Сибирский вояж - Джад Александр

— Пойду ополоснусь, — Пётр Фёдорович подхватил полотенце и заспешил в душ.

Он ушёл, а запах остался. Его запах. С удивлением она поняла, что запах этот не был ей неприятен, скорее, наоборот, возбуждал и завораживал.

Огляделась. Увидела его брюки, в спешке небрежно брошенные на спинку стула. Из кармана выглядывал уголок кожаного бумажника…

Ну не могла она пройти мимо того, что плохо лежало. Это было выше её сил. Привыкшая выживать и постоянно бороться за место под солнцем, она безоглядно блюла свои интересы, не считаясь ни с чем. Что при этом могут подумать и почувствовать другие, мало интересовало. Винить её в этом было достаточно сложно — уж в очень жёстких условиях ей приходилось жить. Да ещё к тому же, видно, определённые гены сработали. Это можно было понять. Понять, но никак не оправдать…

Она тихонечко соскочила с дивана, вытащила бумажник, проверила его содержимое. Там были какие-то квитанции, банковские карточки, несколько крупных купюр и ещё немного тех, что помельче.

Вытащила крупные, пересчитала. Взяла себе две, остальные положила на место. Потом, немного поколебавшись, одну вернула назад.

«Ему жалко, что ли? — подумала. — У него ещё есть. Может, вообще не заметит…»

Услышав, как хлопнула дверь ванной комнаты, она быстренько поправила его брюки, сунула деньги под газету на столе, нырнула обратно на диван и расслаблено потянулась. Хорошо…

2

Вера Михайловна с трудом затащила последние сумки с товаром в палатку. Вытерла проступивший на лбу пот, капельками стекающий за шиворот. Всё нижнее бельё было мокрым насквозь. Футболка, одетая под водолазку, противно холодила, прилипая к спине. Но останавливаться нельзя — на улице минус двадцать и чуть остынь — простуда, а то и воспаление лёгких, обеспечены. Такой роскоши она себе позволить не могла.

Именно сейчас деньги были нужны как никогда. Не позднее чем через неделю предстояло заплатить за учёбу дочери в институте. Лишних же капиталов нет. Всё вкладывалось в товар. Как известно, нельзя заработать торговлей не вложив определённых средств. Но и продать всё «под ноль» невозможно. Всегда были сезонные остатки, ложившиеся тяжким бременем на себестоимость, а стало быть, на заработок. Так что приходилось поднапрячься.

Понятное дело, работа начнётся лишь завтра, но рассортировать, развесить товар и сдать под охрану нужно сегодня, что бы с утра не терять на это время. При теперешнем изобилии за каждого покупателя приходилось бороться…

«Лучше пусть всю жизнь остаётся, чем один раз не хватит», — лозунг, который стал для Веры Михайловны одновременно и девизом, и жизненным принципом. Жизнь научила не чураться ничего, что могло бы принести пользу. В рамках дозволенного, конечно.

А ведь когда-то она даже представить себя рыночной торговкой не могла. Всё начиналось, как и у многих. Школа. Техникум. Замужество. Институт. Двое детей — девочка и мальчик.

Поначалу жизнь складывалась как нельзя лучше: рядом любимый человек, детки… Всё было хорошо, пока муж не стал прикладываться к бутылке. Полюбил он эту работу и отдавался ей с наслаждением. Поначалу выпивал по праздникам, потом — по выходным и, наконец, почти каждый день после работы. Пил не то что запоями, но постоянно, можно сказать, не просыхая…

Долго так продолжаться не могло. Какой пример он мог показать детям? Чему научить?

«Чем такой, уж лучше никакой», — решила Вера Михайловна. И однажды, не выдержав, коротко бросила:

— Уходи!

А ему словно только это было и нужно. На выпивку уж как-нибудь заработает, одиноких баб хватает… Ну, скажите, зачем вешать на шею двух нахлебников, пусть даже и собственных детей, в придачу к вечно недовольной, постоянно бурчащей жене?

«К тому же любовь познаётся в разлуке, — вспомнил он крылатые слова. Куда она денется? Потоскует одна и назад позовёт…»

Наивный. Забыл, видно, что есть и другая поговорка: «С глаз долой — из сердца вон!» Так и получилось. Только с его уходом Вера Михайловна и смогла вздохнуть свободно…

Договорились по-хорошему. Вера Михайловна на алименты не подаёт, а он выписывается и перебирается к своей матери в другой город, оставив квартиру жене. На том и порешили.

Так она осталась одна с двумя детьми, которых надо было вырастить, выучить и вывести в люди. На какое-то время о себе довелось забыть. Дети стали для неё главным приоритетом.

С государственной службы пришлось уволиться — невозможно выжить втроём на одну зарплату. Занялась торговлей. Выкупила место на рынке и стала зависеть только от себя и своих способностей.

Не завышая цен, с любовью подбирая товар, постепенно выработала свой стиль. Заняла определённую нишу в этом бизнесе. Обросла постоянными покупателями. И началась каждодневная изнурительная работа.

Раз в неделю в свой выходной выезжала на оптовую базу и закупала товар. Тащила на себе неподъёмные сумки, чтобы утром с улыбкой и во всеоружии встретить покупателя. Уже забыла, когда могла позволить себе отдохнуть… За этот труд яхту на Канарах, конечно, купить не могла, но растила детей и жила хоть не припеваючи, но безбедно…

…Вера Михайловна, присев на сумки с товаром лишь на секунду, перевела дух и принялась с трудом разрывать обжигающие холодом, скрипучие от мороза целлофановые мешки, в которые были упакованы маечки, трусики, футболки, свитера, водолазки, жилеты и жакеты.

Пока таскала товар сил почти не осталось. Но надеяться было не на кого. Понимала, главное, не останавливаться. И потому, собрав волю в кулак, борясь с холодом и усталостью, разрывала, сортировала, развешивала…

Провозившись до позднего вечера, едва волоча ноги, Вера Михайловна с трудом доползла домой. Дочь нажарила картошки, накормила младшего брата, но сама есть не стала, ждала мать. Но Вера Михайловна настолько устала, что даже поесть толком не смогла. Попила чайку с печеньем, вымылась, трупом свалилась в постель и тут же уснула. Сны не снились. Никакие.

3

Маша органически не переваривала торгашей. Вон какие морды упитанные и довольные над прилавками торчат. Дурят всех бессовестно. Покупают по одной цене, а продают втридорога. Сволочи! Наживаются на простых людях. У них столько денег… полные кошельки. А за копейку удавиться готовы.

Она даже не пыталась вдуматься, почему все торгаши кажутся такими скупыми. Уж не потому ли, что та самая копейка достаётся им с большим трудом? Изнурительная каждодневная работа на людях без выходных, отпусков и больничных. Задыхаясь под палящими лучами солнца или вымокая под дождём. В холод и жару. С утра и частенько до темноты…

Не знала Маша всего этого. Да и зачем ей было знать? Все торгаши жадные и вредные — это очевидно. Так что наказать их — дело справедливое и достойное…

Торговые развалы были полны всякими шмотками. Маша ходила по рядам, зорко приглядываясь, выбирала. Вот тётка торгует. Одна. Незаметно понаблюдала. Так, годится. Сумочка с деньгами под прилавком… Интересно. Ладно, пусть пока поработает, чтоб денег побольше было. Если уж рисковать, так было бы за что…

К концу дня Маша вернулась к приглянувшейся торговой точке. Уставшая за день женщина одиноко грустила за прилавком. Внимание притупилось, бдительность ослабла. Самое время.

— У вас водолазка на меня есть? — приняв самый заинтересованный вид, Маша обратилась к женщине.

Продавщица, прикидывая, оглядела Машу. Худенькая. Без макияжа. Обычная. Эдакая серая мышка. Второй раз встретишь, не узнаешь…

— Найдём! — отбросив усталость, приветливо улыбнулась. — Вы какой цвет хотели бы?

— Ну не знаю… Надо посмотреть.

Продавщица достала коробку с водолазками и принялась перебирать, выуживая разные цвета.

— Вот этот, бежевый, — ткнула Маша в один из мешочков. — Можно примерить?

— Конечно, — кивнула женщина. — Проходите сюда.