Предвестник землетрясения - Джонс Сюзанна

Но я не поняла. Моя голова была забита Сачи.

Остальные посетители приходили и уходили, задерживаясь ровно настолько, чтобы получить свою лапшу и заплатить за нее. Как ни крути, заведение было чисто функциональным. Но Лили хотелось поговорить, и мы проболтали весь день, главным образом о ее квартире. Она была в восторге от своего нового дома, воздавая все почести мне, словно я выстроила апартаменты собственными руками. Она рассказала мне обо всех мелочах, что купила — аппарат для истребления москитов, рисоварка. Я слушала, но чувствовала себя не в своей тарелке в этом неуютном столкновении зон моей жизни. Мне хотелось увести Лили из закусочной, но там был Тэйдзи. Его я покинуть не могла. Кончики пальцев у меня дергались, как всегда, когда я раздосадована, и я крепко прижимала их к ножке стола.

Около пяти Тэйдзи закончил работу и предложил вместе сходить по пиву. Я жаждала, чтобы Лили отказалась, хоть и понимала, что не тут-то было. Со времени встречи с Люси она в других друзьях будто и не нуждалась.

— По-моему, Лили хочет домой.

— Нет-нет. Я с удовольствием схожу выпить. Тут есть бар поблизости?

Тэйдзи кивнул. Я метала икру, но единственной альтернативой было уйти домой в одиночестве. Я же хотела быть с ним, так что уйти не могла. Тэйдзи вроде бы обрадовался, что Лили к нам присоединилась. Мне даже пришло в голову, что он может бояться оставаться со мной наедине, опасаясь, что я снова примусь расспрашивать о Сачи.

Мы вышли на дневной свет, и Тэйдзи повел нас к изакая — большому бару с длинными низкими столиками и полами-татами. Сбросив туфли, мы ступили в полутемную комнату. Несколько официантов прокричали нам приветствия, а один подвел к угловому столику. Мы с Тэйдзи сели с одной стороны, а Лили с другой. Заказали по большой бутылке пива и миску соленых бобов зеленой сои. Когда еду и напитки подали, глаза Лили сияли.

— Ты много выбиралась в Токио, Лили? — поинтересовалась я, заранее зная, что нет.

— Вообще-то нет. Я работаю в баре почти каждый день и вечер. Да и ходить все время с коллегами мне тоже не нравится, так что… Теперь я живу одна-одинешенька, и порой бывает одиноко. Не то чтобы мне не нравилась квартира или типа того, я ее обожаю. — Она с благодарностью мне улыбнулась. — Остальные люди, с которыми я встречалась, сплошь учителя, знаешь ли. Конечно, кое-кого из них ты знаешь. Боб славный, но вряд ли у нас так уж много общего. В смысле, ты вот переводчик, я знаю, но ты другая. Может, потому что мы родом из одних мест.

Я объяснила Тэйдзи, хоть и отчасти через сжатые зубы, что мы из одной и той же части одной страны. Это вроде бы заинтересовало его, хоть он и быстро хмелел и терял нить, как и Лили. Люси парой стаканов пива не проймешь, так что я налегала, чтобы их нагнать.

— Ты не похожа на других иностранцев в Японии, — сказал Тэйдзи Лили.

— В каком это смысле?

— Не знаю. По-моему, ты была не очень готова отправиться сюда. Наверное, на родине ты была счастливее.

— На родине я была несчастна, но это правда, я отличаюсь от других выходцев с Запада, с которыми встречаюсь. Они башковитее.

Никто из нас это наблюдение не прокомментировал, но Тэйдзи уставился на нее задумчиво.

— Ты была в Британии медсестрой? Это требует умений, которыми владеют немногие.

— Наверное.

— Надо быть очень терпеливым и очень практичным.

— Я пытаюсь. Конечно, мне не всегда удается. Но я скучаю по больнице, очень.

— Но работаешь в баре. Это не так уж плохо, так ведь? По-моему, это хорошая работа. Лапшичная дает мне хоть отбавляй времени для размышлений, потому что тело справляется с работой само по себе.

— Я очень плохо справляюсь в баре. Мне приходится все время концентрироваться, а то буду еще хуже.

На этом разговор не кончился, но я понятия не имею, куда он пошел дальше. Тэйдзи меня удивил. Он ни разу не говорил мне о своей любви к мытью полов и посуды. Мы столь приземленные материи не обсуждали. Мы говорили о тайфунах, вулканах, о свете зимним утром. А по большей части, думаю, мы вовсе не разговаривали. И как раз это моя любимая тема. Не разговаривать. Не чувствовать необходимости заполнять красивое и ценное молчание ненужным шумом.

Лили была болтушкой. Мне хотелось, чтобы она заставила меня выглядеть ординарной в глазах Тэйдзи — говорящей на повседневные темы, чтобы он забыл о моем вероломном проступке. А вместо того, втянув в разговор Тэйдзи, сделала заурядным его. Мне это не понравилось — ибо для меня Тэйдзи был соткан из магии, так что я не стала слушать. Переключилась на представление Лили в белой форме, ухаживающей за пациентами в больничной палате. Она должна была видеть смертельные болезни, кровавые раны, горе. Откуда ни возьмись в рассудок мой заявились семеро братьев со своими рыболовными сетями, а затем последнее путешествие Ноа со слипшимися от крови кудрями в больницу, хотя он уже был почти мертв. Врачи и медсестры ринулись к нему и сражались за его жизнь. Сражались изо всех сил, но проиграли бой. И откуда-то с поля брани пришла медсестра, чтобы увести Люси прочь, — красивая медсестра с морщинками вокруг глаз.

— Тебе когда-нибудь приходилось иметь дело с мертвыми детьми? — вопрос вырвался как-то сам собой.

Тэйдзи уставился на меня, как будто в горле у него что-то застряло. Лили даже бровью не повела.

— Да. Вообще-то со всякими мертвыми. Это моя работа. От этого не легче, когда умирает ребенок, но… — Отхлебнув пива, она нахмурилась.

— Но?

— Не помню, что собиралась сказать. Пиво ударило в голову. Я набралась.

— Я тоже.

Если мой вопрос и встревожил Тэйдзи, скоро он оправился. Теперь он смеялся. Лицо раскраснелось от алкоголя. Вид у него был такой, словно его щекочут. Я еще ни разу не видела его хоть капельку под хмельком и была озадачена. Он был расслаблен и тепло улыбался, но эта улыбка отличалась от знакомой мне. Я коснулась его щеки тыльными сторонами пальцев. Кожа пылала. Он перехватил меня за запястье, чтобы удержать руку на месте.

— Ты очень горячий, Тэйдзи.

— Да. Я выпил слишком много, вот и закипел. Нужно, чтобы воздух меня остудил. Пойдем еще выпить где-нибудь в другом месте. Я бы с радостью посидел в парке.

— А тут рядом есть парк? — чуть ли не взвизгнула Лили.

— Не особо рядом, — отозвался Тэйдзи, — но на улице славно. Можем прогуляться.

Пока мы были в баре, опустились сумерки. В парке Ёёги мы уселись на пластиковые пакеты из круглосуточного магазинчика и обставились банками с пивом. Вскрыли пакетики с маленькими рисовыми крекерами с крохотной сушеной рыбкой и разложили их на траве. За высокими деревьями мерцали городские огни. Немного посмотрев, Лили запела:

— Порою прочь иду, когда на самом деле жду…

— У тебя красивый голос. — Мой комплимент был совершенно искренним.

Ее поющий голос был богатым и чистым, без намека на визгливые нотки разговорной речи.

— Спасибо… любви, объятий. Могу я лишь сказать…

— Идеальный летний вечер. — Я легла навзничь на траву, позволив насекомым пить мою кровь.

— Все хорошо. Взгляни — вон города огни [24].

— Города огни, — пробормотал Тэйдзи. — Огни в каждом городе мира. Хотел бы я повидать лондонские.

— Я тоже, — пискнула Лили. — Я бывала в Лондоне лишь дважды, и оба раза днем. Но таких огней, как в Токио, еще ни разу не видала. Такие большие и такие яркие. Все эти большущие слова повсюду, вспыхивающие и гаснущие. Больше всего мне нравится, когда они сверкают в воде, знаешь, когда дождь или в городе река. Это я люблю.

Обняв меня одной рукой, Тэйдзи протянул другую за пивом, щелчком вскрыл банку и вручил мне, поцеловав сбоку в шею. Я подумала о шее Сачи — длинной и мягкой.

— Петь хорошо, — провозгласил Тэйдзи. — Будто дыхание из глубины, не легкими, а душой. Вот только я не знаю никаких английских песен, кроме «Битлз», да и их слов не учил.