Комната лжи - Френч Никки

Она собиралась поехать на огород, но передумала. Нив знала, что однажды – и, наверное, скоро – пожалеет об этом. Частичка ее – та самая, которая наблюдала за всем и критиковала, – уже пожалела.

Нив натерлась лосьоном, намазала на лицо крем. Надела черные трусики и новый черный бюстгальтер, от которого оторвала ярлычок, – появилось легкое ощущение тошноты от тоски, опасности, чувства вины, свободы, неузнавания себя самой. Она влезла в черные джинсы скинни и любимые потертые ботинки по щиколотку, после чего порылась в ящиках и отыскала светло-серый джемпер из мягкой приятной пряжи. Маленькие серебряные серьги. Поношенная кожанка, в которой Нив проходила практически всю взрослую жизнь. Яркий шарф. Никакого макияжа: на первые встречи она еще подкрашивалась, но потом перестала. Капнула духами на запястья и за мочки ушей – терпкий мускусный вечерний аромат. Не было даже девяти утра, но время будто схлопнулось и потеряло значение. Последний штрих – браслет.

Ключи. Мобильный. Кошелек. Нив забросила за спину новенький кожаный рюкзак. Она к нему пока не привыкла: слишком блестящий, слишком много мудреных отделений, где вечно что-то теряется. Старый протянул больше пятнадцати лет, пока его не украли у нее из-под носа, когда она обедала с Ренатой и Тэмзин. Нив сняла с крюка в прихожей велосипед и выкатила его на дорогу, забралась на сиденье и ворвалась в холодное солнечное утро, чувствуя, как сердце трепещет, словно вылетевшая из гнезда птичка. Прочь.

Она колесила из Клаптона в центр и обратно так часто, что порой не замечала дороги. Ездила жаркими летними ночами в шортах и футболке. Ездила в ливень, когда руки так немели, что едва переключали скорости. Ездила на деловые встречи, на вечеринки в честь Рождества или дней рождения, на проводы. Ездила на рынки, в магазины, в ритуальные компании. Ездила, даже когда так уставала, что почти засыпала прямо на велосипеде, ездила и солнечными зимними утрами, когда ее пробуждал каждый отблеск света, каждый обрывочный звук. Ездила трезвой, ездила пьяной, ездила невменяемой, и однажды слезла с седла, потому что испугалась очень отчетливого ощущения, что летящие мимо машины с ней разговаривают.

Нив свернула за угол Хакни Даунс.

Мимо прошли двое мужчин с теннисными ракетками. Люди катили коляски. А Нив ехала в центр на встречу с любовником, хотя уже развлекалась с ним вчера вечером.

По Лондон-Филдс носилась малышня, а собаки носились за палками, которые швыряли хозяева.

Вчера она возвращалась домой в кромешной тьме, под алкогольными парами, с болезненным удовольствием и чувством вины. Дело было после полуночи – Мейбл не преминула об этом напомнить, – Нив тихонько приоткрыла дверь, сняла обувь и на цыпочках поднялась по лестнице. Зайдя в ванную, прислушалась, не разбудила ли кого, торопливо разделась и, не включая свет, снова прокралась на первый этаж – там бросила вещи в стиральную машинку и запустила ее.

Вчерашний вечер получился в своем роде прощальным: любовник уезжал на несколько дней на конференцию. Удивительно, что он выкроил несколько часов сегодня утром. Давно уже никто так не жаждал встречи с ней – срочно, в спешке, когда важна каждая минута.

У канала Нив влилась в поток других велосипедистов в блестящих шлемах и светоотражающих жилетках – все мчались в суету центра.

Ночью, забравшись в темноте в постель к Флетчеру, она ощутила, как он пошевелился и что-то пробормотал во сне, и поразилась, как он до сих пор ни о чем не догадался. Как не почувствовал даже в глубокой дреме? Ей самой чудилось, что от нее исходят электрические заряды, летят искры, обжигающие любого, кто подойдет к ней близко. Нив всегда считала, что, если она или Флетчер заведут интрижку, их брак не выдержит предательства и вся их кропотливо выстроенная за столько лет жизнь разлетится на кусочки. Но вот она изменила мужу, причем неоднократно, и ничего не случилось. Они по-прежнему мирно спали по ночам в одной постели, а утром вместе вставали; мальчишки ходили в школу и возвращались домой; Мейбл все так же донимала семью своими эмоциональными качелями – то была милой и пушистой, то впадала в ярость; Нив пока удавалось не допустить настоящего хаоса, она ездила на работу, встречалась с подругами, оплачивала счета. Жизнь текла своим чередом. Нив сравнивала это с отданным под снос зданием: кнопку детонатора уже нажали, но стены еще держатся и совсем медленно, постепенно теряют привычные очертания, дрожат, а потом с ревом рушатся, как карточный домик.

Она ехала по велосипедной дорожке и пыталась отогнать непрошеные мысли, чтобы, зазевавшись, не свалиться в канал. Как-то раз Нив такое видела. Она не знала, столкнули того человека, или он вильнул, чтобы кого-то обогнуть, или же просто задумался и не заметил выбоины на асфальте. Зато последствия она видела очень четко: мужчина в костюме стоит по колено в воде, одной рукой держась за руль, а второй – за край берега. Нив тогда притормозила вместе с другими зеваками и помогла бедняге выбраться на сушу и вытащить велосипед. Мужчина рассыпался в извинениях. Все ответили, мол, ничего страшного, но он продолжал просить у кого-то за что-то прощения. Нив хорошо помнила, как удивилась, насколько канал мелкий – всего-то полметра. Ей всегда казалось, он глубже.

Миновав канал, она пересекла симпатичные крошечные улочки за Эйнджелом, переехала через Сити-роуд, добралась до театра «Сэдлерс-Уэллс» и порулила на Теобальдс-роуд. А вот Грейс-Инн с огромными платанами. Волна предвкушения и пьянящее чувство, что никто, кроме любовника, не знает, где она. Последние несколько недель она жила словно в другой стране, где все ощущается по-другому и где не действуют никакие правила. Нив совершенно ясно понимала, что поступает плохо. Она обманывала Флетчера, но себя обманывать не собиралась.

Она проехала Ред-Лайон-сквер, и дальше ей нужно было сосредоточиться: от грузовиков, автобусов и со строек шел едкий дым, от которого она закашлялась. На светофоре она остановилась рядом с другим велосипедистом, доставщиком сэндвичей, а когда позади взревела фура, недовольно переглянулась с ним: кошмар Хай-Холборна. Загорелся зеленый, и мимо пролетело такси, чуть не задев Нив, но она наконец пересекла Кингсуэй. Остановившись на тротуаре, она слезла с велосипеда и, прокатив его по Друри-лейн, приковала к столбу. Затем глянула на свое отражение в окне закусочной.

Непримечательное кирпичное здание в маленьком переулке, скорее всего, когда-то было складом, но сейчас, как и многие другие, превратилось в жилой дом. Нив набрала код и поднялась по ступенькам. Наверху она вытащила кошелек, достала оттуда ключ, притаившийся в кармашке за кредиткой, открыла дверь и шагнула в квартиру.

– Эй, – позвала Нив.

Ответа не последовало.

– Сол!

Тишина. Наверное, ушел купить кофе или молока. Половина десятого. Она сняла кожанку и повесила на крючок возле входной двери.

Нив миновала коридорчик, шагнула в гостиную – а там внезапно оказалось слишком много такого, что нужно было осмыслить: ее словно ослепило ярким светом и оглушило взрывом, да еще отбросило ударной волной. Она попятилась, пока не уперлась в стену – хоть сколько-нибудь надежную опору.

Он лежал на спине, мертвый. Пожалуй, Нив и не понимала, что значит смерть, пока не увидела его открытые глаза. Пустые глаза. Как игрушечные, распахнутые и беззащитные. Рот у него тоже был открыт – гримаса бесконечного безмерного удивления.

Вокруг головы натекла гладкая лужица темно-красной крови. Мертвым выглядело не только лицо Сола, но и все его тело, каждая клеточка. Руки и ноги неестественно вывернуты. Правый локоть вообще подогнут под туловище, из-за чего ладонь торчит вверх. Казалось, Сол оборачивался в тот момент, когда случилось непоправимое. Он лежал в неудобной позе, и Нив захотелось устроить его по-человечески: высвободить руку, как тогда, когда они сплетались в постели, потные, задыхающиеся, и она приподнималась, чтобы он выдернул ладонь из-под ее голой спины.