Сибирский вояж - Джад Александр

Что происходит? Что с ним сделала эта невзрачная девчонка, что сотворила? Сейчас он не вполне отдавал отчёт в своих действиях и поступках.

Да, частенько и совсем бескорыстно он помогал людям, не требуя ничего взамен, просто по велению души, если хотите. Так было. Но сейчас… Сейчас он чувствовал себя старым хитрым лисом, почуявшим лёгкую добычу и действующим не так уж и тонко, но напористо и уверенно. Понимал это, но заставить себя остановиться не мог. Точнее, не хотел…

Назавтра, в назначенный час Маша робко постучала в кабинет Петра Фёдоровича.

Он её ждал. Отложив все возможные дела, с нетерпением и даже волнением прислушивался к шагам в коридоре. Не мог просто ни о чём другом думать. Ругал себя за это на чём свет стоит. Понимал абсурдность и глупость ситуации, но от выбранной тактики не отступал…

Значит, так, усадив Машу напротив, сказал неожиданный благодетель, — есть квартира. Хрущёвка. Однокомнатная. На первом этаже. Пойдёшь?

— Когда?

— Хоть сейчас. Жила там одна бабушка… Одинокая. Из родни, как и у тебя, никого. Болела. Покинула этот мир пару месяцев назад. Квартира за ней осталась, причём, с кое-какой мебелишкой…

Маша не могла поверить в такую удачу. Как так может быть? Кто перед ней, Бог? Счастливый ангел?

— Поживёшь пока так. Потом все документы выправим. Всё будет по закону.

Пётр Фёдорович сам проводил её до квартиры и отдал ключи:

— Располагайся, обживайся. Вот мой телефон, — он протянул ей визитку. — Если что — звони.

Неделя прошла в хлопотах и заботах. В квартире давно никто не жил. Маша выгребала грязь, накопившуюся за это время. Вытирала пыль. Перебирала вещи. Ненужные отнесла к мусорным ящикам — может, кому и сгодится.

А потом она позвонила Пётру Фёдоровичу. И он пришёл. Принёс палку копчёной колбасы, балык, сыр, помидоры, пакетик с конфетами, торт, яблоки и бутылку вина.

Маша наварила картошки — какое же застолье без этого продукта? Поджарила лук с морковкой. Выложила распространяющие терпкий запах рассыпчатые жёлто-белые кругляши на блюдо, а сверху полила доведёнными до золотистого цвета овощами.

Именно так учила её маленьким кулинарным хитростям Александра Петровна, понимая, что больше просто некому. Ведь Маша — девушка, будущая хозяйка. А, как известно, путь к сердцу мужчины…

Памятуя наказы всё той же Александры Петровны, Маша нарезала и разложила принесённые деликатесы по тарелкам. Фрукты определила в вазу, конфеты — в небольшую соломенную корзиночку. Достала из шкафчика оставшиеся от бабушки фужеры. Да и вообще всё здесь было от прежней хозяйки.

Своего-то пока ещё ничего не приобрела. Присела.

Пётр Фёдорович откупорил вино. Разлил.

— С новосельем! — с воодушевлением, немного пафосно произнёс он.

— Вообще-то, я не пью, — призналась Маша.

— Вино почти как сок, — заверил Пётр Фёдорович. — Это чтоб жизнь здесь заладилась.

— Ну, если чтоб заладилась…

Чокнулись. Маша понюхала содержимое фужера. Пахло вкусно. Пригубила. Немного сладкое и терпкое. Облизала губы.

— Ну же! — подбодрил Пётр Фёдорович.

Она зажмурилась и выпила. Ничего не произошло. Маша подхватила вилкой кусочек балыка. Отправила в рот. Прислушалась. Тепло медленно разливалось по телу.

Пётр Фёдорович налил ещё. Потом вытащил из пакета огромное махровое полотенце и протянул его хозяйке квартиры.

— Это тебе, скажем так, на новоселье.

Маша взяла его в руки, потёрлась щекой, прижала к лицу. Полотенце было мягким и душистым. Пахло новым материалом, теплом и уютом.

— Спасибо, — вдыхая дурманящую свежесть, сказала она.

— Выпьем! — предложил Пётр Фёдорович.

— Выпьем, — одурманенная уже принятым, с готовностью кивнула девушка.

— За тебя! — поднял бокал он.

— За вас! — кивнула Маша.

Они чокнулись и выпили.

Ты почти ничего не ешь, — заметил благодетель.

— Чего-то не хочется…

Он вновь наполнил фужеры.

— Третий тост за тех, кого с нами нет…

— За тех, — покорно кивнула девушка.

Щёки её покрылись румянцем. Глаза заблестели. Сейчас она была даже красива и уже не казалась прежней серой мышкой. Пётр Фёдорович едва сдерживал себя, чтобы прямо здесь, сейчас. … не забыть о своём статусе, возрасте… обо всём на свете.

— Что-то у меня голова закружилась, — с трудом выговаривая слова, сказал Маша. — Мне, наверное, плохо.

«Надо же, — подумал Пётр Фёдорович, — она и вправду совсем глупышка. Как могла до сих пор сохраниться вот такой беспомощной?»

От этих мыслей в груди вновь поднималось то самое объёмное чувство, которое возникло у него при их первой встрече. Так захотелось пожалеть её, приласкать…

— Иди в ванну, — распорядился он.

— Зачем? — искренне удивилась она.

— Иди-иди, — он легонько подтолкнул её к двери. — Прими душ. Станет легче. Только дверь не запирай, мало ли что…

Как можно ослушаться человека, который так заботится о ней? К тому же он такой милый… хотя и немолодой.

Подхватив только что подаренное полотенце и перекинув его через плечо, она покорно и безропотно подчинилась. Прошла в ванную комнату. Разделась. Открыла воду в душе и встала под прохладный дождик. Думать ни о чём не хотелось. От удовольствия она зажмурилась, ловя ртом мелкие капельки. Было так приятно…

Момента, когда он зашёл к ней, не заметила. Только вдруг, открыв глаза, увидела, что он наблюдает за ней. Она не попыталась прикрыться или зажаться. Просто смотрела на него и ждала.

Он снял рубашку, оставшись лишь в брюках. Широкие плечи. Крепкие мускулы. Наверное, когда-то он был очень красив. Да и сейчас… Маша, не шевелясь, наблюдала за ним.

Он взял мыло и принялся осторожно и нежно её намыливать. Не пропуская ничего. Неспеша. Сначала руки, потом ноги, живот…

Было немного жутко, но одновременно приятно и сладко от этих осторожных и ненавязчивых прикосновений. Стыда не чувствовала. Было хорошо и тепло…

Сняв лейку с держателя, он смыл с неё мыло, выключил воду и принялся нежно обтирать тем самым махровым полотенцем. Вытер. Обернул его вокруг её спины… Она прижалась к нему и… не испугано, нет, выжидательно заглянула в его глаза. Он был так близок…

Маша, безотчётно подчиняясь какой-то неведомой силе, потянулась к нему губами, зажмурилась и неумело, словно ребёнка, чмокнула в щёку… И тут же отпрянула, словно совершила непростительную ошибку, и в испуге распахнула глаза.

— Какая ты у меня милая… — он улыбнулся.

Милая… У меня… Никто и никогда не говорил ей таких слов… Он притянул её к себе, и умело, по-взрослому поцеловал в губы… Долго. Как в кино. А потом на руках отнёс в комнату и положил на диван.

Прилёг рядом. Она чувствовала, как дрожит то ли от холода, то ли ещё от чего. А он не спешил. Просто лежал и молчал. Это было неправильно.

Тогда она повернулась к нему и вновь неумело чмокнула в щёку, потом в губы, потом…

Потом он ответил… И она очень быстро поняла, чего от неё хотят и ждут. Это ей даже понравилось. Она, словно голодный галчонок, приоткрывала рот, расслаблялась и позволяла с собой делать всё, о чём можно было только мечтать, и получала от этого немыслимое и неизведанное ранее удовольствие.

Как изголодавшийся зверь он покрывал её поцелуями. Она стонала, тяжело дышала и изо всех сил пыталась отвечать ему тем же, дабы доставить как можно больше удовольствия.

Он быстро покрылся испариной. От него сильно запахло мужчиной. Это было не совсем приятно. Но она быстро отогнала от себя эти мысли, ведь теперь это её мужчина…

Да, была какая-то боль, о которой говорили подружки. Но боль эта запряталась так далеко, в самой глубине сознания, что так и осталась почти незамеченной, поглощённой всеми остальными чувствами и ощущениями…

Потом Маша лежала с открытыми глазами, глядя в потолок и пыталась осознать: наконец-то это произошло. Она ещё не понимала, понравилось ей это или нет, но уяснила твёрдо одно: назад, в детство, дороги уже нет, все мосты сожжены, впереди настоящая взрослая жизнь.