Наследники чужих судеб - Володарская Ольга Геннадьевна

Когда в ее жизни появилась Алена, друзья перестали для девочки существовать. Она ходила за теткой хвостом и была на седьмом небе от счастья, если та отправлялась с ней куда-то. Оля даже в микрорайон готова была с ней ездить на вонючем рейсовом автобусе (от запаха бензина ее рвало), но обожала другое: походы на затон. Топать до него – не меньше часа. Доехать не на чем, разве что на велике, но их у барышень не было. Правда, иногда их подбрасывали пацаны, сажая к себе на рамы. Олина мама ни за что бы не села на велик деревенского подростка, а Алена запросто.

Как рассказывала бабушка, при купце Егорове затон был широк, полноводен и прекрасен. Сама не застала, но от матери слышала. По нему ходили пароходы, грузовые и прогулочные, здесь были оборудованы пляжи, построен речной вокзал и торговые павильоны. При советской власти затон остался крупной водной артерией, но обезличился. Местные купались уже на диких пляжах, а прогулочные кораблики стали ходить все реже. В перестройку же затон загадили. Мясокомбинат стал спускать в него отходы. Вода в нем потемнела, стала вонять, берега заросли, заболотились. Алена рассказывала, как плакала, видя, во что превращается любимый водоем. Думала, конец ему, но нет. За десять лет, что затон отдыхал от сброса, он самоочистился. Прежним не стал, но уже не вонял, и вода в нем избавилась от мути. Жители микрорайона со временем об этом месте позабыли, им легче до самой Оки добраться, а сейминцы вернулись на берега затона. В числе их были и братья Зорины, Димон и Мишаня. С ними Алена с Олей познакомились на пляже. Старший был на мотоцикле с люлькой и предложил подбросить их до дома.

– А он не застрянет? – поинтересовалась тетка, скептически глянув на старый неповоротливый «Урал». – Дорога вся в рытвинах и вязких лужах.

– Да это танк, а не мотоцикл! – заверил ее Дима. – Везде пройдет.

Не прошел. Застряли в первой же яме. Дима предложил Алене пойти за помощью.

– А как же я? – всполошилась Оля.

– Сидите в люльке, ждите. Мы скоро. – И ушли.

– Димон это специально сделал, – досадливо пробурчал Миша. Он был постарше и уже окончил второй класс. – Чтоб с твоей сестрой наедине остаться.

– Она моя тетя.

– Вы похожи.

– Правда? – обрадовалась Оля. Это значит, что она тоже красивая!

– Обе косоглазые, лопоухие.

– Сам ты… косоглазый! – разозлилась она. – А у нас миндалевидный разрез.

– Китайский.

– Древнеегипетский. У сфинкса такие глаза. А еще у Нефертити.

– У какой еще Тити? – захихикал Мишаня.

– Дурак! – Она ткнула его кулаком в плечо. С виду такой приятный мальчик, светло-русый, большеглазый, смуглый, с темной родинкой на одной щеке и ямочкой на другой. – А лопоухость у женщины, между прочим, в Японии считается атрибутом красоты!

– А я и не говорил, что вы некрасивые, – возразил он. – Твоей тетке сколько лет?

– Возрастом дам интересоваться – дурной тон, – назидательно проговорила Оля. – Но она явно младше твоего брата. Ему сколько? Двадцать?

– Больше. Целых двадцать три. И, как говорит наша бабушка, Димону жениться пора. Как думаешь, тетка твоя согласится за него выйти?

– Вряд ли. – Она подумала о том, что Димон хоть и симпатичный, но слишком молодой для брака. И ничего у него нет, кроме старого мотоцикла.

– И хорошо, – облегченно выдохнул Мишаня. – А то свои дети появятся, он со мной возиться перестанет. Знаешь, как я его люблю? Больше, чем отца родного! Брат меня, можно сказать, и воспитывает.

– Батю в тюрягу посадили, что ли? – дерзко спросила Оля.

– Почему посадили? – опешил тот. – Нет, он у нас нормальный. На мясокомбинате наладчиком работает. В две смены пашет. Не до меня ему. А мамка с сестрой нянчится младшей. Поэтому я под присмотром Димона. Он со мной на спорт ходит, дневник проверяет. А когда я окно разбил в учительской, брат за меня у директора краснел, не родители… – Его милое личико помрачнело. – А тебя как хоть зовут? – спросил вдруг он. Оказалось, он пропустил мимо ушей ее имя. Пришлось еще раз назваться. – Ольга из Ольгино? – снова улыбнулся Миша. – Прикольно.

– Вообще-то я из Москвы.

– Врешь.

– Это еще почему?

– Чтобы выпендриться.

– Перед тобой, что ли? – возмутилась Оля. – Много о себе не думай, свистулька!

– Как ты его! – раздался из-за деревьев смех Димона. – Брат на самом деле присвистывает, когда говорит.

– Потому что у меня молочные зубы выпали, а новые все не растут! – воскликнул Мишаня. Волнуясь, он говорил еще менее разборчиво, и это забавляло всех, кроме него. – Да пошли вы! – И, выпрыгнув из люльки, зашагал прочь.

Они нагнали его через двадцать минут. Нашлись ребята, что помогли вытолкать мотоцикл, и Дима погнал его по раскисшей дороге уже более аккуратно. Алена обнимала его сзади, что-то шептала на ухо. Оля сидела одна в люльке с недовольной физиономией (точно как у матери), а подпрыгивая на кочках, голосила. Ей не нравилось, что тетка все внимание уделяет Димону, а остальное ее не волновало. Когда Мишаня, с которым они поравнялись, отказался садиться на мотоцикл, она и бровью не повела. Не хочет – и не надо. Плевать на него! Лучше бы они вообще не знакомились с братьями, а топали домой пешком. Вдвоем им так замечательно!

Но, к великому сожалению Оли, тот вечер был началом конца. Алена отправила ее спать, а сама уехала с Димоном. Вернулась только вечером следующего дня. Довольная, возбужденная… Влюбленная!

– Какой же Димон классный! – выдыхала она, падая на кровать. Одежда грязноватая, волосы в беспорядке, а тело налитое, лицо сияющее.

– Ты хочешь за него замуж?

– Нет, конечно. Ни за него, ни за кого-то другого. Я птица вольная.

– А он ищет жену.

– Знаю. – Алена вскакивает и начинает раздеваться. Племянницу она не стесняется. Что в наготе постыдного? – Но мысли о браке ему навязывают родственники. Уверена, что смогу его наставить на путь истинный!

На этом разговор заканчивается, и они перемещаются в баню. Бабушка как раз сегодня ее затопила, и можно не только помыться, но и попариться.

То был последний вечер, который тетка и племянница провели вдвоем. Утром Алена упорхнула из дома, чтобы проводить время с Димоном. Без нее путь на затон Оле был заказан. А когда она пришла на речку, обиженные друзья ее игнорировали. Спустя полторы недели она отправилась в Москву. Да не как обычно, с мамой на поезде, а на машине с соседом. Он вез на своем грузовике ворованную на мельзаводе муку на продажу и согласился за небольшую денежку взять с собой семилетнюю девочку.

Оля первое время очень скучала по тетке и бабушке, по милому сердцу городку, по дому с садом-огородом, по курам, собакам, козе Зойке. Она много плакала и просилась назад. Но началась учеба, уроки, занятия в музыкалке, появились новые друзья-одноклассники и любимая классная руководительница, мама наконец разрешила завести морскую свинку, забота о которой легла на плечи девочки. Жизнь наполнилась новыми событиями, и Оля стала вспоминать об Ольгино все реже. Мама этому порадовалась:

– Этим летом мы всей семьей поедем на море, – сказала она. – Хватит с тебя деревенских каникул.

– В Крым? – обрадовалась Оля. Алена так много рассказывала об этом полуострове и заразила племянницу своей любовью к нему.

– Нет, в Адлер. Я встала в очередь на путевку в санаторий. Обещали дать.

– А как же бабушка? Она будет меня ждать…

– Соскучится – приедет.

– Нет! Она боится дороги и новых мест. Мы к ней должны будем съездить хотя бы на неделю.

– Посмотрим, – буркнула мама и уткнулась в очередную книжку.

Тот разговор состоялся в феврале. Вскоре после него мама уехала в длительную командировку. Оля впервые осталась вдвоем с отцом.

– Наконец мы сможем с тобой делать то, что хотим! – радостно воскликнул тот и…

На три дня ушел в загул. Не алкогольный, он почти не пил, а самый настоящий – отец загулял. Оказалось, у него была любовница, с которой он встречался в рабочее время, потому что вечерами, как примерный муж и отец, возвращался домой. Жену он по-прежнему обожал, но с ней было так сложно!