Предвестник землетрясения - Джонс Сюзанна

Прежде я ни разу не слыхала, чтобы он пел, да чего там, даже говорил, что хочет петь. Но, с другой стороны, прежде я ни разу не слыхала и чтобы язык у него заплетался от выпивки.

— Научи меня японской песне. — Лили уже стояла, чуть покачиваясь, пока отхлебывала из банки. — Я хочу выучить японскую песню.

Тэйдзи закрыл глаза, и я подумала, что он уплыл в собственный мир. Через несколько секунд он их открыл, улыбнувшись Лили.

— Ладно, я научу тебя легкой. Эту песню в Японии знает каждый.

И мы втроем вместе медленно повели «Уэ о мите аруко» [25]. Слов Лили понять не могла, но громко выпевала бессмысленные их подобия, не слушая, когда я пыталась переводить для нее их смысл.

— Уэ о мите аруко…

— Иди с лицом, поднятым кверху, — вклинилась я.

— Намида га коборэнаи ёо ни…

— Чтобы не дать слезам пролиться…

— Омидасу, хару но хи…

Хоторибочи но ёру.

— Когда одиноким вечером вспомнишь весенний день, — последнюю строку я мысленно повторила. — Или наоборот? Трудно перевести.

Лили дела не было до того, что означают слова, но она пропела несколько раз.

— Я и правда слишком пьян. — Вскрыв очередную банку, Тэйдзи повел следующий куплет песни.

— Давайте погуляем. Ночь чудесная. — Развернувшись на пятке, Лили хихикнула.

Собрав вещи, мы пошли. Когда мы встали, я заметила, что Тэйдзи оставил аппарат на земле. Он никогда не забывал его. Подхватив, я повесила аппарат на шею. Выдам, когда хватится. Лили снова запела, а Тэйдзи пытался исправлять ее ошибки.

Позади них я сняла колпачок с объектива, поднесла аппарат к глазу, и, хотя сфокусировать собственные глаза было труднее, чем навести резкость, я ухитрилась поймать обоих в прямоугольник видоискателя. Вспышка была яркая, но они продолжали шагать, распевая, словно ничего не замечают. Опустив аппарат, я припустила за Тэйдзи. Внезапно мне показалось жизненно важным вернуть камеру ему.

Теперь я передумала и вижу, что моим низвержением стала, вероятно, эта фотография в парке Ёёги, а не та в лапшичной. А может, Люси слишком суеверна и выискивает подсказки во всем, когда на деле никаких подсказок нет ни в чем.

В ранние утренние часы мы шагали по улице, направляясь по дороге в гору к квартире Тэйдзи. Лили то и дело падала наземь и твердила, что поспит на мостовой и чтобы мы не волновались. Каждый раз мы подхватывали ее с обеих сторон и волокли еще на несколько шагов дальше. Лили была не тяжела, но алкоголь подорвал обычную силу и координацию Тэйдзи. Он то и дело натыкался на меня, и я обнаружила, что выполняю бо́льшую часть работы. Тэйдзи углядел у дороги тележку из числа тех, на которых перевозят ящики по складам и используют при выгрузке товара из фургонов, и жестом пригласил меня следовать за ним. Мы взвалили Лили на нее и принялись толкать по дороге. Голова ее откатилась назад, и прядь рыжих волос свесилась сбоку площадки. Ее руки и ноги сваливались во все стороны. Она смахивала на раздавленного паука. Небо было преисполнено гнетущим предрассветным сумраком.

Пять минут спустя Лили снова шагала на своих двоих, а на тележке лежала я. Пока мы добрались до верха улицы, небо посветлело, и уже я толкала тележку с втиснутыми кое-как Тэйдзи и Лили. Остановилась передохнуть и насладиться видом. Передо мной в небе между зданиями почти пустой дороги зависло огромным розовым шаром, распухавшим и сиявшим у меня перед глазами, солнце. Затолкав тележку в переулок между двумя магазинами и заклинив ее у стены, чтобы не укатилась, я повалилась на Лили и Тэйдзи сверху. Голова была полна шумом наших голосов, распевавших в парке, и рассветного хорала.

Откуда мне было знать посреди этой какофонии, какое громадное молчание скоро обрушится на Токио, на Лили, Тэйдзи и Люси?

Глава 08

Неделю-другую спустя после ночи в парке Лили зашла в гости. Было уже поздно, и я не ждала ее, но узнала ее палец на кнопке звонка, как узнавала палец Тэйдзи. Звонок Тэйдзи был мягким, но ровным. Лили давила слишком сильно и слишком долго, возглашая о нервозности, о нехватке самоконтроля. Я открыла дверь. Она плакала.

— Входи. Что стряслось?

— Я тебе не мешаю, а? Не хочу путаться у тебя под ногами, если Тэйдзи здесь.

— Нет его. Сегодня он работает допоздна. В ресторане дел хватает.

— А, ладно.

Пройдя за мной в главную комнату, она нерешительно замерла посередине.

— Садись.

— Пасиб. Я правда сожалею насчет этого. Не знаю, чего я сперва не позвонила. Просто вскочила и пошла. Просто не знала, к кому еще податься. Очаровательная квартирка. Милая и не загроможденная.

— Голая. Так больше нравится. — Мне хотелось, чтобы намек до нее дошел. Что она делает в моей квартире поздно ночью?

— У тебя нет фоток твоей семьи где-нибудь?

— Ни одной.

— А как насчет фоток Тэйдзи? Ты не хочешь повесить их на стены?

— Держу в ящике стола. Парочку использую в качестве закладок или типа того. Написала список покупок на обороте некоторых, но после не выбросила.

— Зачем корябать на обороте совершенно чудесной фотографии? Я куплю блокнот, если у тебя нехватка бумаги.

— Нет-нет. Спасибо. Мне нравится, чтобы окружающие меня вещи были полезны. Иначе и к чему их держать?

Ответ не был правдив, но правды Лили не поняла бы. Я держала снимки Тэйдзи в ящике стола, который открываю каждый вечер и каждое утро. Видеть себя его глазами — лучший способ увидеть его самого, когда его нет рядом. Я вела записи на обороте фотографий, потому что порой мне не хотелось писать ни на чем, не имеющем касательства к нему.

Я села на пол, ожидая, когда Лили объяснится. Ничего не сказав, она прошла к окну и высунула голову наружу.

— Шумновато, когда окна открыты.

— Да, но иначе жарковато.

— Как ты ухитряешься жить без кондиционера?

— Много потею.

Она уселась на подушку, подогнув ноги сбоку, и прислонилась к стене.

— У меня странное чувство.

— Что-то случилось?

— Ну, как бы. Да, случилось, и нет, не случилось.

— То есть?

— Я получила письмо от Энди. Он хочет, чтобы я вернулась.

— Он нарыл твой адрес? Я думала, ты держишь его в полном секрете.

— Нет, не нарыл. Он послал письмо моей подруге, а она переслала мне. Штука в том, что это та самая, у которой я перекантовалась, пока не уехала в Японию. Она помогла мне получить работу, и все такое. Отсюда следует, что он отследил меня до нее как минимум. Следующим шагом будет выяснить, что я в Токио. В пабах вокруг ее дома найдутся люди, которые выложат это ему.

— Да, но даже если он выяснит, что ты здесь, ему ни в жисть не отыскать твою крохотную квартирку в Токио.

— Я понимаю, что ты права, но просто напугалась, получив письмо. Умом я понимаю, что глупо паниковать из-за этого. Правда в том, что я только-только начала чувствовать, как мне хорошо без него. Я начинаю свыкаться со здешней работой и здешней жизнью. Почти забыла об Англии. Вообще-то было довольно славно. А теперь он снова здесь, окаянный.

— Неужто в самом деле настолько скверно? Что тебя так пугает? Ты покинула страну — уж наверняка это достаточно красноречиво говорит, что и его тоже.

Не отозвавшись ни словом, Лили покачала головой.

— Он жестокий?

— Не со мной. Только с мужчинами, которые, по его мнению, слишком много говорят со мной или смотрят на меня. В смысле прямо анекдот. Да кто на меня смотрит?

Любой предпочел бы глядеть на миловидное лицо Лили, а не Люси, но мне не хотелось обращать на это внимание, пока она жалеет себя с таким успехом.

— Даже будь у него твой адрес, неужто он всерьез махнул бы аж до Японии? Путь неблизкий для того, чтобы просто получить от ворот поворот от женщины, уже покинувшей тебя.

— Если раздобудет денег, то махнет. А это серьезное «если», имей в виду.