Убийство в заброшенном поместье - Скиллаче Брэнди

Эмери взглянул на них сквозь пальцы.

– Вы его семья, не так ли, Эмери? – спросил Мак-Адамс.

Грин же не отказала себе в удовольствии и сказала:

– Вы очень близки с Рупертом Селькирком.

Эмери судорожно вдохнул, потом медленно поднял взгляд и встретился с ними глазами. Для признания под запись это не годилось. Но все же это и было признание.

– Сид Рэндлс все знал, не так ли? – спросил Мак-

Адамс. – И он угрожал предать это огласке.

– Мы не сделали ничего плохого, – прошептал Эмери.

Его затрясло. Даже сидевшая напротив Грин смягчилась при виде этого.

– Дело в другом, – сказала она. – Ведь клиент должен доверять поверенному, знать, что он соблюдает законы.

МакАдамс внезапно почувствовал себя неловко. Грин не так давно обручилась, и никто из их семьи не пришел ее поздравить. В Абингтоне было два паба, ратуша, кинотеатр, любительский театр, с десяток приличных ресторанов. Он не был провинциальным городком. И все же. В пабах он слышал гомофобские шуточки, а новые констебли глазели на Грин как на нечто экзотическое. Селькирк же везде и всюду играл роль примерного семьянина: все эти пикники в дождливые дни, детишки играют с детьми друзей, его жена делает пунш (до того, как она отошла в мир иной). Идиллия. Удушающая идиллия. Двусторонняя ловушка.

– Сид собирался рассказать всем, что Руперт жил во лжи? – спросил он. – Или – возможно – он хотел рассказать детям Руперта? Угрожал и его деловой репутации, и семье?

Эмери Лэйн словно протрезвел и вернулся к своей обычной настороженно-сдержанной манере. Он был не настолько туп, чтобы не видеть, к чему ведет МакАдамс.

– Говорите что угодно. Мы не имеем отношения к тому, что случилось с Сидом. И я сказал все, что собирался, – проговорил Эмери.

– Допрос окончен.

МакАдамс выключил диктофон и повернулся к Грин.

– Будь добра, пожалуйста, принеси ему чашку чая. Она ему точно нужна.

МакАдамс ожидал, что Руперт Селькирк будет вести себя холодно и невозмутимо. Он оказался прав лишь наполовину. Руперт сидел спокойно, положив руки на стол. Но выглядел он отнюдь не холодным, а странным образом умиротворенным.

– Доброе утро, Джеймс, – сказал он.

МакАдамс и хотел бы тепло его поприветствовать, но не в этот раз.

– Детектив-инспектор МакАдамс допрашивает Руперта Селькирка, – сказал он для записи, и Руперт закивал, соглашаясь.

– Да, детектив, – поправил он себя. – Я знаю, почему я здесь, и не буду больше вводить вас в заблуждение.

– Итак, вы признаете, что солгали мне, – сказал Мак-Адамс, присаживаясь и расправляя свой помятый плащ.

– Я не был честен насчет моего контракта с Сидом. Полагаю, вы уже это знаете.

– Мы знаем, что вы незаконно превысили свои адвокатские полномочия и что вы незаконно присвоили имущество своего клиента.

– Да.

– И вы сделали это, чтобы Сид не рассказал о вас с Эмери Лэйном.

– Чтобы он не мог мне и дальше вредить, да. – Руперт перевел дыхание. – Уверен, вы одиноки сейчас, детектив? С тех пор как развелись. Все как у людей. И я тоже человек.

Голос МакАдамса прозвучал твердо и ровно:

– Потрудитесь объяснить, мистер Селькирк.

– Я и пытаюсь. – Руперт снова перевел дыхание, не иначе как прикидывая, сколько информации ему необходимо будет открыть. – Я раньше ездил в Ньюкасл. И предваряя ваш вопрос, да, это началось до смерти Бетани.

МакАдамс, как всегда, сохранял бесстрастное выражение лица. Он не одобрял неверность. Но и понять ее причины был в состоянии.

– После ее смерти я перестал осторожничать – неважно, куда иду, с кем. Но с этого же времени я начал больше общаться с Эмери.

– Понимаю. И Сид обо всем догадался.

МакАдамс ждал развязки, но Руперт лишь грустно улыбнулся ему.

– О да – Руперт с грустью покачал головой. – Я сказал правду насчет того, что нанял Сида стричь лужайки в Ардемор-хаус. Он и раньше этим занимался, для Эйдена, как он сам говорил. Но он хотел присматривать за всем поместьем. Честно, я ответил отказом. Но он попросил дать ему возможность проявить себя, сделав что-нибудь бесплатно. Если бы я счел его компетентным, то, возможно, поменял бы свое мнение. Он заменил окно в гостиной в моем доме и решил побывать там, куда его не приглашали.

МакАдамс подумал, что в ванной пора поменять плитку. Неужто Сид и в его доме что-то вынюхивал? Хотя, возможно, он все же не рискнул провернуть такое с полицейским.

– Эмери считает себя фотографом-любителем. И на тумбочке в спальне лежали фотографии. Вы бы их сочли интимными.

– Сид вас шантажировал.

– И да и нет. Не так, как вы думаете. Я же вам предоставил все данные о своих финансах. Я ему не выписывал чеки на пять тысяч фунтов каждый месяц. Как и вас, меня шокировало известие о внезапном богатстве Сида, – заверил Руперт.

– Мистер Селькирк, – сказал МакАдамс, и его голос зазвучал профессионально и более язвительно. – Так вас шантажировали или нет?

Руперт вел себя так, словно это он проводит допрос, а не МакАдамс.

– Он просил лишь о том, чтобы быть смотрителем, ну и распоряжаться коттеджем по своему усмотрению. И хотя я понимаю все юридические последствия того документа, что вы мне показали, я считаю, что действовал в пределах своих прав от имени семьи по вопросам содержания любого здания в поместье.

МакАдамс ему не верил. Не верил все больше, поскольку для дела это никакой пользы не приносило.

– Послушайте, вам будет сочувствовать любой состав жюри присяжных. Знать, что вас шантажируют все в больших масштабах, что вашей семье навредит огласка…

– Джеймс, послушайте вы меня. Если хотите очернить меня, скажите, что я трус. Я просто не хотел, чтобы моя личная жизнь стала достоянием общественности, и пожертвовать пришлось малым – отдать ему никому не нужный коттедж, и моя тайна не будет раскрыта.

– Ага. Но затем появляется Джо Джонс и вступает в наследство. И вы поняли, что нужно что-то делать.

Руперт улыбнулся. Снисходительно.

– Да, я все понимал. Но эти игры с Сидом были бы глупостью. Сначала я подумал, что можно заключить соглашение между ними, но в самый первый день я принял меры предосторожности – заставил мисс Джонс подписать соглашение о наследовании поместья, что задним числом позволило мне действовать так же, как я поступил с коттеджем.

– Что вы сделали? – В голосе МакАдамса появилось раздражение, и он знал это. – Зачем ей вообще было подписывать такое?

– По моему совету, совету ее поверенного. Она только что приехала и нуждалась в том, чтобы кто-то помог ей уладить все, а именно этим я и занимался. Я не прошу вас одобрить мои методы, детектив. Я и сам ими не горжусь, но в них нет ничего противозаконного.

МакАдамс почувствовал, как в нем изнутри нарастает волна разочарования.

– Вы воспользовались доверием своей клиентки! – рявкнул он. Руперт слабо улыбнулся.

– Печально, но и это не является незаконным действием. В конце концов, это ради ее же выгоды. Она дала мне полномочия нанять Сида, что означало, что уволить его было моим долгом. Так я и поступил.

– А затем вы убили его.

МакАдамс надавил на него, пребывая на начальной стадии отчаяния. Руперт покачал головой.

– Для убийства нужен мотив, а у меня его попросту нет.

– Прошу прощения?

– Не только Сид знал о моей двойной жизни. – Лицо Руперта слегка скривилось, и от этого он стал казаться старше, не таким ухоженным. – Не далее как год назад мы с Эмери отправились в наш привычный отель в Ньюкасле. Я не знал, что там остановился и мой сын. Он рассказал моим дочерям, и они почувствовали себя преданными.

МакАдамс отметил, что он не называл своих детей по именам, а ведь МакАдамс был знаком с Руби и, кажется, с одной из дочерей. Выходило так, что имена, как и фотографии, причиняли боль. Это объясняло пустоту его офиса.

– Они прекратили общаться с вами?

– В некотором роде.

Руперт обреченно вздохнул, но с многострадальной улыбкой к нему возвращалось и его прежнее настроение.