Комната лжи - Френч Никки

Посудомойке оставалось работать семь минут, а стиральной машинке – две. Нив нетерпеливо сверлила глазами красненький огонек, поторапливая его погаснуть, и наблюдала, как в прозрачном окошке крутятся скомканные простыни и полотенца. Машинка завибрировала. Еще минута. Нив убрала сковороду, салатницу и ложки. Когда Сола хватятся? Когда придут его искать? От одной мысли, что кто-то вот-вот постучит в дверь, ее прошибал липкий пот.

Стиральная машинка громко пискнула, и Нив открыла люк, вытащила мокрое белье, запихнула в сушилку и повернула рукоятку – барабан завертелся. Она вспомнила о своих собственных вчерашних вещах, развешанных на веревке в саду и колышущихся на ветру.

На подоконнике в коридоре Нив заметила свои велосипедные фонари – рядом с наградой, которую на прошлой неделе Солу вручили за «инновационный подход в управлении». Модернистский кусок шершавого камня с выгравированным именем. Сол сказал, что такому место разве что в сортире, но даже туда его не донес. Нив схватила фонари и швырнула в пакет.

Теперь гостиная. Там лежал он. Он. Сол. Сол лежал там с проломленной головой и пустыми глазами, но ей все равно нужно было замести следы. Она шумно вздохнула и вошла внутрь. Поначалу Нив старалась не смотреть в сторону тела, но от этого ей стало только хуже. Она чувствовала его присутствие – темного кровавого месива и самого трупа, остывающего и коченеющего. Внезапно ей захотелось дотронуться до него, но прикасаться было нельзя – ни в резиновых перчатках, как санитар в морге, ни голыми руками, как любовница, рискуя оставить отпечатки пальцев. Она вперилась в него взглядом – в тело, которое когда-то было им, и на мгновение позволила себе обдумать другой вариант развития событий: Сол, одетый в этот серый костюм и белую рубашку, открывает дверь, берет Нив за руку, притягивает к себе, закрывает дверь, и на его лице мелькает виноватая улыбка. Они ведь оба знали, какими последствиями это может обернуться, и Нив не считала себя способной на такое. Она была женой, матерью, сотрудником компании, подругой, уже с сединой в волосах и морщинками на лице.

Наконец она отвернулась. На столике лежала картинка, которую она нарисовала, рассказывая Солу об огороде и иллюстрируя на ходу набросками овощей: кабачков, тыквы, чеснока, зеленого горошка, мангольда, свеклы. Нив смяла листок и кинула в мусорный пакет. А вот забытую книгу женских рассказов она заберет домой. На кухне грохотала сушилка. Нив обошла комнату, огибая тело, собирая вещи, пролистывая книги, заглядывая под подушки на диване. Покосилась на гору рабочих документов на столе: папки, скрепленные счета, редферновские брошюры – и решила их не трогать.

Ей вдруг вспомнилась бумажка со стихами – Сол выпросил у нее такой сентиментальный сувенир, чтобы повсюду носить с собой. Просил он одновременно и серьезно, и иронично, с искренней, пусть и немного преувеличенной страстью, и даже еще пьяная тогда от любви Нив заподозрила, что она у него не первая. Но спрашивать не стала. Зачем? С усмешкой записала единственное стихотворение, которое знала наизусть и декламировала, когда перебирала спиртного на вечеринках: «Мне от Дженни звонкий чмок: то она вскочила с кресла…» [1] Дженни было вторым именем Нив, поэтому той казалось, что эти строчки про нее. И где теперь та бумажка?

Нив вернулась в коридор и достала из плаща Сола бумажник. В резиновых перчатках искать было неудобно, но снимать их она не решилась, а потому неловко перебрала все вещи – стихов среди них не оказалось. Тут ей в голову пришла жуткая мысль: а вдруг бумажка у него при себе? Вбежав в гостиную, Нив опустилась на корточки возле тела, сощурилась, чтобы не смотреть на рану, и похлопала его по карманам, а потом и вовсе залезла рукой внутрь – сначала в пиджак, затем – в брюки. Прикасалась она к нему осторожно, но он все равно слегка сдвинулся. Он уже остыл? Конечности одеревенели, кровь свернулась? Стихов не было. Может, дома оставил, спрятал в тайничок. А полиция потом найдет, покажет его жене и коллегам и спросит, узнают ли они почерк. Или он запихал бумажку в ящик стола на работе? Там ее тоже обнаружат, и тогда все коллеги Нив узнают. Потом Флетчер. Потом…

Она встала. Может, Сол вообще выбросил бумажку.

Новое озарение. Мобильный Сола. Где он? Она нервно огляделась по сторонам. Эта квартирка служила ему неким временным пристанищем на случай, если засидится на работе допоздна или, наоборот, должен будет выходить рано утром, поэтому много вещей он сюда не привез: только книги, которые наставил на полку, стопку папок и смену одежды – а холодильник оставил почти пустым, разве что заморозил кубики льда. У Нив дома все постоянно терялось, потому что за десятилетия там скопились горы и горы хлама, но здесь каждый предмет оказывался на виду. Она осознала, что не в состоянии мыслить здраво, а ведет себя как пьяная, пытающаяся прикидываться трезвой. От этой мысли ее пронзил страх. Движения стали дергаными, руки затряслись. Кровь гулко стучала в ушах. Нив на нетвердых ногах бродила по квартире, хотя пора было уже уходить оттуда. Причем побыстрее. Каждая секунда на счету. Что осталось? Стирка. Точно. Она пулей влетела в кухню и открыла сушилку. Постельное белье было еще влажным, и, застонав, Нив включила ее еще на десять минут.

Посудомойка. Она открыла ее и вынула тарелки, приборы и чашки. Со звоном уронила стакан. Собрала осколки, почувствовав, как один прорвал резиновую перчатку и царапнул большой палец. Нив смела их в совок и высыпала в мусорный пакет.

Что она забыла? Кухня напоминала стерильную операционную, но Нив вдруг охватило чувство, что она упустила нечто столь очевидное, что не способна его заметить. Она вернулась в гостиную и уставилась на Сола, будто он и был этой уликой. Его лицо уже начало меняться, темнеть. Поняв, что больше не выдержит, Нив вернулась к уборке.

Придя на кухню, она вытащила из сушилки белье, еще немножко сырое, но и так сгодится. Она заправила его обратно, изрядно повозившись с пододеяльником: он весь перекрутился и скомкался, и ей никак не удавалось его развернуть.

Наконец все было сделано. Нив стянула перчатки, кинула в пакет и завязала горловину узлом. Сол говорил, что из этого района мусор вывозят каждый день, даже в Рождество. Она уже хотела открыть дверь, но поймала себя на том, что так и осталась в одном бюстгальтере, и чуть не рассмеялась – или ее чуть не стошнило на деревянный пол продезинфицированной квартиры, где запах духов и секса смешался с вонью моющих средств и хлорки. Нив надела джемпер, кожанку и шарф. Порезанный осколком палец сунула в рот, подумав, что так недолго и мазнуть кровью по двери. Руки были какими-то чужими, а лицо – неподвижным, резиновым, словно на него налепили маску. Нив едва-едва приоткрыла дверь, подождала, прислушиваясь, а потом вышла на площадку и захлопнула ее за собой.

Снова появилось давящее ощущение, что она упустила что-то критически важное, и Нив застыла с занесенной ногой, не в силах сделать шаг. Ощущение не проходило. Нив открыла маленький почтовый ящик, заглянула внутрь, но ничего там не обнаружила. Она опять достала ключ, отперла дверь, чудом не уронив его, и вошла внутрь. На полу на кухне валялся второй мусорный пакет с ее вещами: духами, книгой, футболкой, колготками – она чуть не забыла его здесь. Нив схватила пакет и запихнула поглубже в кожаный рюкзак, а затем заскочила в гостиную, чтобы напоследок посмотреть на Сола. Его тело казалось меньше – или это комната стала больше. Неужели это когда-то был Сол? Он отдалялся от нее прямо на глазах.

– Прощай, – выдавила она, но ее голос прозвучал слишком резко и неестественно. Со всех сторон слышались звуки: шорохи, скрипы, гул труб. Нив почувствовала движение воздуха. По коже пробежали мурашки, но, обернувшись, Нив никого не увидела.

Выйдя на улицу, она пустилась было бежать с мусорным мешком наперевес, но ноги были как ватные, а дыхание болезненным и прерывистым, словно в воздухе не хватало кислорода. Нив притормозила и попыталась идти спокойным шагом, не выделяясь среди прохожих. Солнце било прямо в глаза, и все вокруг казалось ненастоящим. Оставшаяся позади комнатка ненастоящая – постановка сцены убийства в декорациях. И разворачивающая сейчас перед глазами сцена, теряющая очертания в золотистом сиянии, тоже ненастоящая. А интрижка с Солом – просто горячечный бред женщины за сорок, уставшей от семейной жизни.