Двойная ложь - Эллисон Джей Ти

Саттон выскочила из-за угла – видимо, из кухни. На ее щеке была грязь, но сейчас она улыбалась гораздо радостнее, чем в тот день, когда Итан впервые отвел ее в постель. В ее глазах плясало счастье.

– Ох, Итан, – выдохнула Саттон, и он тут же понял, что сопротивляться бесполезно.

Тем же вечером они подписали договор. Это был их новый дом.

Позволил бы он жене влюбиться в старую развалину, если б знал, во что это выльется? Если б знал, какую боль они испытают в этих стенах?

Уж точно нет. Этот дом не принес им ничего, кроме боли и горя. И плевать, что надо учиться на своем опыте. Это место проклято, Итан понял это в тот день, когда позволил ей влюбиться, позволил так сильно отклониться от плана. Если б они просто придерживались плана, то избежали бы того, что случилось.

Им не нужны были пять спален, три камина и тяжкое бремя в виде дома, который пришлось полностью отремонтировать и внутри и снаружи, чтобы сделать пригодным для жизни. Им не требовалось ничего, кроме друг друга, кровати, бутылки шампанского и двух ноутбуков.

Итан начал говорить ей все это. Именно так. Что-то подсказывало, что, каким бы прекрасным ни был дом, они совершают ошибку. И вдруг Саттон оказалась рядом, прижалась к нему, прильнула пухлыми губами к его губам, ее волнение вылилось в страсть, огонь и обещания будущего, полного любви и счастья, и в следующее мгновение Итан уже выписывал чек на пятьдесят тысяч больше, чем просили, чтобы никто не перебил предложение.

Ему хотелось сказать «нет», но он ведь не знал, что грядет.

Он вышел на разваливающееся крыльцо и помахал риелтору, и когда она увидела в его руке прямоугольник бумаги, ее лицо засветилось от радости, будто внутри вспыхнула свечка, в точности как бывало с лицом его жены.

Спустя несколько недель, покрасив гостиную в мягкий серый цвет и купив раскладной диван, они переехали. Итан и Саттон собирались сделать ремонт в основном своими силами, но нашли местного плотника, мастера на все руки, чтобы он занялся важными деталями.

Много дней они скребли, красили и потрошили ванные. Когда они не занимались домом, то работали над своими книгами – отдельными островками слов, дрейфующими в окружающем хаосе. В перерывах ездили в хозяйственные магазины. Покупали еду навынос, пока не привезли технику: массивный холодильник, для установки которого пришлось снести часть стены, духовку с двойной конвекцией, едва вписавшуюся в отведенное место, бесшумную посудомоечную машину «Бош». А потом пришло время выбирать столешницу, Саттон влюбилась в изумительный мрамор, и они начали ссориться.

Глупо ссориться по поводу большой мраморной плиты. Но они ссорились, а дом, должно быть, питался негативной энергией, потому что внезапно все пошло наперекосяк. В гостиной облупилась краска, в мансарде нашли асбест, который пропустили при осмотре, в спальне поселилось семейство мышей, устраивающих возню и веселье в любое время суток. Трещина в проклятой дорической колонне расширилась, и крыльцо рухнуло, погубив посаженные накануне цветы и кусты стоимостью в пятьсот долларов.

Были и слезы, и споры, и холодность, а когда Итан начал беспокоиться, что прежние отношения могут не вернуться, он сдался и согласился на мрамор. И как будто ураган прошел мимо – все внезапно успокоилось. Ссоры прекратились. Дом стал единым целым. Они привезли мебель с временного склада и были счастливы. Так счастливы! Они сидели вместе за кухонным столом над тарелками с хлопьями, и огромная мраморная столешница мягко мерцала под белым светом, а дни наконец-то не были омрачены призраком ремонта.

Слова… Им нужны были только слова. И оба склонились над ноутбуками, творя в идеальном и отремонтированном новом доме.

Откуда Итану было знать, куда все это заведет?

Он сам виноват. Именно так.

Он отправился в поездку. Выступал перед библиотечной ассоциацией. Поселился в маленьком отеле с уютным баром. И напился. Он переспал с другой всего один раз, но, когда не позвонил вечером, как у них было заведено, Саттон сразу же все поняла, и по возвращении Итана они крупно поссорились. Дом, проклятый дом, и этот чертов мрамор встали на ее сторону.

Что бы они ни делали, как бы ни старались, все было бесполезно.

Расскажи свои секреты

Итан сел у кухонной столешницы, поставив локти на широкую полосу каррарского мрамора. Женщина встала напротив с блокнотом и ручкой, зависшей над бумагой, и недоверчиво улыбнулась.

– Мистер Монклер? Вы хорошо себя чувствуете?

– Простите. Да, конечно. Что вы сказали?

– Когда вы видели жену в последний раз?

Он провел пальцем по серой прожилке на белом камне. Проклятый мрамор. Он вечно напоминал о тех ссорах. Итан не хотел его покупать, зная, что уже через неделю мрамор будет испорчен пятнами вина или разъеден лимонным соком, который Саттон подливала себе в воду. Но проиграл эту битву, как и многие другие.

Хотя был вынужден нехотя признать, что мрамор держался на удивление хорошо, на нем осталось лишь одно пятно, темно-красное, рядом с холодильником. Саттон сказала, что оно от голубики, пролежавшей там всю ночь.

Прошло уже два часа. Джоэл молчал, просто сидел в углу и наблюдал за происходящим, время от времени покашливая, что, по мнению Итана, означало «хватит болтать, придурок». После первого раунда вопросов сержант Морено попросил разрешения взглянуть на компьютер Саттон, и Айви показала ему кабинет, а в это время Грэм допрашивала Итана. Она уже смотрела на него косо. Все его слова тщательно оценивались и взвешивались. Джоэл предупреждал, что именно так все и будет. Всегда подозревают мужа. Все, что он говорил, звучало глупо, неискренне. Итан понял, что все плохо. Очень плохо.

– Сэр? Мистер Монклер? Понимаю, мы уже об этом говорили, но давайте повторим еще раз. Всегда можно что-то забыть или упустить, даже случайно.

Итан покосился на Робинсона, и тот быстро одобрительно кивнул.

– Простите. Я видел Саттон в понедельник вечером, прежде чем она пошла спать. Прежде чем мы пошли спать.

– Вы спали вместе или отдельно?

– Отдельно, но легли в одно время.

Грэм подняла взгляд от блокнота. Очевидно, в первый раз Итан этого не упомянул.

– Вы не спите в одной спальне?

– В последнее время у нас были проблемы.

– Ясно. Вы об этом говорили.

Она опустила блокнот. Совсем юная и худенькая, с плоской грудью; у нее были коротко стриженные очень светлые волосы и почти бесцветные брови; Итан задумался, натуральный ли это цвет. Выглядело все естественно. Притягивает глаз, как сказала бы Саттон. Бейджик на груди полицейской гласил: «Х. Грэм». Серебряный прямоугольник был прикреплен к карману формы, который на груди бо́льшего размера непременно оттопырился бы… Господи, Итан. Прекрати. Просто посмотри ей в лицо. Загляни в глаза. Если будешь отворачиваться, она решит, что ты что-то скрываешь, а если будешь пялиться на ее грудь, – что ты маньяк.

Нельзя замечать грудь сотрудника полиции. Это неправильно. В особенности когда пропала жена, а Х. Грэм выглядит как белобрысый ребенок, только что выпустившийся из полицейской академии.

Морено вернулся на кухню и молча наблюдал.

– Так не было причин полагать, что ей в последнее время грозит опасность? Вы считаете, что она ушла по собственной воле? – спросила Грэм, но это был не просто вопрос, скорее обвинение.

Сосредоточься.

– Поначалу так я и подумал. Как я уже говорил, днем в понедельник мы поссорились. Ничего серьезного, просто перепалка. Понимаю, как это звучит, но это не то, о чем вы думаете. Я не сделал Саттон ничего плохого, иначе не стал бы вас вызывать.

Он добродушно рассмеялся. Грэм невольно отпрянула, а Робинсон закрыл глаза.

Превосходно, вот молодец. Трудно выставить себя еще более виноватым. Бросай уже эти попытки их очаровать.

Итан поднял руки:

– Простите. Это не смешно. Я просто в смятении. Она и прежде уходила. Но сейчас все немного… острее.