Анатомия безумия - Блэр Анна

– Дейв Ирвинг, – произнес Роберт, включив диктофон. – Меня зовут Роберт Палмер, а мою коллегу Джейн Рид. Мы бы хотели поговорить с тобой о том, что произошло недавно.

Мужчина сделал паузу, ожидая хотя бы какой-то реакции от собеседника, однако тот был непоколебим. Взгляд Дейва был прикован к его собственным израненным пальцам, сжимавшим какую-то книгу. Казалось, что он оградил себя от остального мира мощной непроницаемой стеной, позволяющей спрятаться в свой собственный мир, что, вероятно, был гораздо приятнее для истощенного рассудка.

– Мы хотим помочь тебе, – продолжил детектив. – Хотим, чтобы вам тут было спокойно и хорошо, как раньше.

Дейв на мгновение замер, однако решил не отвечать. Могло бы показаться, что он не слышит детективов, однако плотно сжавшиеся челюсти свидетельствовали об обратном.

– Что ты читаешь? – мягко спросила Джейн, прервав коллегу, уже готового продолжать шаблонный прием установления психологического контакта.

Ирвинг, словно нехотя, положил книгу на стол. Девушке показалось, что она ведет беседу с маленьким ребенком, отчаянно нуждающимся в понимании и защите, однако взглянув на морщины и пигментные пятна, Джейн отчетливо осознала, что этот взрослый мужчина, выброшенный на обочину жизни. Согласно биографической справке, он провел всего два года из сорока восьми в стенах клиники. Это означало, что раньше у него была совсем иная жизни. Даже не так: у него была жизнь. И его лишили ее. Возможно, не физически, ведь он все еще мог дышать, ходить, читать, однако болезнь острым ножом отрезала существенную часть его прежнего «я». Отобрала все то, что у него, скорее всего, было раньше, включая родных, мечты, планы, свободу.

– Паланик? – осторожно продолжила Джейн. – «Колыбельная». Хороший выбор. И как тебе?

– Нравится, – словно нехотя выдавил из себя Дейв, стараясь пересилить явную хрипотцу.

– А что тебе больше всего нравится? – Джейн мягко улыбнулась.

Дейв впервые поднял голову, позволяя детективом взглянуть прямо в его стеклянные голубые глаза, из которых, казалось, выкачали все краски. Глаза Ирвинга походили на бесцветное небо, нависшее над «Фаррером»: безучастные, сероватые, таящие скрытую угрозу.

– Ты не белая, – неожиданно произнес он.

Джейн приоткрыла на секунду рот, однако тут же взяла себя в руки и склонила голову набок. Ни разу за всю жизнь никому и в голову не приходило назвать ее бледную сероватую кожу «не белой».

– А какая? – уточнила она.

– Ты не видишь, потому что ты слепая, – устало ответил он, вновь опуская взгляд, однако через секунду Дейв вскинул голову, широко распахнул глаза и улыбнулся. – Ты синяя. Синий хороший, потому что он не белый. Белый. Это цвет чистоты, цвет боли. Цвет безумия. Белый ведь повсюду: он в стенах, в той мучительной рубашке в мягкой комнате, в халатах этих тварей со шприцами вместо ногтей. Этот хитрый цвет проник даже в мои волосы, он уже во мне, потому что меня стирают. Белый душит и мешает кричать. Нельзя кричать. Слова могут быть только в моей голове, им нельзя перекатываться на язык без разрешения. Это чревато.

– Ты можешь говорить с нами, – уверенно ответила ему Джейн, убедившись, что поток речи закончился. – Мы хотим тебя понять.

– Никто не хочет понять. Они все говорят и говорят, как мыши. Мыши грызут мои ногти, потому что в них нет шприцов. И вы тоже без шприцов, съели? – он широко улыбнулся, зажав меж зубов нижнюю губу. – До вас тоже мыши доберутся. И сгрызут на полдник.

Джейн испуганно сжала край стола и бросила быстрый взгляд на коллегу, будто он мог помочь ей.

– Мы хотели с вами поговорить об одном случае… – начал Роберт, однако его прервал всплеск смеха, сопровождаемый ярым мотанием головы.

– О, какая мышеловка. Я с пурпурными не разговариваю! – довольно произнес Дейв, снова расплывшись в своей улыбке.

– А с синими разговариваете? – с надеждой спросила Джейн.

– С синими разговариваю. Синий… Что хотели, получили? Я вам пакетик оставил там, с подсказочкой. Берите и бегите. В мышиные норы.

– Какой пакетик?

– С луком. На синем фоне, – многозначительно усмехнулся Ирвинг. – Как светофор. Все, что черное было, я вытер, а белое не смог. Подотрите сами, пожалуйста.

– Эрика Фисбера знаете? – Джейн придвинулась ближе, вглядываясь в лицо пациента, что вмиг омрачила гримаса ярости.

Однако эмоции смылись также быстро, как и появились, уступив место прежней апатии и отстраненности.

– А что вы мне, фотографии положите, я вам историю и нарисую. Буду показывать и говорить, вот, дети мои…

Впервые в жизни оба детектива и не знали, что говорить. Переглянувшись, они одновременно потянулись к папке, где хранились распечатанные фотографии. Роберт одернул руку и кивнул коллеге.

– Подарочки тоже занесли, а? – засмеялся Дейв, сжимая книгу.

Джейн молча придвинула к Ирвингу несколько фотографий. Первая была взята из личного дела Эрика Фисбера, а на второй был распечатанный скриншот записи камеры видеонаблюдения. Дейв внимательно рассматривал снимки, водя над ними пальцем с изрядно отросшим ногтем. Внезапно мужчина подхватил снимок Эрика и поднес его к лицу, втягивая воздух носом. Роберт приложил все свое самообладание, чтобы сдержать эмоции.

Резким движением Дейв засунул фотографию в рот и принялся с силой жевать ее, прикусывая язык. Джейн вскочила со стула, отходя к стене, а Роберт кинулся вперед, хватая больного за руки. Однако удержать шизофреника в острой фазе оказалось не так просто. Палмер бы и не подумал, что в таком тщедушном теле скрывается неимоверная сила. Иривнг оттолкнул детектива и выплюнул фотографию на стол. Окровавленная, пенящаяся слюна растеклась по деревянной поверхности и капнула вниз.

Жаклин уже бросилась за дверь, где ожидал санитар. Дейв коротко оглянулся через плечо, а затем взглянул прямо в глаза Джейн.

– Я тоже теперь белый, – сказал он и с силой ударился головой о стол.

Несколько санитаров вбежало слишком поздно, когда смеющийся Дейв уже рисовал пальцем узоры из собственной крови на столе. Джейн вжалась в стену, задыхаясь от переизбытка кислорода, от которого жгло горло и грудь.

Один из санитаров вколол что-то в шею мужчины, после чего тот явно начал затухать прямо на глазах. Мужчины подхватили Дейва под руки и оттащили в коридор.

Все это произошло так быстро и стремительно, что у детективов даже не было времени среагировать. Роберт наклонился к краю стола, испачканному в крови и слюне, чтобы посмотреть, что же Ирвинг старался так отчаянно нарисовать за секунды до дозы транквилизатора.

Это был вовсе не рисунок, не бессмысленный узор. Это было единственное слово.

«Ложь».

4. Чайки не боятся высоты

Natura abhorret vacuum[(лат.) Природа не терпит пустоты]

Джейн забивала легкие свежим морозным воздухом, подпорченным запахом табачного дыма. Роберт сидел рядом со своей коллегой на бетонных ступенях, ведущих в одно из административных помещений во внутреннем дворике.

Детективу раньше казалось, что курит он по инерции, больше не ощущая острой потребности в никотине, однако после последних событий его мнение кардинально изменилось. После допроса Дейва Ирвинга ему хотелось лишь достать сигарету и сделать первый вдох, чувствуя, как табак горечью жжет горло. Так Роберт глушил стресс и абстрагировался от реальной жизни, давая себе возможность несколько минут посидеть на улице в полной тишине.

– Что это было? – наконец нарушила молчание Джейн. – Все шло нормально, пока он не увидел фотографию Эрика.

– Знаешь, изначально все не шло нормально. Я не понял ни слова из того, что он сказал, и не вижу смысла даже пытаться, потому что это бред.

– Жаклин сказала, что Дейв проявлял агрессию ночью. Это от него у нее остался синяк.

– Отлично, – пробормотал Роберт. – Просто потрясающе. А предупредить нас никто не хотел? Как мы можем делать свою работу, если ни камер, ни показаний свидетелей, ни заключения криминалистов нет? Мы даже не можем отталкиваться от мотива, потому что любой из этих психов вполне мог совершить убийство просто из-за того, что ему так сказали голоса в голове или бредовые идеи.