Танцующие наяды - Антонова Наталия

Все дело было в том, что выращивание клубники и ее сбор Дон считал занятием бесполезным. Ну на самом деле, разве хоть один здравомыслящий кот станет выращивать, собирать и тем более есть клубнику? Нет, конечно! Ведь она кислая! Но еще более удивительным, с точки зрения кота, было то, что люди не просто ели ягоды свежими, они еще и варили их в сахаре, так сказать, запасали впрок! Называли они готовое варево незамысловато – варенье!

Если сварить ягоду в сахаре, она, конечно, становится сладкой. Но чем сладкая ягода лучше кислой? До поры до времени это оставалось для Дона загадкой, но однажды он услышал, как один заядлый рыбак втолковывал своему малолетнему сыну, что на рыбалку нужно брать с собой не попкорн, а червей, так как их любит рыба! Отсюда Дон сделал вывод, что каждый имеет право лакомиться тем, что ему по вкусу. И если ты любишь этого кого-то или хочешь расположить его к себе, то не нужно мешать ему делать то, что он делает для своего удовольствия и пользы. Вот он и не мешал Морису и Мирославе собирать клубнику, а потом нести ее домой и варить из нее варенье. Но и помогать им в их занятии он не собирался. Лучше потом, когда они переделают все свои дела, он примостится рядом с ними и будет ублажать их слух своим божественным мурлыканьем. То, что пение кота умиротворяюще действует на людей, он знал не понаслышке, а по своему личному опыту. В мире стрессов и страстей незамысловатое кошачье мур-мур целебнее всех, вместе взятых, медицинских препаратов от нервов. Долой антидепрессанты и снотворное! Да здравствует котолечение! Если бы люди были так же мудры, как коты, то они давно бы открыли в каждой городской поликлинике кабинет, в котором лечение проводили бы коты и кошки.

А он, Дон, здоровье обитателей коттеджа сбережет сам. Они, кажется, даже и не догадываются, что именно благодаря ему, Дону, в их доме царит аура гармонии и благополучия.

И пусть себе не догадываются, лишь бы были счастливы.

Глава 6

Приехавшая в больницу Янина Аркадьевна Гусинкова тотчас кинулась к главному врачу, успев походя переполошить почти весь младший медицинский персонал.

– Моего мужа немедленно в отдельную палату! – закричала Янина, без стука ворвавшись в кабинет главного врача и шлепнувшись на кресло напротив него.

– Вы, собственно, кто? – спросил седой широкоплечий мужчина, подняв на посетительницу слегка близорукие серые глаза.

– Я Янина Аркадьевна Гусинкова, – гордо заявила она, – жена Геннадия Ипполитовича Гусинкова! Вы что, не знаете, что у вас лежит мой муж?!

Ее брови надломились и картинно сошлись на переносице.

Правый уголок губ главного врача дрогнул в едва заметной иронии.

– У нас много кто лежит, – ответил он ей бесстрастно.

– Но мой муж… – Янина чуть не задохнулась от негодования. – Да вы знаете, кто мой муж?!

– Гражданка Гусинкова, – голос главного врача стал сердитым, – перестаньте бесноваться!

– Да как вы смеете!

Проигнорировав ее восклицание, главврач продолжил:

– Идите в одиннадцатую палату. В ней и лежит ваш муж. – Увидев, что женщина буквально раздувается на его глазах, добавил: – Успокойтесь, лежит он в полном одиночестве.

Когда она уже ухватилась за ручку двери, добавил:

– Я бы на вашем месте сначала отправился в ординаторскую и поговорил с Владимиром Семеновичем Глушаковым.

– Кто это такой? И зачем мне с ним говорить?

– Это лечащий врач вашего мужа. До свиданья, гражданка Гусинкова.

Янина, вылетев в коридор, понеслась на всех парусах в ординаторскую, куда тоже ворвалась без стука.

– А где метла? – пошутил совсем молодой доктор, увидев ее.

– Какая еще метла? – переспросила оторопевшая Гусинкова.

– А разве вы не на ней прилетели? – продолжал улыбаться он.

Янина хотела вылить на голову смельчака целую бочку своей ярости, кипевшей в ней как смола, но не успела. Молодой доктор, особо не церемонясь, взял ее за руку, подвел к какому-то шкафу, открыл его.

Янина уж было подумала, что он маньяк и хочет запереть ее в этом шкафу. Но нет! На двери открывшегося шкафа было большое зеркало, и она увидала в зеркальной глубине особу с перекошенным лицом, сверкающими глазами и, главное, с растрепанными и местами спутанными волосами.

– Кто это? – спросила она, оторопев.

Доктор улыбнулся и посоветовал не без иронии:

– А вы присмотритесь лучше.

– Не хотите ли вы сказать, что это я? – не отдавая себе отчета, проговорила Янина.

– Ну не я же, – развел руками доктор.

– У вас есть расческа? – спросила женщина, только сейчас спохватившись, что в спешке она оставила свою сумочку в машине.

– Есть, – кивнул он и достал какую-то щетку.

Янина заметила на щетке два светлых волоска и стряхнула их на пол.

– Чья это щетка? – спросила она сердито.

– Марусина, – ответил доктор безмятежно.

Но Янина его уже не слушала, она тщательно вычесывала волосы, приводя себя в порядок.

Когда отражение в зеркале наконец-то показало ее в полной красе, Янина удовлетворенно кивнула и вернула доктору щетку, насмешливо проговорив:

– Поблагодарите от моего имени вашу медсестру.

– Маруся не медсестра, – ответил доктор и хотел еще что-то сказать, но Янина оборвала его:

– Пусть фельдшер, какая разница!

Доктор не стал возражать.

– Мне нужен Владимир Семенович Глушаков. Где вы тут его скрываете? – Янина демонстративно обвела взглядом комнату, не оставив без внимания ни одного угла.

– Никто его и не думал скрывать от вас, – вздохнул молодой доктор. – Вот он я, перед вами.

– Вы Владимир Семенович Глушаков? – не поверила своим ушам Янина.

– Я, – подтвердил он. – Почему это вас так удивляет?

– И вы лечите моего мужа?!

– У меня несколько пациентов, – ответил врач спокойно.

– Я Янина Аркадьевна Гусинкова! – снова перешла она на повышенный тон.

– Так Геннадий Ипполитович Гусинков и есть ваш муж? – проявил догадливость Глушаков.

– Наконец-то до вас дошло! И что вы мне можете сказать?!

– У вашего мужа был тяжелый сердечный приступ, но нам удалось его купировать. И теперь ваш муж желает выписаться из больницы под расписку, хотя я порекомендовал бы ему пройти полный курс обследования и лечения.

– Так не выписывайте его! – топнула ногой Янина.

– К сожалению, я не могу насильно удерживать в стационаре взрослого человека, – развел руками молодой доктор.

– Ничего, я сама сейчас с ним разберусь! – заявила Янина и направилась к двери.

Но та сама неожиданно распахнулась. В комнату грациозно вплыла белоснежная особа с голубыми глазами.

– Кто это? – отступая назад, спросила Янина.

– Это Маруся.

– Но она же кошка! – взвизгнула женщина.

– Да, – улыбнулся врач, – имеет честь таковой быть. А вас, Янина Аркадьевна, я прошу, – врач сложил руки на груди, – даже заклинаю никому не говорить о Марусе. За ней скоро заедет дочь нашей старшей сестры и заберет ее домой.

– Но кошкам же нельзя!

– Именно поэтому я и прошу вас, – доверительно улыбнулся доктор.

Янина с досадой махнула рукой и помчалась в палату к мужу. Когда она ворвалась, Геннадий Ипполитович разговаривал с кем-то по смартфону.

Увидев боковым зрением жену, он сделал ей знак подождать. Жест мужа был непривычно властным, и Гусинкова присела на край кровати мужа.

Из отрывков разговора Янина не могла понять, с кем он разговаривает. Хотя ей почти сразу же стало понятно, что разговор касается гибели ее пасынка Павла. Потом она решила, что муж беседует с тем полицейским, что приходил к ним и расспрашивал ее о Павле. «Может, это тот самый маленький следователь, – подумала она. – С такой чудной фамилией – Наполеонов. Ах, как он смотрел на меня!» В голове Янины приятно зашумело. Гибель пасынка ее нисколько не взволновала. Она даже обрадовалась ей, хотя признаться в этом не решалась даже самой себе. А вот болезнь мужа ее страшила, в ее планы не входило оставаться вдовой. Янина не была дурой, она прекрасно понимала, что без мужа она потеряет контроль над бизнесом. И потом, по-своему она любила мужа. Он устраивал ее во всех отношениях, кроме одного… Но этот недостаток с лихвой восполнял ее молодой любовник. Правда, не так давно она заподозрила, что пасынок догадывается о ее изменах его отцу. Это не на шутку напугало Янину. Она даже прекратила на какое-то время свои встречи с любовником. Но Пашка продолжал делать ей весьма нескромные намеки. Янину это бесило. Но послать его на все четыре стороны она опасалась. Потом Павел попросил у нее значительную сумму денег, якобы за молчание.