Неугомонная покойница - Донован Кемпер

И не собираюсь сдаваться.

Часть вторая

Жертва

Глава 10

Я и от природы ранняя пташка, но писательская карьера довела эту склонность до того, что зачастую я просыпаюсь еще затемно. Но не стоит сочувствовать – в это время суток гораздо меньше раздражителей, что в мире вокруг, что у меня в голове. Я просыпаюсь словно бы пустая, но в лучшем смысле этого слова, не опустошенная, а свежая, полная сил. Исправная, если вы понимаете, о чем я, поскольку обычно к ночи накапливаются тысячи досадных мелочей, которые с каждым из нас случаются за день. То есть одного интернета достаточно, чтобы лишить меня душевного равновесия: стоит мне всего лишь проверить почту и немного полистать «Твиттер», как я обнаруживаю, что не могу ни одну мысль удержать дольше двух секунд. Если нужно (тут помогает, например, надвигающийся дедлайн), я могу взять себя в руки, но никогда моя голова не бывает такой ясной, как в первые часы нового дня.

Вот и сейчас, проснувшись, за окном я все еще могла разглядеть звезды. Свесившись с кровати, я подняла с пола ноутбук, который заряжался всю ночь, и взяла его на руки, словно ребенка, которому приснился кошмар и которого нужно обнять. Снег перестал, но я удержала себя от того, чтобы встать и выглянуть в окно, решив, что любоваться видом буду в качестве награды за час – или даже два? – сосредоточенной работы. К тому же в комнате стоял холод, а под одеялом было замечательно тепло.

Я близорука и без очков вижу четко не дальше, чем на десяток сантиметров, поэтому я завела привычку класть под голову подушку и ставить ноутбук на грудь так, чтобы фактически прижимать его подбородком. И хотя из-за этого приходится развести в стороны локти, чтобы печатать, в целом я нахожу подобное сооружение исключительно удобным.

Для начала я набросала несколько заметок и быстро перешла к активному размышлению, вокруг какой идеи закрутить сюжет будущей книги. У меня уже проскальзывала мысль построить повествование по принципу путешествия героя, ну, этой фигни, о которой писал Джозеф Кэмпбелл [14]: когда персонаж поддается зову неведомого и возвращается из своего похода изменившимся человеком. Конечно, речь всегда идет о мужчине, но почему бы не приложить ту же схему к жизни Дороти? «Неведомым» тогда будет мир политики, мир мужчин, по которому она странствует, где-то теряя, где-то обретая, и возвращается со шрамами, а может и с добычей к безмятежной жизни, которую оставила много лет назад…

К тому времени, когда я наконец оторвала взгляд от экрана, руки у меня разболелись, а комнату залил дневной свет. Я отложила ноутбук, откинула одеяло, поднялась и, покручивая запястьями, подошла к окну. И даже зная, что там обнаружу, ощутила, как слегка перехватило дух – как всегда бывает, когда впервые после наступления холодов видишь мир, укрытый белым покрывалом. Но это благоговение уменьшается с каждым последующим снегопадом.

Судя по количеству снега на подоконнике, выпало сантиметров пятнадцать. Окно моей комнаты выходило на заднюю сторону дома, на большое патио с бетонным полом, откуда на зиму убрали мебель. Дальше располагалась небольшая лужайка, а за ней, сколько хватало взгляда, раскинулись леса – должно быть, те самые знаменитые леса, по которым так любила гулять Дороти Гибсон.

Безоблачное небо было такого бледного оттенка голубого, что казалось нарисованным слишком разбавленной акварелью, так что по краям голубой цвет истаивал до белого. Стоял еще достаточно ранний час, чтобы я ощутила ту сверхъестественную тишину, которая окутывает мир после снегопада, и я подняла нижнюю створку окна, чтобы без помех окунуться в нее.

Я простояла так пять минут, холодный воздух пощипывал тело, потом захлопнула окно, вернувшись в рукотворное тепло, и начала собираться в блаженный горячий утренний душ, скрестив пальцы в надежде, что в доме у Дороти хороший напор воды.

Давление воды оказалось не просто хорошим, а превосходным.

Все еще с немного влажными волосами я спустилась по главной лестнице с двумя пролетами. На просторной площадке между ними располагались две старинные скамьи, напоминавшие церковные, и кофейный столик, а из большого окна, тоже выходившего на заднюю сторону дома, открывался живописный вид. На одной из скамей сидел Телохранитель, с головой ушедший в какую-то книгу.

Сегодня он был облачен в штаны цвета хаки и жемчужно-серую рубашку с коротким рукавом из какой-то поблескивающей синтетической ткани. Рукава так плотно облегали его бицепсы, что наверняка оставили следы, и я видела его торчащие соски. Если отбросить коричневые походные ботинки на ногах, которые он довольно невоспитанно закинул на кофейный столик, выглядел он как гольфист, который подрабатывает телохранителем. Или наоборот.

Я замерла, уставившись на него, но не по той причине, о которой вы подумали (ладно, ладно, не только по той причине, о которой вы подумали), а потому, что он читал мою книгу, и к тому же не из числа мемуаров.

Я опустила этот факт как неважный, но в свое время – в самом начале карьеры – я опубликовала один роман под своим собственным именем. Он оказался грандиозной неудачей, меня аж передергивает при одном взгляде на эту глупую книжонку – передергивает в прямом смысле, как и в описываемый мной момент.

– А вы застали меня врасплох. – Он держал книгу одной рукой и поднял ее вверх, словно выполняя упражнение с гантелями, и на меня уставилась обложка с названием (которое я не буду разглашать), выложенным в форме сердечка (пристрелите меня кто-нибудь).

– Что это ты делаешь?

– А на что это похоже?

Он улыбнулся, так что все его лицо пришло в движение, явив всякие ямочки-складочки, но сейчас это детское очарование только раздражало: на часах еще даже не значилось восемь утра – слишком рано для возбужденных бабочек в животе. Для подобных эмоций мне требовалось топливо в виде порции кофеина и протеина.

– Где ты ее раздобыл? – спросила я – довольно требовательно, по правде говоря.

– Просто лежала тут, – пожал он плечами. – Я решил глянуть. – Значит, и Дороти ее читала, но не упомнила об этом в нашей беседе. – Хорошая книга оказалась.

– Вовсе она не хорошая.

Денни развернул суперобложку с одной стороны и использовал отворот в качестве закладки. Взглянул на меня, потом на фото на задней стороне обложки, которому исполнилось вот уже пятнадцать лет. Снова посмотрел на меня.

– Я вас едва узнал.

– Ну да, я теперь гораздо старше.

– Не, я имел в виду – без очков.

Для этого фото я надевала контактные линзы, опасаясь, что мои черные очки прирастут к образу или кто-то решит, что я надела их для солидности, хотя я ношу их постоянно. Эсме – одна из моих любимых редакторов, которая неизменно меня смешит, – называет их «твои умные очки».

– С ними некрасиво? – с прохладцей уточнила я, поправляя оправу на носу.

– О, нет. Вы красивая и так, и так.

Я не удержала смешок – не смущенное девичье хихиканье, а недоверчивое фырканье. Он это серьезно?

Денни приподнял брови, отчего на его гладком прелестном лбу залегли морщинки.

– А что смешного? То, что я считаю вас красивой?

Да, это в самом деле было смешно, и более того, – неуместно. Но я не собиралась вдаваться в дискуссии о своей внешности с человеком, с которым мне предстояло жить под одной крышей. Даже с таким привлекательным.

– Ты очень милый, – ответила я, и поскольку я стояла на несколько ступенек выше, мне не составило труда принять снисходительный вид. – Я умираю с голоду, где тут можно что-то перехватить?

Он поднял руки в знак капитуляции (все еще держа книгу в одной из них).

– Кухня налево от лестницы.

Он указал направление. Я увидела у него под мышкой большое пятно пота, задумалась, не наш ли разговор его так взволновал, и даже испытала к Денни приступ жалости – что со мной в отношении мужчин случается нечасто, особенно в отношении мужчин красивых.