Тайны дубовой аллеи - Фелл Дж. В.

Токслей взглянул на него с искренним недоумением:

– Интересно, чего такого «плохого» я мог про вас рассказать?

Веттели отчего-то смутился:

– Ну… там, на фронте было много страшного.

– О-о! Вы это так воспринимаете? – Теперь лейтенант смотрел на своего бывшего командира с сочувствием, как на человека не вполне здорового. – Да, нелегко вам живется на свете, капитан!

– А как же еще это воспринимать?

– Вообще-то подавляющее большинство считает, что «там, на фронте» мы совершали подвиги, – ответил лейтенант сухо.

– Возможно. Но мы-то с вами понимаем, что это не так. – Веттели стало грустно. Лучше было вовсе не начинать этот разговор. Будто окопной гарью потянуло. – Думаю, когда-нибудь кто-нибудь призовет нас к ответу за все, что мы творили. Может, боги, может, какие-нибудь тайные силы, не знаю…

Реакция Токслея была неожиданной – он расхохотался:

– Что? К ответу? Вас? Да не смешите меня, капитан! Сколько вам было, когда застрелился ваш отец? Восемнадцать исполнилось, нет? Если бы вы в ту пору не командовали взводом в восточных колониях, а оставались на родине, вам бы назначили опекуна. Ребенком вы были бы, мальчиком вроде тех, что мы сейчас учим. И вы хотите взять на себя ответственность за все ужасы войны?

Да, с такой позиции он свое положение еще не рассматривал – в голову не приходило. Некоторое время Веттели молчал, стараясь переварить услышанное и представить свою жизнь «если бы». Но вместо этого воображение нарисовало забавную картину, как командир их роты, капитан Стаут, отдает лейтенанту Веттели приказ составить схему дислокации противника, но тут вдруг объявляется опекун в черном смокинге, в цилиндре и с тросточкой: «Э, нет, господа! Молодой лорд Анстетт не может идти в ночную разведку. Он еще не достиг совершеннолетия!»

– …Не забивайте голову ерундой, капитан, это не доведет до добра. Мы с вами просто выполняли приказы. И если уж вы не были героем в этой войне, тогда я вообще не понимаю, что такое «герой»!

Очень легко убедить человека в том, в чем он хочет быть убежденным. Веттели стоило большого труда не поддаться гладким речам и приятным мыслям. Ведь все это – и возраст, и подчиненное положение – только отговорки, призванные усыпить собственную совесть.

Наверное, именно поэтому война не хотела его отпускать, настигала даже здесь, в идиллически-мирном Гринторпе, как ни гнал ее от себя, как ни старался забыть.

…Перед Самайном школа бурлила. Пришло известие: на шестой день праздника Гринторп почтит своим визитом королева Матильда.

Веттели был единственным человеком, кто не видел в этом ничего сверхъестественного или даже интересного: Эрчестер ее величество посещала два, а то и три раза в год – дежурное мероприятие. Но на Гринторп такая немыслимая честь обрушилась впервые, и на собрании профессор Инджерсолл высказался в таком духе, что все должны костьми лечь, но в грязь лицом не ударить.

Все как всегда: по коридорам и залам засновали ошалелые уборщики, из кухни полились ароматы, способные свести с ума даже богов, школьный хор денно и нощно разучивал торжественные гимны, бледные учителя готовили бесполезные речи, старшекурсники репетировали спектакль, младшие путались в стихах.

Вдобавок нельзя и о самом празднике забывать, ведь королева королевой, а боги богами. Потому в школьном дворе высились поленницы для будущих костров, в деревенской пекарне заказывали рогатые хлебы, потому что своя кухня уже не справляется, а в кладовых громоздились корзины репы [3], яблок и орехов.

Как раз вторую часть из этого перечня, касающуюся непосредственно Самайна, Веттели очень даже любил, тоже с детства. Поэтому он бессовестно стащил из кладовой два яблока и горсть орехов – для себя и Эмили, выпросил у няни две крупные брюквы, вырезал два фонаря, опять же для себя и Эмили, и до самого праздника они прекрасно проводили время вдвоем, гуляя по парку и болтая ни о чем, благо к торжественным приготовлениям их не привлекали.

Праздник в Гринторпе умели встречать ничуть не хуже, чем в Эрчестере. Перед парадным крыльцом ярко полыхали костры, повсюду таращились огненными глазами фонари, бегали перепачканные сажей дети, трещали на раскаленных углях орехи, предсказывая чью-то судьбу.

После праздничного обеда желающие соревновались в метании дротиков – мишень приладили на стене гимнастического зала. Веттели от участия уклонился. Токслея и Саргасса избрали судьями, а первый приз взял, к всеобщему удивлению, профессор Инджерсолл.

– Хо-хо! – потирал руки чрезвычайно довольный собой директор. – Есть еще порох в пороховницах! Ведь я в юные годы был чемпионом графства, да!

Приз свой – восточные туфли с загнутыми носами и золочеными позументами, не иначе трофейные, из городской лавки колониальных товаров, – он тут же подарил побледневшему от вожделения Огастесу Гаффину со словами: «Вы поэт, вам нужнее». Интересно, подумалось Веттели, если бы победителем стал кто-то из школьников, что бы он стал делать с туфлями?

Вечером во внутреннем дворе были танцы.

Веттели как раз закончил танцевать с профессором Брэннстоун, когда кто-то потянул его за рукав. Это был друид, приглашенный из соседнего графства.

– Молодой человек, – спросил он в лоб, – вы никогда не задумывались о духовной стезе? Я ищу ученика, вы бы мне подошли.

– Никак нет, сэр! Простите, но у меня совершенно другие планы! Летом я собираюсь поступать в университет, учиться на инженера-гидравлика! – выпалил Веттели поспешно и сам себе удивился. Инженер-гидравлик! Пришло же в голову!

Друид кивнул и протянул ему визитку. На всякий случай.

Ближе к полуночи его позвала Эмили:

– Берти, идемте скорее в учительский кабинет, там есть большое зеркало, мы с вами будем гадать!.. Не бойтесь, никто ничего не скажет, там сейчас пусто, все во дворе у костров.

Гадание было простым: разрезаешь яблоко на девять кусков, восемь съедаешь, стоя спиной к зеркалу, девятый бросаешь через левое плечо, тогда в зеркале появляется изображение будущего супруга. Веттели увидел Эмили, Эмили увидела его.

– Дурачки, – посмеялась над ними миссис Брэннстоун. – Скажите спасибо, к вам не забрел мистер Шалтай-Болтай, а то вы бы и его увидели в зеркале. Гадать надо было поодиночке. Ну ничего, к следующему празднику я вас научу.

Так кончился старый год и начался новый.

… – Капитан, вы уже привели в порядок ваш мундир? – Токслей окликнул Веттели на лестнице, под мышкой он сжимал объемистый сверток. – Я везу свой в прачечную, в город. Хотите, и ваш захвачу?

– Зачем? – равнодушно спросил Веттели. – Пусть валяется как есть. Надеюсь, он мне нескоро пригодится.

– Как? Разве старик Инджерсолл вам не сказал? На церемонии встречи с ее величеством мы с вами должны быть одеты по форме. Не сказал? Значит, забыл на нервной почве, с ним такое бывает. Тащите скорее мундир, представляю, в каком он у вас виде.

Расстроенный Веттели покорно поплелся за мундиром, хранившимся скомканным в дальнем углу комода. Накануне церемонии Токслей вручил ему мундир и велел не забыть про награды.

– Инджерсолл велел. В присутствии коронованных лиц положено быть при регалиях и наградах.

– Что, при всех? – испугался Веттели.

Токслей страдальчески вздохнул:

– О боги, капитан! Неужели за несколько месяцев вы разучились одеваться по форме?!

Вечер был испорчен.

Заглянула Эмили:

– Берти, профессор Брэннстоун приглашает нас с вами на чай… ого! Это что, все ваши?!

– Мои, – мрачно подтвердил Веттели. Он сидел на кровати с унылым видом, перед ним на спинке стула висел мундир, вокруг были разложены орденские знаки, медали, ленты и наградное оружие. – Вот, скопилось за пять лет. Их все надо разместить, представляете!

– Давайте помогу, – участливо предложила Эмили.

– Да ведь нужно в определенном порядке, – жалобно возразил Берти. Он как раз тем и был занят, что этот порядок вспоминал. – Что, скажите на милость, идет раньше: «За выдающиеся заслуги» или «Дубовый лист»?