Повторение прошлого (СИ) - Терновский Юрий

— А от машины вообще ничего? — задала она очередной вопрос, отстраняясь от глобальных разборок.

— Тяжелый случай, — вздохнул энергичный противник чужой халявы, подходя к окну, чтобы еще разок взглянуть на свое новое приобретение — белоснежный паркетник, припаркованный под окном, — говорю же, сгорел наш кабрик. И тебе повезло, что мчались вы с опущенным верхом, иначе пробила бы головой крышу, а это уже смертельно. Хотя, возможно, тебя выбросило и через дверь, правды мы уже не узнаем, — немного подумал и добавил: — если сама не расскажешь, когда память вернется.

Посетитель отвернулся от окна, кроме как на свой авто, там больше смотреть было не на что. Клиника располагалась не где-то за городом с видом на лес, а почти в самом городе с видом на ужасную дорогу, не как не радующую своим видом и шумом. Протарахтел под окном «запорожец» — прошлое в настоящем, дернулся еще пару раз и заглох совсем. Из «консервной банки» выбрался седой старик, открыл сзади багажник и стал в нем копаться. Наблюдающий за ним из окна пятого этажа клиники так и не дождался, когда же тот наконец откроет капот и займется мотором, развернулся и направился снова к лежачей больной.

— И вы даже знаете, как меня зовут? — спросила больная с надеждой.

— Потеря имени — это нормально после такой аварии! Клавой Ивановой тебя кличут, как в детстве прозвали, так до сих пор и зовут. Главное, что жива, а с остальным разберемся. И не волнуйся, тебе нельзя волноваться, подумай о себе, что тебе дороже — здоровье или все остальное?

— Все остальное, — не задумываясь, ответила очень тихо больная, чтобы не напрягать голосовые связки. — Мне надо все восстановить в памяти, чтобы владеть ситуацией. Иначе кто-то будет потом владеть мной. Или уже владеет! Скажите мне, я случайно не в психушке? Тут помню, тут не помню, ко мне подкатывает некто из моей якобы бывшей жизни и начинает рассказывать сказки про какую-то непонятную мне прошлую жизнь, какой я никогда не жила. Расскажи мне обо мне, пожалуйста, я тут слышала про самолет…

— Что сгорел? Нет, ты прилетела к счастью на другом. А на сгоревшем пытался улететь мой дядя на Канары, места не хватило, а с другого он просто сбежал, хотя тот самолет и принадлежал когда-то банкиру. Есть и хорошая новость, мы уже нашли того лихача, благодаря которому ты здесь и оказалась. Дядя, правда, ни в какую, ведь ты прилетаешь, но у него уже сердце пошаливало от всех этих дел, нельзя уже так много работать в его возрасте, согласись. Вот мы и настояли, что ничего страшного не случится, если он выходные проведет в райском месте, в гольф поиграет, себя потешит, отвлечется от вечных проблем, а потом с новыми силами за старые дела. Ты тоже денек-другой бы после перелета прошла бы акклиматизацию, а после общими усилиями мы взялись бы за дело. Взял и не полетел, вот инфаркт и случился. От намеченного никогда нельзя отказываться, тем более, от Канар.

— Все так ужасно, — прикрыла глаза женщина. — Лучше бы вы ничего мне не рассказывали.

— Ты ехала из аэропорта на нашем фирменном авто, — он будто ее и не слышал, — прилетев из Америки, какой уж тут ужас, такую шикарную тачку угробила!

— Я ничего не помню, — отозвалась больная, прикрывая глаза и готовая уже снова расплакаться, — или почти ничего, кроме слепящего света в глазах, возможно от фар, и ужасного грохота взрыва в ушах.

— Большинство без всяких аварий ничего не помнят, — усмехнулся посетитель, — и ничего, еще как живут. Помнят только то, что им выгодно помнить, а все остальное… Ведь если не помнишь, так этого как бы никогда и не случалось, ведь верно? Верно и очень удобно — садишься за руль, кто-то из-за этого погибает, а ты ничего не помнишь, очень удобная позиция.

— Я не притворяюсь, — женщина от обиды чуть не заплакала, — я правда ничего не помню.

— Да я не про тебя, — махнул он рукой, — возвращайся быстрее.

Легко сказать, вздохнула больная. Ночные кошмары, мучившие ее вот уже несколько ночей подряд, начинали становиться явью. Яркая вспышка света снова осветила сознание, через боль воспоминания, возвращая больную в ее поврежденное прошлое. Туда, где только ночь, шоссе и… чья-то еще смерть, коснувшаяся ее лишь холодом своих цепких пальчиков. И отпустившая, почему? Вопрос, который задают себе только живые, потому как мертвых это уже не волнует. Проклятое ночное шоссе! Есть дороги, которые надо пройти в одиночку, вспомнила она вдруг чье-то мудрое изречение, но так и не смогла вспомнить, кому оно принадлежало. Есть моменты, где нужно ставить точку, есть ситуация, когда следует прощаться и есть люди, к которым лучше не возвращаться. Женщина забинтованной головой откинулась на подушку. Ужас! Оказывается, что это никакой и не сон вовсе. Возможно, это вывернутая реальность под действием таблеток, к этим в белых халатах только попади, а возможно, что и…

— А свое имя назовите, пожалуйста, — спросила она. — Я вас вовсе не помню, извините.

— Вспомните, всему свое время, — отозвался тот хмуро, все это время внимательно наблюдающий за ней, решая для себя, пожалуй, сейчас самый главный вопрос в ее жизни, а та ли это и в самом деле особа, за которую он ее принимает?

Глава 16

За пару ночей до этого белый кабриолет «Ягуар» мчался из аэропорта Шереметьево по Ленинградскому шоссе в сторону Москвы. Поехали в объезд, чтобы не стоять в пробке при съезде с Международного шоссе в Химках, что было хоть и дальше по расстоянию, но значительно короче по времени. Время — к двенадцати ночи, трасса, обычно забитая в выходные дни возвращающимися с отдыха горожанами, на этот раз была, на удивление, свободной. Обрадованная этим обстоятельством, шикарная блондинка заняла среднюю полосу на дороге, и прибавила скорости. Настроившись на нужную радиоволну, она краем уха слушала последние деловые новости, чтобы быть всегда в курсе всех нововведений в этой «дикой» стране, но больше радовалась предстоящей встрече с полюбившимся уже городом. В этом городе ей нравилось все. Она приняла его и полюбила таким, какой он есть, весь целиком, не обращая внимания на все те недочеты и минусы, присущие любому мегаполису мира. Ей нравился даже памятник Петру всей своей бестолковостью. Она и апартаменты всегда снимала в «Президент-Отеле» с видом на этого русского царя, чтобы по утрам заряжаться его энергией. И хотя от великого самодержца здесь была только голова с выпученными глазами, с ужасом созерцающими творящееся вокруг, все остальное же — от другого мореплавателя, ее это особенно не печалило. Царь на вершине памятника своим же собственным затонувшим кораблям — иностранке и в самом деле было чем полюбоваться. А еще она любила пройтись по местному парку, примыкающему к огромному прямоугольному зданию, каким-то непонятным образом связанному даже с современным искусством. Впрочем, здесь много было чего уродливого в этом месте, включая и заморского путешественника с чужой головой. Она любила побродить между застывшими в великих позах Владимирами Ильичами, свезенными сюда из многих местечек, где видеть больше их уже не желали, постоять в задумчивости возле «разжалованного» Дзержинского, полюбоваться спокойным течением реки, выкурить сигаретку, созерцая Крымский мост во всем своем величии. Особенно все это мнимое и настоящее великолепие ей нравилось ночью в свете прожекторов, когда вырывалось яркими лучами из темноты. Иностранка соскучилась по этому городу. Последний раз она была здесь больше года назад, а с момента своего первого посещения прошло уже целых три, как быстро бежит время, долгих три года. За это время она уже успела как следует привыкнуть к этому мегаполису, а за последний год даже уже и соскучиться. Энергетика, понимаете ли… Только три города во всем мире обладали подобной: Нью-Йорк, Лондон и Москва, на что указывала даже ночная жизнь этих городов, которая по своей активности даже превосходила дневную. В десять вечера здесь жизнь только еще начиналась, в отличие от той же Европы, где большинство населения в это время уже дрыхло без задних ног.