Эллен Вон Стейл
Вся наша ложь
© Петухова Е., перевод на русский язык, 2024
© Издание на русском языке,
оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025
* * *
Моим родителям,
Чону и Кён Вон
Глава 1
1995
В тот вечер, когда мы нашли Марлоу, она привиделась мне в зеркале.
Я вылезла из медной ванны – старый металл кое-где уже покрылся патиной – и зябко поежилась. По ногам стекали струйки теплой воды. Взобравшись на скамеечку, я старательно протерла зеркало. Туман рассеялся, но вместо моего собственного отражения там снова была она. Глазела на меня совсем как в то утро через окно гостиной.
Она тебя преследует.
Задребезжала дверная ручка. Я обхватила себя руками и уткнулась подбородком в плечо.
– Айла, твоя мама еще надеется принять сегодня ванну.
Папа имел привычку никогда не стучать, предпочитая дергать за дверную ручку.
Она здесь. Вернулась за мной.
Я снова глянула в зеркало. Она исчезла. Осталось только отражение моего лица, размытое и почти неузнаваемое.
– Стелла, похоже, наша восьмилетняя дочь считает ванную своим личным спа, – прогудел из-за кедровой двери папин голос.
Дверь распахнулась, и я инстинктивно прижала полотенце к груди. На пороге стояла мама; ее соломенного цвета волосы еще не просохли после купания в озере, кожа шелковисто блестела. Скользнув по мне прозрачными голубыми глазами, она перевела взгляд на покрытый лужицами черный виниловый пол.
– Милая, надеюсь, ты оставила мне горячей воды…
Я не шелохнулась.
– Айла? – Она вопросительно наклонила голову.
– Мы скоро будем есть? – пробормотала я. – Мони уже готовит?
– Да и да. – Мама погладила меня по голове и легонько подтолкнула к двери.
Их с папой взгляды встретились в зеркале, и я в очередной раз отметила разительный контраст между ними – в линиях скул, в форме глаз, в каждой черточке. Рядом с густыми и темными волосами отца мамины пушились золотистым облаком. Выходя из ванной, я заметила, как он ласково погладил маму по шее.
– Мони! – позвала я, скользнув рукой по металлическим перилам. На большие, во всю стену, окна гостиной упали первые капли дождя.
Наш ежегодный отпуск в летнем домике подошел к концу. По такому случаю Мони обычно готовила какое-нибудь восхитительное блюдо из остатков еды, которые, словно бездомные котята, ждали, когда их наконец пристроят.
В детстве у меня не получалось правильно произнести корейское слово хальмони – «бабушка». «Мони, Мони!» – лепетала я. Прозвище прижилось, и для меня она всегда была Мони.
Я нашла ее в кухне. Миниатюрная фигура склонилась над рисоваркой и огромной серебряной ложкой помешивала ярко-красный кипящий бульон.
– В отпуске еда из рисоварки всегда вкуснее, – сказала она по-корейски.
Затем, разломив квадратик рамена, протянула половину мне. Я опустила свою часть в бульон, наблюдая, как та превращается в мягкий клубок скрученных нитей. У меня потекли слюнки. Бросив к лапше горсть нарезанного зеленого лука, несколько кусочков говядины и продолговатые рисовые клецки, Мони попробовала бульон ложкой и предложила отведать мне. Я осторожно глотнула – горячая жидкость обожгла язык. Мони вновь склонила тронутую сединой голову над рисоваркой.
Мне захотелось рассказать ей. О лице, которое я увидела в окне тем утром, когда она впервые появилась передо мной.
* * *
Всего один взгляд – и теперь ее лицо меня преследовало.
Круглый комочек темной плоти, два горящих угля остановились на мне будто примагниченные.
Я застыла, обуреваемая страхом и любопытством. Затем, моргнув, отвела глаза. Раннее утро уже рассыпало солнечные блики на поверхности озера. Сверкающие волны с силой бились о причал, с каждым ударом взывая: посмотри на нее, посмотри на нее.
Я снова перевела взгляд на окно. Стекло запотело, словно предвещая беду. Лицо плавало в воздухе, то становясь отчетливее, то растворяясь в пятнистой смеси света и теней.
Айла.
Кто-то меня звал. Мони? Папа?
Я попыталась отвести глаза. Связывающая нас незримая нить растянулась точно ириска и наконец лопнула, заставив меня невольно вздрогнуть.
Айла. Айла.
Оглянувшись в третий раз, я почувствовала на плече папину руку.
– Айла, милая, пойдем.
Чары, владевшие мной, растаяли, как брошенная в воду шипучая таблетка. Я повернулась. На папином лице застыло озадаченное выражение.
– Ты еще хочешь в поход?
Я кивнула.
Все время, пока мы ехали в нашем землисто-зеленом джипе к фактории Берча, я высматривала ее, припав носом к стеклу. Не бежит ли она следом за нами? Не мелькает ли размытым пятном среди изумрудно-зеленых сосен, шеренгой выстроенных вдоль береговой линии? Она, как мучной червь, успела прочно засесть у меня в голове.
С отцом за руку я переступила порог фактории. В те времена это был самый большой магазин в Гранд-Маре, где торговали всякой всячиной – от предметов первой необходимости до туристических припасов. Я прошла мимо банки консервов, оставленной кем-то в корзине с блестящими значками «Озеро Верхнее» возле крутящейся стойки с поздравительными открытками и дешевыми почтовыми карточками.
– Последняя вылазка в этом сезоне, мистер Пэк? – спросил продавец, сканируя две банки диетической колы и бутылку красного вина.
– Последняя. – Папа вынул из кошелька несколько купюр.
– Лучше запаситесь батарейками, Патрик. Надвигается сильный шторм.
Подойдя к кассе, шериф Ванденберг шлепнул на прилавок упаковку пальчиковых батареек. Если не считать жидких бровей, лицо и голова у него были совершенно гладкие. Он улыбнулся мне.
– Что, настолько сильный?
– Да, ночью. Говорят, давненько такого не бывало. Так что советую запереться всей семьей дома и не высовываться.
Он сжал кулаки, будто разминая затекшие мускулы.
– Решил напоследок сводить Айлу к водопаду. – Папа прижал к груди коричневый пакет с продуктами.
– Лучше поторопитесь, Патрик. Не хватало еще, чтобы вы застряли там в бурю.
На привале у вершины водопада мы съели наш паек: ржаной мраморный хлеб с тунцом и грейпфрут. Вытянув ноги и подставив лицо водяной пыли, я пыталась достать языком частичку грейпфрута, застрявшую в зубах. Наш домик располагался ближе остальных к водопаду Ковет, всего в получасе ходьбы.
– Только представь: если бросить кожуру в воду, ее потоком унесет вниз, и она исчезнет навсегда… – сказал папа.
– Возможно. Или в один прекрасный день она где-нибудь всплывет.
– Мм-хм, – пробормотал он, отправляя в рот остатки сэндвича.
– Не уверена, что мне нравится это слово.
– Какое?
– Навсегда.
Мы с папой приходили сюда уже много раз. Пока я наблюдала за тем, как белые пенящиеся струи неумолимо несутся вниз по скале, он рассказывал о тайнах водопада Ковет. Истории об исчезнувших байдарках. О мальчике, который чуть не утонул. О человеке, который сорвался со скалы и бесследно пропал.
Папа никогда не говорил, есть ли в этих историях хоть доля правды.
По дороге домой мы заметили плавающую в озере маму. Она уверенными гребками рассекала водную гладь, светлые пряди развевались на поверхности, как водоросли. Я позвала, но она не услышала.
Мы с папой убрали походное снаряжение в сарай. Заметив, как он сует потрепанную желтую палатку вместе со стойками в мусорный бак, я вопросительно подняла брови.
– Почему ты ее выбрасываешь?
– Она отжила свое. Давно пора купить новую.
Металлические стойки с проворством непоседливых белок выскочили обратно.
– Может, тогда красную?
– Конечно, Айла.
Я прыгнула в озеро и присоединилась к маме. Освежающая прохлада смыла горячую липкую пленку с кожи. Утреннее видение на миг выветрилось у меня из памяти. Лежа на воде, я разглядывала длинный причал в отблесках солнца – гигантскую многоножку, убегающую к нашему домику, и стелящийся за ним бескрайний зеленый ковер с толстыми спутанными ветвями.
