Татуировка - Милкова Елена "Перехвальская Елена Всеволодовна"

— Испытывали?

— Видите ли, естественно, отношения с любым клиентом у нас могут быть только приватными, и я не хочу сказать, что они обязательно станут срывать на моделях свои комплексы, и все же мы готовим наших девочек к любой ситуации. Кроме, пожалуй, двух: их нельзя прижигать горячим утюгом и обливать кислотами: серной, азотной, соляной, плавиковой. Но и то и другое пока клиентам в голову не приходило. Хотя… однажды мы столкнулись с неожиданностью: у двоих мужских особей был откушен пенис…

— Так вы производите и мужчин? — удивился Гамзаев. — Я-то считал, что только женские модели.

— Всего лишь экспериментальные варианты, которые мы пока доводим до оптимума.

— Да, девочки у вас хороши. — Чеченец не удержался и осторожно погладил одну из моделей. — И в каждой — своя загадка, своя эротика. Так бы и захватил их всех с собой!

— Каждую мы обсуждаем с клиентом. Но если хотите, для вас сделаем копии. — Тут Норман подумал, что одну копию — белый костюм от Кавальо — Гамзаев уже приобрел.

— Это шутка. Наши воины не нуждаются в искусственных женщинах. Мы заказываем только младенцев.

— Тогда считаем дело решенным?

— Маленькое пожелание.. — Гамзаев взглянул прямо в зрачки Норману, от чего тот сразу почувствовал себя неуютно, но взгляд выдержал. — Через час-полтора мой человек привезет одиннадцать небольших контейнеров. Нужно, чтобы они были внутри младенцев. Контейнеры стерилизованы. — Гамзаев продолжал смотреть в глаза Норману. — Вам не интересно знать, что в них?

— Господин Гамзаев! С какими только прихотями клиентов мы не сталкиваемся! У нас приватное производство. Мы исполняем ваш заказ, и только. Кстати, мы сделаем для вас приятное дополнение: в тельце ребенка будет вмонтирован микродвигатель. Благодаря ему каждый младенец сможет делать сосательные движения губами и засасывать около трехсот миллилитров жидкости. Естественно, встроенную емкость необходимо промывать. Все будет объяснено в инструкции. Полагаю, такое дополнение вам не повредит?

Гамзаев согласно кивнул.

— Это может пригодиться.

— Одна лишь деталь: стоимость заказов, учитывающих особо интимные пожелания клиентов, у нас всегда повышается в полтора раза… Все остальное никого не должно интересовать. В случае вашего согласия мы готовы немедленно приступить к работе.

— Это я и хотел услышать. Мой человек заберет их у вас через десять дней. А потом… мы, возможно, поговорим и о мужских особях… Скорее всего, мне понадобятся тринадцать экземпляров. Тринадцать абсолютно одинаковых мужских тел… Но это чуть позднее.

Норман проследил, как гость с Кавказа быстро пересек раскаленное солнцем пространство от дверей здания до своего автомобиля и, едва заведя двигатель, сразу включил внутренний кондишн. Когда машина проехала мимо охранника, он выругался по-немецки, как это делал когда-то отец, который воевал на Восточном фронте:

— Русише швайн!

А его гость в те же минуты, ведя машину одной рукой, другою снимал с потного лица едва державшиеся тонкие черные усики, а потом — парик с черными жесткими, как проволока, прямыми волосами. Нескольких минут жаркого воздуха, когда он шел по двору под солнцем, а потом сел в раскаленную машину, хватило, чтобы он взмок от затылка до пяток. Содрав пиджак, прилипший к спине, он бросил его на соседнее кресло. Потом нащупал платок в кармане и утер им лицо, а также голову со светлыми слипшимися кудряшками. Дело шло хорошо, и этому, казалось бы, надо было радоваться, но отчего-то у него было плохое настроение. Он вспомнил Нормана и проговорил по-русски:

— Фашист недорезанный!

С МЕЧТОЙ О СОБСТВЕННОМ БЭБИ

На международный аэропорт колумбийского города Картахена одна за другой со стороны Карибского моря наползали тяжелые тучи. С трудом перевалив через крыши современных зданий с затененными стеклами, они накрыли все видимое пространство непроницаемой мглой. Да и самого видимого пространства почти не осталось — оно скукожилось до территории слышимости человеческого крика. И это пространство с трудом пробивали прожектора, поставленные по периметру с крыши аэровокзала.

Уже сорок минут, как после сообщения о закрытии на взлетно-посадочных полосах замерла жизнь. Машины по шоссе двигались с зажженными фарами. А над ними в клубящейся тьме что-то громыхало, искрилось, озаряло на миг вспышками молний, прочерчивающими половину неба.

Кондиционеры в здании аэропорта с трудом справлялись с удушающе-влажной жарой. Само здание быстро заполнилось встревоженными потными пассажирами. Количество их прибывало с каждым новым автомобилем. Одни осаждали справочную службу, стараясь перекричать друг друга, что-то требовали у дежурного персонала, другие со спокойствием древних стоиков усаживались на свои пластмассовые чемоданы. Мария Хименес неприкаянной тенью бродила между ними по залам и приглядывалась к парам с грудными детьми. Она никуда не улетала. По крайней мере, сегодня.

Неделю назад у нее родился ребенок, которого они с отцом ребенка так ждали. Но только Господь в этот миг отвернулся от нее, а Мадонна не расслышала ее молитвы, и ребенок родился мертвым. Отец ребенка пока не знал об этом несчастье — он был по делам фирмы в Европе и ему полагалось вернуться через неделю. К этому времени Мария должна была представить живое здоровое новорожденное дитя. Уж кто-кто, а она-то хорошо знала, что только в этом случае можно надеяться, что ее будут звать не Хименес, а сеньорой де Коста, что она войдет в дом отца своего ребенка полноправной госпожой.

Она приняла решение спустя несколько минут после того, как перед ней с виновато-скорбным лицом предстал врач.

— Мужайтесь, Мария, мы делали все, что могли, но ребенка спасти не удалось…

Пожалуй, решение было принято ею еще раньше. Она как будто предчувствовала неудачный исход. И здесь в этот день свое решение выполняла. Только в аэропорту, где ненадолго сходятся толпы людей, чтобы тут же разлететься во все стороны мира, можно похитить младенца у зазевавшихся родителей. Она рассчитала в деталях посекундно всю операцию и теперь с утра подстерегала удачный миг. Обстоятельства оказались не так просты, как виделись издалека, и все же этот миг наступил.

Это ничего, что родители были белыми, в конце концов, можно будет сказать, что ребенок в ее бабушку с Украины, которую после войны в Европе судьба забросила в Колумбию. И, кстати, насколько она помнила бабушкин язык, эти родители тоже вроде бы были славянами. Они поставили коляску с ребеночком около невысокого .барьера посередине зала, а сами уселись за барьером, чтобы тянуть через соломинку коктейль со льдом. Пресвятая Дева вняла ее молитвам — лишь два рядом стоящих кресла были свободны, и оба они располагались спиной к ребенку. Теперь самым важным было изобразить на несколько секунд неспешность и спокойную материнскую улыбку.

Это Мария и сделала. Не торопясь, постоянно следя боковым зрением за тянущими прохладный коктейль родителями, она подошла к коляске и улыбнулась так ласково, как она собиралась всю жизнь улыбаться своему ребенку. Если бы ее прихватили сейчас, Мария объяснила бы, что ребенок проснулся, заплакал и она взяла его, чтобы успокоить, пока родители наслаждаются прохладным напитком. В левой руке у нее была большая пустая сумка. Продолжая улыбаться, она вынула из коляски спящего ребенка и сделала всего три шага в сторону. Теперь надо было немедленно смешаться с толпой. Что-что, а уж толпа в этот день и час была здесь повсюду. Расположение дамских туалетов было ею выяснено заранее. В туалете она мгновенно раскрыла на сумке молнию, вынула парик, очки и аккуратно положила в сумку продолжающего спокойно спать младенца. Ей даже хватило самообладания, чтобы взглянуть на себя в зеркало. В этом парике она выглядела чудовищно, но зато неузнаваемо.

Удивительно, что, когда она вышла из туалета с младенцем в сумке, по аэропорту все еще не была объявлена тревога. По всей видимости, родители продолжали высасывать свои коктейли, да и куда им было торопиться: аэропорт закрыт, а их кресла за столиком — единственные места, где можно было присесть.