невежливость Сушёного представала совершенно в другом свете.

Зачем здороваться, если все мы всё время в «китах»?

Получалось, что поведение хозяина «китов» логично поддерживало его кредо.

В одном я был уверен на сто процентов. Даже если бы хозяин магической таверны нанял лучших маркетологов столицы, вряд ли они предложили ему более удачный и запоминающийся образ.

Толкнув дверь в «китов», я с досадой обнаружил, что несмотря на ранний час, все места заняты, кроме столов красного дерева, в сторону которых никто уже и не смотрел. Громко поприветствовал коллег, так как среди обычных смертных магов правила приличия соблюдались самым скучнейшим и дотошным образом, и направился было к стойке, чтобы присесть хотя бы там, но с радостью заметил, что двое молодых некромантов как раз собрались уходить. Тогда я прихватил с прилавка тонкую витую чёрную свечу и с облегчением занял освободившийся столик.

Чёрные свечи – одна из самых странных фишек магической таверны Сушёного. В правом углу широкой барной стойки стоит огромный кожаный короб с чёрными свечами. Разложены они строго по размеру, от массивных тяжёлых до изящных витых. Каждый гость может взять ту, что ему по нраву.

Зажигая свечу за своим столиком, посетитель «объявляет», что хочет побыть один и присутствие других его не обрадует. Размер свечи пропорционален степени желаемого уединения. Самая тонкая означает, что гость просит не занимать свободные места за его столиком, но не против, если кто-то подойдёт пожать руку и перекинуться парой слов. Самая большая – к гостю не только не стоит подходить, но и не рекомендуется располагаться за соседними столиками.

Вариантов размеров ровно десять. Завсегдатаи давно научились интуитивно прикидывать, как себя вести. На моей памяти, желающие уединиться брали только самые тонкие свечи, этого вполне хватало, чтобы их покой уважали остальные. Да и то происходило это достаточно редко: чёрные свечи – удовольствие не из дешевых.

За повышенный комфорт гостям приходится платить, и немало. С момента, как посетитель берет с прилавка свечу и до тех пор, пока не возвращает на место (или же пока свеча не догорает), включается магический счётчик. Причём включается независимо от того, зажёг маг свечу или нет, то есть воспользовался ли функцией свечи по назначению. Поначалу мне показалось это несправедливым и странным, но коллеги шепнули, что плата за свечу сродни покупки клубной карты в спортклуб. Оплата обязательна, а посещать или нет тренировки – решать клиенту.

Чем больше размер свечи, тем больше повременная плата. Чем-то похоже на оплату за время в антикафе, только никаких дополнительных плюшек не полагается.

Как я уже сказал, чёрная свеча – до неприличия дорогое удовольствие, а потому мало кто из завсегдатаев пользуется этой услугой. Да и зачем приходить в кофейню, если желаешь уединения? Кроме того, нарушителей ритуала, то есть тех, кто нарушает чужие границы при зажжённой чёрной свече, ждёт суровая магическая расплата. И совершенно не важно, знаком ли посетитель с правилами. Это ещё одна из опасностей, грозящая в кофейне несведущим новичкам.

Единственные, кто не обязаны подчиняться свечному влиянию – официанты. Их не касаются запреты, они строго выполняют заказы.

Расторопный новенький официант (надо признать, обслуга, которая, строго говоря, не являлась ей в чистом виде, всегда меня выделяла) уже летел ко мне с большой чашкой капучино и сэндвичем с семгой и авокадо. Я поморщился. Капучино-то с нетерпением ждал, а вот сэндвич с зеленой мерзостью заказал сдуру, по приколу, чтобы проверить, насколько правильно новичок-официант прочитает мои мысли. «Ну что, прочитал?» – угрюмо спросил я сам себя и натянуто улыбнулся парнишке. Тот просиял в ответ и унёсся в сторону кухни.

Запах отлично сваренного кофе, который раньше ассоциировался у меня с запахом любимой Москвы, а теперь исключительно с «китами», немного поправил дело. Ничего, закажу что-нибудь ещё.

Заказать напитки и еду в «китах» можно только мысленно. Поначалу я ошибочно полагал, что официанты в «магической таверне» – крутые маги и обладают какими-то сверхспособностями. Всё оказалось намного интереснее.