Тайна двух лагерей - Леонов Николай Иванович

– Вы точно знаете, что первый уехал из страны?

– Абсолютно в этом уверена, он и сейчас там. Нашел меня в интернете, написал. Мы часто общаемся онлайн. Он болен и с трудом передвигается. Зарабатывает на жизнь тем, что делает миниатюрные копии известных полотен. Такие, знаете, чтобы на кухню можно было повесить. Нет, я бы не стала его в чем-то подозревать.

Итак, они снова ни к чему не пришли. Эмма Генриховна быстро расправилась с вопросами, без лишних подробностей, в воздухе витала некая недоговоренность. У Гурова было четкое ощущение того, что он о чем-то забыл, что-то упустил, но в голову ничего не приходило. Похоже, Стас Крячко чувствовал то же самое. Он поднялся с дивана, подошел к стеллажу и указал на одну из фотографий.

– Вы уж простите, Эмма Генриховна. Это ваши ученики? Я когда-то и сам рисовал. Мне немного близко вот это все.

– Серьезно? – скорее из вежливости спросила Эмма Генриховна. – Вы рисовали?

– Подавал надежды, – с сожалением объявил Крячко. – Но дальше школьного кружка дело не пошло. Хотя наша учительница по рисованию меня хвалила. А вот мама решила, что мне больше подойдет легкая атлетика.

– Спорт… Почему спорт всегда считают альтернативой искусству? – Эмма Генриховна почему-то обращалась не к Стасу, а к Гурову. – Как вы думаете?

– Так сразу и не ответишь, – ответил Гуров. – Но если говорить о детях, то главное, чтобы они хоть чем-то занимались. А потом, когда попробуют то или это, станет понятно, к чему у них лежит душа.

– Рассуждаете как равнодушный человек. Не как плохой отец, а как отец, который не делает различий между «люблю» и «надо».

– Я всего лишь предположил, – попытался реабилитироваться Гуров.

– Понятно.

Эмма Генриховна взяла в руки фотографию, на которую смотрел Стас.

– Это не ученики. Это группа молодых людей, живущих надеждой и верящих в то, что они бессмертные и смогут все на свете. Этот снимок сделал наш товарищ. Мы ходили в горы, а тут подготовка к походу. Видите рюкзаки? Мы их отодвинули, чтобы они не попали в кадр, но их все равно видно. Муж увлекался фотосъемкой и меня пытался научить, но я оказалась абсолютно неспособной к этому делу. А вот горы – моя страсть. В прошлом, увы. Так что, Лев Иванович, «люблю» и «надо» очень часто ходят рука об руку. Подловила я вас?

Она хитро улыбнулась, не разжимая губ.

– А я уже начал было оправдываться, – согласился Гуров и подошел к Стасу. – Где же вы на этой фотографии?

– Верхний ряд, вторая справа. Рядом мой покойный муж, Николай Иосифович. Здесь мы только что окончили институт, неделю назад сыграли свадьбу и собирались провести медовый месяц в горах.

– Какой это год?

– 1967-й. Начало сентября.

Когда-то Эмма Генриховна была красавицей, имела короткие вьющиеся волосы и счастливо улыбалась. Рядом с ней стоял, обнимая ее за талию, муж. Красивый и молодой.

– Николай Иосифович был талантливым химиком и подавал большие надежды. Он успел поработать в одном НИИ совсем недолго. Но память о нем будет жить, пока живу я. Каждый год я отмечаю годовщину его смерти особым способом, в горах. Просто приезжаю туда как турист и брожу по горным тропам, собираю лекарственные травы и рисую что-нибудь на память.

– Мне неловко спрашивать… – начал Гуров, но Эмма Генриховна отрицательно мотнула головой. – Извините.

– Хотели узнать, как он умер? Он там и остался – у подножия вершин. Это была наша последняя совместная фотография. Сорвался в расщелину. Погиб по глупости, потому что пошел без страховки. Ну а я зачем-то осталась жить.

Она произнесла это с победным видом, будто бравируя смертью мужа и личной трагедией. Стас аккуратно вернул фото обратно на полку.

– Время истекло, молодые люди, – объявила Эмма Генриховна. – Вот-вот прибудет будущий студент, а я даже не подготовилась. Была рада вам помочь, хотя вижу, что этого не произошло. Надеюсь, вы непременно отыщете негодяя, который навредил тем людям.

Она незаметно вытеснила сыщиков из комнаты в коридор и стояла над душой, пока они возились со шнурками. Гуров никак не мог отделаться от ощущения чувства вины, и Крячко, кажется, испытывал то же самое. В присутствии Эммы Генриховны хотелось сжаться и вытянуть руки по швам. Было в ней что-то такое, от чего становилось не по себе. Чтобы стряхнуть с себя это состояние, Гуров посмотрел на все трезвым взглядом и решил, что это что-то психологическое, не имеющее никакого отношения ни к нему, ни к Стасу.

Стас задрал голову и посмотрел на окна верхних этажей дома Эммы Генриховны.

– На какую сторону у нее окна выходят? Может, следит сейчас за нами. Слушай, пренеприятнейшая тетка. Умная, вежливая, но, блин, как будто меня к директору вызвали.

– Есть такое, – согласился Гуров.

– И куда теперь?

– Зайдем в кафе, в которых Виктория и Елена отдыхали с Алексеем. Между ними минут пять-десять езды, если помнишь. Побеседуем с официантами, спросим про видеонаблюдение. Эх, жаль, что мы ничего путного здесь не нашли. Я был уверен, что все получится.

– Ты знаешь, а я тоже, – сказал Стас. – Вроде бы и поговорили, а вроде бы и ни о чем.

– Да, именно так, – пробормотал Гуров. – Не то чтобы она что-то скрывает, иначе не стала бы рассказывать про погибшего мужа… Но Эмма четко дозирует чужой интерес к своей персоне. Не дает подойти ближе. Так, смотри. – Гуров открыл в телефоне карту с пометками. – Ближе всего кафе, где была Виктория. Называется «Калька». У них свой сайт, а отзывы очень даже неплохие. Интересно, что они скажут, когда узнают, что у них под носом произошло преступление?

– Закроются, – со смехом предположил Стас.

Гуров подошел к машине и посмотрел на окна верхних этажей. Эммы Генриховны ни в одном окне видно не было.

– А знаешь что, Стас? Давай разделимся. Я обойду кафе, заскочу в магазин, где Лена познакомилась с Алексеем, поищу свидетелей из персонала, а ты отправляйся на Петровку и попробуй найти что-нибудь о «живых» картинах. Интересуют не только авторы, но и участники шоу, вдохновители, гримеры, костюмеры, декораторы. В наше время подобные перформансы устраиваются повсеместно. Особый упор делай на обнаженную натуру.

– Думаешь, Алексей может быть среди них? Мы ищем иголку в стоге сена. Ни особых примет, ни контактов у нас нет. Мы вообще о нем ничего не знаем. Просто имя и совершенно не запоминающаяся внешность. – Стас на секунду задумался. – Но ты прав. Все указывает на то, что у него не очень здоровая психика. Значит, так или иначе он проявил бы себя через нездоровый интерес к тем же засушенным цветам. Ладно, Лев, задачу понял. Она хоть и сложная, но других вариантов у нас нет.

Глава 7

Кафе «Калька» располагалось в очень неудачном месте – в жилом доме возле перекрестка Большой Филевской и Новозаводской улиц. Проходимость тут была нулевая, если не считать прохожих, ожидающих сигнала светофора, чтобы пересечь проезжую часть. Вход в кафе также «смотрел» на дорогу, так что его мало кто замечал.

Гуров зашел внутрь, спустился по узкой темной лестнице и оказался в просторном зале без окон. Так-то, конечно, отличное место, если не думать о том, что ты оказываешься в подвале, а на лестнице, ведущей с улицы, можно сломать себе шею.

В зале было светло и свежо. Никаких запахов из кухни не чувствовалось. Это означало, что вентиляция работает отлично. Скорее всего, даже если здесь кто-то закурит, то никому не помешает.

Посетителей в кафе было немного. Из шести столиков были заняты только два. Гуров подошел к барной стойке, за которой стоял бармен, не сводивший с Гурова пристального взгляда с момента его появления.

Служебное удостоверение бармен изучать не стал, но выражение его лица сменилось с отстраненного на заинтересованное.

– Как к вам можно обращаться?

– Михаил.

– Вы тут за главного?

Конечно, это было не так. Бармен есть бармен и управляющим или администратором никак быть не может. Но Гуров давно использовал эту уловку при разговоре с персоналом, присваивая им должности поважнее, чем их собственные, или рангом повыше. Срабатывало почти всегда – люди охотно шли навстречу полиции. Но бармена Михаила оказалось расположить к себе не так-то просто.