Повторение прошлого (СИ) - Терновский Юрий

— Действительно, — усмехнулся Погорел, так и не поверивший в миллион под кроватью.

— Я тебе когда-нибудь врал? — Иван заметил его эту скептическую ухмылку и снова нырнул под кровать за баблом, снова достал кейс, вытащил из него пакет и вытряхнул все его содержание на кровать. — Смотри, Фома неверующий, можешь даже в руках подержать, побыть хоть раз в жизни миллионером.

Новенькие пачки стодолларовых купюр развалились по кровати.

— Я вот о чем думаю, Вадик, если у тебя с книжкой такие фокусы в голове, то может, ты и про аварию на дороге придумал? Или забыл, что натворил, так бывает… Ударился головой, понервничал, вот из нее все и вылетело, что ты сам же это ДТП и устроил? Сработала, так сказать, защита организма, а мне потом заливаешь, что не на своей тачке ехал в аэропорт? И ко мне на ней помчался, да влетел… Бросил, поймал тачку и вот уже у меня с ключами, как я просил, чем не алиби? Предупреждаю, со мной лучше не темни…

Иван сунул ему в руки пакет, и начал в него аккуратно складывать пачки денег, довольный произведенным эффектом. Однако радость продлилась недолго, закончилась на четвертой пачке, которую он, почувствовав что-то неладное, даже вскрыл, чтобы проверить ее содержимое. После чего в некоем недоумении он тоже самое проделал еще с несколькими, швыряя их на кровать. Распотрошив, таким образом, где-то около десятка пачек, он уселся на них сверху и дико усмехнулся, понимая, что проверять оставшиеся фантики смысла не было уже никакого.

— Говоришь, сквозняк, — усмехнулся Погорел, который как следует даже не успел порадоваться, — ну-ну… Говоришь, в самолете с ней познакомился?

— Не трынди, — огрызнулся Иван, — развела как ежика на парное молоко. Молочка напился, денежек лишился. Ну я и козел, что ж, — хлопнул он себя по коленям и поднялся, — дальше будем играть уже в другие игры. И похоже, дружище, что вся игра лишь начинается. Послушай, а ты случаем с ними не в доле? — произнес зло Иван и уставился на своего друга. — Ты вообще чего ко мне сегодня приперся, уж не для того ли, чтобы развести на бабки?

— Да пошел ты…

И теперь уже ему не послышалось, что дверь хлопнула, чего Иван даже не заметил, начавший с кем-то уже выяснять отношения по телефону. Был друг и сплыл, впрочем, как и та особа, на которой он не так давно даже собирался жениться.

Глава 23

Дерево было старое, корявое и толстое, на какие обычно голуби садятся с нимбами, чтобы своими испражнениями изменять к лучшему жизнь тех, кто под ними проходил. Не Испания, понятно, но даже, если оно росло и в России, хуже от этого голубям вовсе не было. Мощные, намертво вцепившиеся в грунт корни дерева, еще крепко держали его огромную зеленую крону, раскинувшуюся над землей великолепным куполом. На острове Тенерифе есть, к примеру, знаменитое Драконово дерево, которому по слухам уже более тысячи лет, и которое некоторые из участников этих событий очень даже хотели посмотреть, но… не срослось. Бывает. Одного сняли с рейса, другая сама не захотела лететь в сказочные места, а может быть, даже и не думала, не хотела и не собиралась, в чем нам всем только еще предстоит разобраться. Что до третьей участницы этого действа, то она и вовсе в тот злополучный день только сюда прилетела, чтобы с первых же своих шагов сразу же и врезаться на своем белоснежном «Ягуаре» во все это местное дерьмо. Спасибо дереву, которое, судя по всему, только ради этого печального случая столько долгих лет на этом проклятом месте и стояло. Не айсберг, понятно, чтобы сразу никаких параллелей со злополучным Титаником, но от этого не мене зловещее, когда вдруг — сразу бетонным столбом и прямо по курсу. От такого у кого угодно крышу снесет. От ветра дерево слегка покачивалось, потрескивало и шумело, и шум этот скорее напоминал морской прибой, чем шелест обычных листьев, и чем сильнее были порывы ветра, тем мощнее волны обрушивались на берег.

Ветер гнул макушку кроны и играл его листвой, словно проверяя на прочность каждый листок в отдельности и все дерево в целом. Некоторые листья не выдерживали, срывались и улетали, и таких «слабаков» с каждым днем становилось все больше и больше. Осень была уже не за горами, и дерево постепенно избавлялось от летнего наряда. И старое дерево очень хорошо знало, на что этот ветер способен: зазеваешься, не сбросишь вовремя летний наряд, и не заметишь, как будешь валяться уже бесполезным бревном на земле с вывернутыми корнями. Когда-то очень давно, когда это могучее дерево тонкой тростинкой только еще зацепилось за местный клочок земли своими слабеньким корнями, хуже врага трудно было и найти. Всю осень ветер пытался вырвать ветку из земли, давно уже смирившуюся со своей участью и ожидающей только одного, когда же наконец весь этот кошмар, называемый жизнью, закончится. Тогда ее спас снег, пригнув к земле и укрыв теплым одеялом. Она даже подумала, что умерла, но при этом даже не испугалась. Оказалось, что это совсем и не страшно — жить мертвой в тепле и темноте, не думая о времени. На самом деле смерть оказалась куда теплее жизни! А весной снег растаял, и ветка с радостью поняла, что ошиблась. Лазурное весеннее небо и ласковое солнце улыбались ей всем своим счастьем и манили к себе. И ветка, отдохнувшая и набравшаяся за зиму сил, ответили с такой радостью на этот призыв, устремившись вверх, что никакие будущие холода ей были уже нестрашны. И было это в самом начале прошлого века, когда никакие самолеты еще не летали, а автомобили на дорогах еще не заменили лошадей.

Шло время, дерево росло, набиралось сил, становясь, год от года все больше, мощнее и размашистей. Росло и менялось дерево, менялось и все кругом. Грунтовую дорогу с лошадьми сменила асфальтовая автострада со снующими туда-сюда противно жужжащими моторчиками, действующими ему на нервы. И даже по ночам они не давали дереву покоя, причем с каждым годом этих моторчиков становилось все больше и больше, ради которых даже затеяли расширение автострады. Дереву повезло, его не спилили, но зато после этого расширения моторчики подобрались к нему так близко, что стали отдаваться нервной дрожью не только в коре, но и во всем стволе могучего дерева. И с годами эта нервная дрожь переросла в настоящую ненависть. Поймете его состояние, когда представите себя в стоматологическом кресле. Однако, как люди ко всему привыкают, так привыкло к этому порождению цивилизации и это дерево. Или заставило себя привыкнуть, смирившись со своей участью до поры и до времени. Шли годы, дерево старело и дряхлело. Зимой от морозов стала лопаться кора, а тяжелый снег ломать ветки. Но хуже и опаснее всего был ледяной дождь, который крушил мощным березам стволы, а дубы просто выворачивал с корнем. Не можешь пригнуться — падай, стоять тебе все равно уже не позволят. И хотя за свою долгую жизнь дерево научилось залечивать раны, оно хорошо знало, что придет время, когда сделать это будет уже невозможно. От времени нет лекарства, как и от этих проклятых машин, жужжащих под его кронами. Сначала начинают сохнуть самые верхние ветки, так как соки туда уже не доходят, затем ветки пониже, и, наконец, наступает тот роковой день и час, когда сил бороться за жизнь уже совсем не остается. Тогда и приходит смерть, которой еще не видно, но которая уже так рядом, что достаточно самой обычной искорки, чтобы она дала о себе знать. И этот день с прилетом этой чертовой иностранки настал.

Кэт открыла дверь машины, но выходить не стала, так и осталась сидеть на сиденье, держа на коленях две крупные огненно-красные гвоздики, купленные по дороге. Американка смотрела на место аварии и думала, что вот на этом самом месте, под этим вот сгоревшим, благодаря ей, чертовом деревом, все еще подпирающим своими обгорелыми сучьями чужое небо, могла закончиться и ее жизнь. Она закрыла глаза и представила искореженную груду металла и себя — всю такую успешную, богатую и мертвую в самом центре этой замечательной композиции, все в крови, с проломленной головой и застывшими навсегда, некогда очень красивыми глазами. Представила черную ночь и белое в красную кровь изуродованное маской смерти свое лицо. Жуть! Пылающий «Ягуар», горящее дерево, которое давно надо было спилить, и тогда бы ничего здесь такого не случилось.