Повторение прошлого (СИ) - Терновский Юрий

Утром ее будить не стали, а дали выспаться подольше. Несколько раз заходила медсестра, поправляла одеяло и тихо уходила. И в очередной раз своего посещения застала больную уже проснувшуюся и улыбающуюся. Крыша еще и не у таких красавиц едет, вздохнула Ивановна, жалея всем сердцем обеспамятевшую сумасшедшую. Получить кувалдой по голове, от такого удара кто угодно начнет улыбаться, даже слон, а здесь хрупкая женщина с яичным желтком под слабенькой скорлупкой. Заулыбаешься здесь, когда дурочкой станешь.

— Что-то приснилось, милая? — участливо полюбопытствовала она.

— Я во сне летала, — хрипло произнесла больная, неузнаваемым голосом.

— Эка невидаль, — насупилась Ивановна, — летала она. У нас большая часть больного на голову населения по жизни летает и ничего, как фанеры над Парижем, только до Парижа никто не долетает. Ничего хорошего, скажу тебе, я бы всех этих летунов… Раньше вот человек устраивался на завод слесарем и до пенсии, никаких дурных мыслев в голове, никаких тебе полетов с места на место, а щас? Всем Парижы да Канары подавай! Может ты летала на том самолете, что сгорел, не припомнишь?

— Нет, — покачала она головой. — Летела с качелей, так раскачалась, что… Вот и пытаюсь вспомнить, где это могло со мной случиться? Вспомню это, потяну за ниточку, смотришь, клубочек памяти и начнет раскручиваться.

— Ты только много не хрипи, не напрягая связки, может, у тебя гортань обожжена, почем я знаю, как бы хуже не стало. Ты пока лучше помолчи, наговоришься еще. Главное, что свой язык вспомнила, уже хорошо. А кожа на лице нарастет, с голым черепком жить не будешь.

— У вас таких случаев не было? — спросила больная с надеждой.

— Чего тут только не было, милая, — вздохнула Ивановна, — такие клубочки закручивались, что мама не горюй, шиш раскрутишь, Вот скажу тебе по секрету, наш главврач тоже давно уже забыл, что женат, тьфу, такие клубочки закручивает с одной докторшей, что вся клиника трясется от их оргазмов. И ничего, стены крепкие, и не такое выдерживали, а вот койка сломалась, сама видела, как в ординаторской меняли на новую.

Ивановна вещала еще долго, но больная ее не слушала, думая, как человеку вообще мало надо в этой жизни. Люди живут себе и живут, хлеб жуют, пока что-нибудь по голове не стукнет, разделив свое бытие на «до» и на «после» великого столкновения!

— На днях случилась авария ночью под Москвой, — Ивановна, делая свои дела, продолжала потихоньку бухтеть, — страшная. Врезались две машины, пока разбирались, кто виноват, в них влетел третий летун, который еще и пьяный. Четыре трупа, а у самого даже ни царапины, прямо божий промысел какой-то, никакой справедливости на свете. А вот еще…

И все же кошмар этой больной, похоже, начинал заканчиваться: потерянное прошлое мелкими фрагментами начинало возвращаться в ее искорёженное настоящее. И поспособствовали этому как не странно, не умные доктора, которые просто обязаны были в силу своих служебных обязанностей добиваться выздоровления больной, а все та же кривоногая Ивановна, в очередной свой приход выложившая перед больной постиранную визитку или корешок, если судить по размерам, от билета на какое-то представление. Хоть какая-то зацепка потерявшейся бедняжки к прошлой жизни.

— Вот, — протянула она ей размякшую бумажку, — в твоей одежке нашла. Цифер не видно и букв тоже, жалко. Немного бумажка размякла и стерлась при стирке, не без этого, но другие и по меньшему клочку вспоминали, здесь главное — толчок. Если всмотреться, — Ивановна подняла очки на затылок и близоруко поднесла клочок бумажки к самым глазам, — то можно даже рассмотреть какой-то рисунок. Смутный… Цвет точно можно различить, по нему и вспоминай. Может и щелкнет. Костюмчик, правда, тоже немного подгорел, — положила она бумажку на тумбочку, — но носить можно, сразу видно, что из дорого магазину. На первое время сгодится, а там новый купишь, главное, что жива. Кожа на лице тоже нарастет, пересадют, если что с задницы, всем так делают. Станешь как новенькая. А по цвету карточку эту вспомнить не смогешь?

— А телефона не было и документов? — глаза больной загорелись надеждой.

— Так не было, милая, — пожала плечами Ивановна, — никаких телефонов и твоих документов. Хорошо, хоть саму привезли с головой да руками, а что в голове, то наладится, а нет, так и то добре, лишь бы ничего не болело. Уж я насмотрелась… По большому счету еще лучше, когда ничего не помнишь и ничего не понимаешь. Тогда каждый день в праздник! Вот взять даже Шумахера, с его миллионами и вдруг осознать, что ты овощ на грядке. Да я бы сразу с ума спятила. Бумажку не припомнила, может билет в кино какое собиралась идти, корешок от билета? Разгадаешь, в какой кинотеатр собиралась, поедешь туда, сядешь и все вспомнишь. Все так делают, если чего не помнют. Если чего не помнют, то идут в нужное место и вспоминают.

Больная кивнула. Ей только подобного праздника жизни сейчас и не хватало, как отправиться в кино. У самой такое кино со стертыми кадрами в проекторе, что… Поэтому и попросила вызвать лечащего врача, чтобы узнать о состоянии своего здоровья, хотя и сома уже понимала, что ничего хорошего тот ей не скажет. Что не факт, говорят, что перед смертью всем всегда становится легче. Врач пришел через час, тот самый шалун с мясистым носом, которого медсестра Ивановна с некоторых пор просто терпеть не могла, долго осматривал больную, показывал ей рентгеновские снимки головы, и говорил, что неделю полежать еще придется точно, во избежание осложнений. И в общем, доктор остался доволен общим состоянием здоровья пациентки, чего даже и не скрывал. Повертел найденный билетик в руках, пытаясь хоть что-то на нем рассмотреть, но так ничего и не рассмотрев, вернул его на тумбочку, предположив, что это может быть и билет в театр с таким же успехом, как в кино, или куда-нибудь еще непонятный билетик, в чем сможет разобраться только специалист. Пообещал посодействовать. Больная устало прикрыла глаза, спасаясь от размытой, как у того мультяшного ежика из тумана, действительности. Вот ежик вроде есть, а начинаешь вглядываться чуть лучше, так сразу же все в тумане и исчезает. Трудно вспомнить то, что забыла, а если ничего еще и не знала, то здесь никакой смех в зале не поможет. Если только истерический! Больная приподняла одеяло и внимательно себя под ним осмотрела, определяя свой пол, после чего еще и прошлась руками по всему телу, активируя еще и мышечную память. Женщина! Вздох облегчения. Могла ведь очнуться и мужиком, в жизни еще и не такие гадости случаются. Груди на месте и между ног ничего не болтается! Неожиданно вспомнилось море без конца и края, искрящееся и переливающееся в лучах солнца всеми цветами радуги, и еще какая-то вилла почти на самом берегу с бассейном. Шикарные картинки из чьей-то чужой жизни, кадры из какого-то чужого кино. Попыталась представить себя на вилле, не вышло. Что ж… зато выяснила для себя, что никакого отношения к красивой жизни она точно не имеет. И вилла с бассейном представлялась не реальным домом с искусственным водоемчиком под боком, от которого обязательно должно было веять теплом, если бы это была реальная картинка, а всего лишь холодным плоским снимком, да еще и в черно-белом исполнении. Интересно, усмехнулась больная, все так и будет в голове появляться постепенно? Надо было раньше стукнуться, сегодня была бы уже в полном порядке. Пыталась вспомнить еще что-то, но так ни с чем снова и заснула. Носились какие-то детки по зеленой лужайке. Не ее…

Глава 15

Палата уже наполнялась вечерней прохладой, когда появился этот незнакомец в деловом синем костюме, который ее якобы очень долго искал.

— Я все знаю, — прямо с порога восторженно произнес он. — Можешь не рассказывать. Разведка уже все донесла! Отлично, что очухалась… Ну и личико у тебя, леди, надеюсь, не сильно пострадало?

— Не знаю, — вздохнула больная, внимательно изучая из-под своих обожженных ресниц этого не в меру энергичного типа, явившегося, судя по всему, из недавнего ее прошлого.