Приют Русалки - Ми Лэй

Яичница быстро исчезла с тарелки девочки. Та шустро вымыла ее, палочки и сковородку и затем низко поклонилась Гу Хао:

– Спасибо, дедушка Гу.

– Это всего лишь яичница, за что благодарить? – Гу Хао задумался. – Во сколько ты приходишь с вечерней самоподготовки?

– В девять. – По выражению лица девочки было понятно, что она озадачена этим вопросом. – А что такое?

– После нее приходи на кухню, – Гу Хао указал на плиту, – я пожарю тебе еще.

– Так не пойдет, это слишком хлопотно для вас… – Девочка замахала руками. – К тому же если мама с папой узнают, они отругают меня.

– Тогда мы сделаем так, чтобы они не узнали… – Гу Хао напустил на себя строгий вид. – Давай так: я оставлю яичницу на плите, а ты поешь и уйдешь. Не нужно ничего за собой мыть, чтобы не производить лишнего шума.

– Но тогда… – Девочка прикусила губу. – Дедушка Гу, чем я могу вам помочь?

– Пока что ничем, – Гу Хао улыбнулся уголками губ. – Если что-то понадобится, скажу тебе.

– Хорошо. – Возможно, из-за того, что девочка вдоволь поела, ее бледный нездоровый цвет лица исчез – на щеках появился румянец. Она помахала Гу Хао и вернулась в квартиру 101.

…Вот так между девочкой и стариком возникла тайна под названием «яичница». Они ничего не говорили – понимали друг друга без слов. Гу Хао в одно и то же вечернее время жарил четыре яйца: сам съедал два и оставлял два девочке. Когда он вставал утром, тарелка была начисто вымыта и лежала в шкафчике. Он не понимал, как девочка могла настолько аккуратно мыть посуду, чтобы не заметили родители.

Изредка Гу Хао замечал на пороге свежие цветы. Разумеется, это были небольшие подарки от девочки в качестве благодарности.

Их тайная договоренность длилась месяц. До той дождливой ночи…

Гу Хао бродил по закоулкам своей памяти, пока догоревшая до конца сигарета не обожгла пальцы, заставив его очнуться. Он поспешно стряхнул пепел, покачивая головой и горько усмехаясь. Что это он? Какая ему вообще разница? Возможно, яичница ей надоела или родители отругали – все могло быть причиной того, что она больше не появлялась на кухне. Как же он, старик, может понять, что происходит в голове у девочки? Это даже к лучшему; она ему чужая, а у него в холодильнике как раз остались два яйца…

Гу Хао откинулся назад, опираясь на мягкую поверхность кровати, и начал думать, что бы такого съесть вечером и как скоротать остаток медленно тянущегося дня. Постоянное блуждание мыслей совсем его разморило. Однако он даже не осознавал, что невольно смотрит на бутылку, стоящую на столе, – из нее понуро выглядывали цветы, почти лишившиеся лепестков…

Глава 5

Отцовская ложь

В то утро атмосфера в доме была немного неловкой. Цзян Юйшу и Цзян Тин завтракали почти в полной тишине. Когда Юйшу мыла посуду, дочь была уже полностью собрана. Взяв из кухни контейнер с обедом и дойдя до двери, она лишь глухо бросила:

– Я пошла в школу. – И, не дождавшись ответа от матери, захлопнула дверь.

Цзян Юйшу еще постояла какое-то время около раковины, собирая силы, чтобы управиться с накатившими эмоциями. Затем принялась домывать посуду.

Конечно, Цзян Тин несла на сердце большую ношу переживаний, уже затронувших ее жизнь и учебу. Самым ужасным было то, что она ни в чем не смела признаться матери.

…Когда Юйшу не обнаружила дочь в ее комнате, она сразу же обыскала каждый угол в квартире. И, лишь убедившись, что Цзян Тин нигде нет, выскочила из дома с фонариком.

Это была совершенно ненормальная ситуация. Цзян Тин никогда не ускользала из дома глубокой ночью. У Юйшу не было времени обдумывать причину такого побега: она выбежала из подъезда во двор, выкрикивая имя дочери.

Вся округа уже спала крепким сном. Цзян Юйшу обошла один дом, затем второй; ее голос сорвался, а ноги обмякли. Она совершенно не понимала, насколько далеко могла уйти ее дочь, как долго она шла. Искать ее в жилой зоне – напрасный труд, но от беспокойства Цзян Юйшу растеряла способность мыслить здраво. Она быстро сделала круг по всему жилому комплексу, но Цзян Тин и след простыл, поэтому Юйшу вгляделась в дорогу, где горел свет, – и решила пойти посмотреть там. Если не найдет, то придется обратиться в полицию.

Ее взгляд был прикован к проезжей части, где иногда появлялись грохочущие грузовики. Неожиданно краем глаза она заметила тень на клумбе около одного из домов. Машинально переместила фонарик в ту сторону:

– Тин-Тин, это ты?

И в самом деле, в луче света появилась ее дочь, одетая в пижаму. Растрепанная и побледневшая, она в растерянности смотрела на мать, будто не замечая света, режущего глаза.

Цзян Юйшу стремительно подошла к ней, осматривая ее с ног до головы: по крайней мере, Цзян Тин была цела. Ее тут же охватил гнев.

– Куда это ты убежала? – Она с силой хлопнула дочь по плечу. – Так поздно! Ты убить меня хочешь?!

Девочка пошатнулась, однако не оправдывалась и не спорила – вообще не произнесла ни слова.

– Говори, куда ходила?

Цзян Тин по-прежнему не шевелилась и молчала.

В этот момент в окне первого этажа соседнего дома зажегся свет. Затем там появилась фигура мужчины по пояс: он подошел ближе, недоуменно глядя на женщину и девочку.

Цзян Юйшу заскрипела зубами, хватая дочь за пижаму:

– Идем домой!

В квартире Цзян Юйшу заметила, как измаралась пижама дочери: вся в паутине, пыли и грязи. Тапочки на ногах тоже были покрыты пятнами, от них исходил резкий запах.

Все еще в состоянии глубокого шока, Цзян Юйшу без конца спрашивала, куда сорвалась ее дочь. Цзян Тин не отвечала, лишь молча сняла с себя грязную одежду и обувь. Зайдя в ванную комнату, с щелчком закрыла дверь.

Юйшу снова и снова захлестывал гнев. Ей оставалось лишь закинуть грязные вещи в тазик и начать остервенело их отстирывать.

Когда она закончила с этим, на часах уже было три часа утра. Цзян Юйшу почувствовала неимоверную усталость. Хотела просто присесть на диван и передохнуть – но в итоге проспала до самого рассвета.

Утром Цзян Тин встала вовремя, но по ней было видно, что она по-прежнему не желает ничего обсуждать. Дочь ушла в школу, но душа Цзян Юйшу все это время была не на месте. Женщина смотреть не могла на лежащую перед ней учетную книгу. Сначала нужно привести мысли в порядок…

Цзян Тин вышла из дома посреди ночи… Просто развеяться – или с кем-то увидеться? Даже если она, услышав разговор с ее отцом, расстроилась, то могла бы просто поговорить с матерью… Вероятность того, что она вышла повидаться с кем-то, тоже очень мала, так как, насколько Юйшу понимала свою дочь, у нее не было каких-либо симпатий. Кроме того, судя по ее пижаме, она находилась в каком-то тесном грязном месте – не может же свидание проходить вот так?

Обдумав несколько версий произошедшего, Цзян Юйшу так и не смогла найти причину ненормального поведения дочери – и это лишь усилило ее беспокойство. Цзян Тин – ее кровь и плоть, родная душа. А сейчас будто невидимая бесформенная рука оборвала эту связь… Невыносимо было то, что Юйшу не могла прикоснуться к этой «руке», не могла понять, откуда же она взялась. Знала лишь, что все началось с той дождливой ночи…

Цзян Юйшу выдвинула ящик и, глянув на газетный сверток, нахмурилась.

Она пережила этот долгий день. Сегодня у Цзян Тин вечерняя самоподготовка до девяти вечера. Примерно в половине девятого Юйшу уже стояла около входа в школу. Заглянув во двор, освященный фонарем, она поняла, что не одна такая. Заметила старика, беспрерывно курящего сигарету в ожидании кого-то. Судя по окуркам у его ног, он стоял здесь уже примерно с полчаса.

Старик был худощавого телосложения, одетый в простую одежду – обычный пенсионер. Заметив взгляд Юйшу, он тоже посмотрел на нее. Его острый взгляд, совсем не подходящий к его внешности, скользнул по Юйшу, отчего по телу у нее пробежали мурашки. Она быстро натянула улыбку и кивнула. Старик тоже улыбнулся и продолжил покуривать сигарету.