Кокон (СИ) - Минц Валерия

Но скоро и этой убаюкивающей тишины у него не осталось. Сирены патрульных машин разрезали ночь. Красно-синие огни отражались на заснеженных ветвях деревьев и мокром асфальте подъездной дорожки. Джеймс стоял неподвижно, прислонившись к стене дома, когда к нему подошли первые офицеры. Его лицо было каменным, в глазах — пустота.

— Сэвидж, что здесь произошло? — он узнал голос Джека Одли, но Джеймс лишь указал рукой в сторону лесопарка.

— Тело... на берегу, — его голос прозвучал глухо, как будто он говорил из глубокой пропасти. — И дом... — добавил он спустя мгновение.

Джеймс двинулся внутрь, не дожидаясь, пока офицеры организуют оцепление. Он шагал по коридорам, словно призрак, его ботинки скрипели на полу. Следы борьбы все еще говорили громче, чем любые слова. Разбитые бокалы, перевернутый стол, сломанный стул — все это кричало о произошедшем.

Он нашел на полу диктофон, который видимо выпал из кармана Калины, и прослушал запись. Калина на ней держалась уверенно, задавая вопрос за вопросом, пока не пошла в лобовую атаку застав Гэри врасплох. Было слышно, как поменялся в голосе мужчина, резко сделавшись пугающе холодным, но Калина или не уловила этого, либо намеренно продолжила, уверенная, что справится. Но не справилась. Были отчетливо слышно, как раздавались крики, звуки ударов и разбитой посуды… Это были последние мгновения ее жизни, навеки запечатленные на этой записи.

Именно так она и запомнится всем. Не своей жизнью, а смертью. Не такого была достойна Калина. Джеймс едва подавил свой порыв нажать на кнопку и удалить злополучную запись, стерев навеки это жестокое напоминание о его собственном провале, но нельзя было. Это была слишком весомая улика… Рука безвольно опустилась, и он положил диктофон рядом с остальными хаотично разбросанными записями.

На втором этаже пахло химией — смесью дезинфицирующего средства и крови. В ванной комнате он нашел источник этого запаха. В углу валялись окровавленная одежда и белые пластиковые перчатки, а на краю ванны — пакет с чем-то, что Джеймс сразу не смог определить. Когда он заглянул внутрь, его желудок сжался, но лицо осталось бесстрастным: внутренности, обрывки плоти.

Он ничего не чувствовал. Ни гнева, ни жалости. Внутри была лишь леденящая пустота. Джеймс повернулся и вышел, оставив следы своих ботинок на влажном полу.

На улице к нему подошел Картер. Его лицо было напряженным, но все же он сохранял холодную сдержанность.

— Что у тебя? — спросил он.

— На втором этаже... ванная. Одежда, органы, — коротко ответил Джеймс, не глядя на него.

Картер бросил взгляд на дом.

— Мы оставили здесь слишком много своих отпечатков, — заметил он.

Джеймс впервые за весь вечер посмотрел на агента. Его взгляд был тяжелым, словно осколки стекла.

— Это уже не важно, — выдавил он.

— Важно всегда, — Картер помолчал, а затем добавил: — Нам нужно держать все под контролем, чтобы не дать никому повода усомниться в этом деле.

Джеймс не ответил. Он обвел взглядом суету, что началась вокруг дома. Люди в форме бродили, фиксировали следы, делали фотографии. Он чувствовал себя отрезанным от них, будто наблюдал за происходящим сквозь толстое стекло.

К утру новость разлетелась по всему городу. Телекамеры заполнили территорию загородного клуба, репортеры настойчиво задавали вопросы полицейским, но те молчали. Заголовки газет были соответствующе кричащими: «Мотылек найден: Гэри Миллер — врач или убийца?», «Город в шоке: врач-убийца скрывался среди нас».

В Эйберсвуде начались споры. Одни отказывались верить, что Миллер был виновен, считая все это постановкой полиции, чтобы спасти репутацию. Другие, наоборот, ужасались, что Джеймс был единственным, кто увидел правду.

Сама фигура Сэвиджа стала темой для обсуждений. Некоторые хвалили его за настойчивость, другие критиковали за методы. Никто не знал, как к нему относиться — поддерживать, извиняться или избегать.

Позже в участке Билл Митчелл и Чарли Бэннет заглянули в кабинет Джеймса. Он сидел за своим столом, уставившись в пустоту.

— Джеймс, — начал Билл осторожно. — Может, тебе стоит... отдохнуть?

Джеймс поднял взгляд.

— Мне нужно сделать это, — его голос был твердым, почти бесцветным.

— Сэвидж, ты не обязан, — добавил Бэннет. — Мы можем передать допрос Миллера кому-то другому.

Джеймс покачал головой.

— Джеймс... — начал Билл, но увидел, как тот поднялся и направился к двери.

— Это мой долг, — бросил он через плечо, оставляя коллег в тяжелом молчании.

Комната для допросов казалась Джеймсу куда более темной, чем обычно. Не из-за освещения — люминесцентные лампы холодно освещали каждую деталь — а из-за присутствия одного человека. Гэри Миллер сидел за столом с видом, словно он находился не в полицейском участке, а на приеме у стоматолога. Его осанка была идеальной, руки аккуратно сложены перед ним, а легкая улыбка играла на губах. Это был взгляд человека, который знал, что уже проиграл, но все еще мог сделать так, чтобы другие почувствовали себя пораженными.

Джеймс вошел, прикрыв за собой дверь. Он не принес с собой ни блокнота, ни папки с бумагами. Ему не нужны были отчеты или улики — он знал, что этот разговор будет не о фактах, а о том, что происходит в голове Миллера.

Сам он сидел за столом, как будто это был не допрос, а дружеская встреча. Миллер разительно отличался от того, каким Джеймс видел его раньше: не скромный молодой врач в больнице, не загнанный по «ложному» обвинению человек, не уверенный в своей правоте обвинитель. Совсем другие манеры, выражение лица… На мгновение у Джеймса промелькнула мысль: «А Гэри ли это вообще?»

Он поднял глаза на детектива и улыбнулся.

— Ну наконец-то, — сказал мужчина, улыбаясь. — Я уже думал, что вы забыли обо мне.

Джеймс молча сел напротив, стараясь не поддаваться на его уловки.

— Хочешь поговорить? — спросил он.

— Поговорить? — Миллер сделал вид, что удивлен. — А зачем? Все уже и так сказано.

Джеймс посмотрел ему прямо в глаза.

— Не все. Я хочу узнать подробности.

Губы Гэри тронула кривая усмешка.

— Вы? Или те олухи, которые внимают каждому нашему слову? — он мотнул головой в сторону тонированного стекла.

— Если тебе нужен твой адвокат, то мы…

— Не стоит, — отстраненно отрезал Гэри. — Я так устал от этого пижона, что готов был прирезать его, если бы он не был мне нужен. А сейчас я не вижу смысла отрицать что-либо. Мне это неинтересно, — Миллер наклонился вперед, сложив руки перед собой. — А вот что действительно меня волнует — как вы меня раскусили. Это было нелегко, да?

— Ты ошибаешься, — сказал Джеймс. — Я не раскусил тебя. Ты сам дал себя раскрыть.

Миллер улыбнулся, будто услышал комплимент.

— Возможно… Но я о другом. Вы единственный, кто до последнего сомневался во мне. Вы первый, кого мне не удалось провести.

Джеймс проигнорировал его тон и посмотрел прямо в глаза.

— Зачем? — спросил он.

Миллер слегка наклонил голову, будто задумался.

— Это слишком общий вопрос, детектив. Вам придется уточнить.

— Зачем ты убил ее? — Джеймс сделал паузу, прежде чем добавить: — Всех их.

Миллер рассмеялся — негромко, но искренне.

— Детектив Сэвидж, все еще нужно больше конкретики… Я же понятия не имею, о ком вы. О Нелли Уильямс, Шерил Мэйн, Челси Хэнсен или каких-то других жертвах?

— Ты успел кого-то еще убить?

— Кто знает… — Гэри многозначительно пожал плечами. — Удивительно, что даже сейчас, когда у вас нет ничего, кроме догадок, вы будто уже уверены в своей правоте. Это... восхитительно.

Джеймс не сводил с него глаз.

— Ты можешь продолжать играть, если хочешь. Но я думаю, ты знаешь, что все твои роли давно раскрыты. Ты притворяешься, чтобы люди видели в тебе то, что ты хочешь показать.

Миллер усмехнулся.

— А разве так не делают все? — он развел руками. — Просто я делаю это лучше.

— Ты настолько увлекся ролью, что забыл, где она заканчивается, — бросил Джеймс.