Чащоба - Лорен Нина

Ах да. Наводнение.

– А потом, наверное, к Лоре? – Люк бросает в мою сторону проницательный взгляд. Или мне только показалось? – Ну, то есть гостиница сейчас закрыта: сильные повреждения, здание находится в самой нижней точке Марли, так что…

– Мне, как обычно, везет, – отвечаю я с горькой усмешкой. – Да, к Лоре.

Мы направляемся в город. Надо же, Люк еще помнит дорогу к моему дому. Точнее, к дому Лоры. После стольких-то лет. Я пока не могу решить, это мило и романтично или просто говорит о том, насколько крепко местные увязли в прошлом.

Но когда «форд» сворачивает на главную улицу, все посторонние мысли мгновенно улетучиваются. Я вытягиваю шею и смотрю по сторонам, словно турист, прильнувший к окну экскурсионного автобуса. Меня охватывает странное чувство, которое трудно описать словами: вид за окном вызывает тревогу или, скорее, какое-то тошнотворное беспокойство. Непривычно видеть знакомые места в столь плачевном состоянии, разоренными и разрушенными.

Люк был прав начет гостиницы: здание оцеплено красной лентой и огорожено полосатыми дорожными конусами, а дверь и окна на первом этаже заколочены фанерой. Та же участь постигла и другие дома на улице – небольшие магазинчики, старомодные семейные лавочки, кафе и пекарню. Только сейчас до меня начинает доходить, насколько трудно пережить случившееся городку вроде Марли, который цепляется за свою историю так, словно ничего ценнее у него не осталось.

– Уже идут разговоры, что бо́льшую часть старого города восстанавливать не будут, – мрачно сообщает Люк.

Новость поражает даже меня.

– Что? Как же так?!

– Недавно состоялось собрание муниципалитета. Туда слетелись все эти защитники окружающей среды, – Люк брезгливо морщится. – Они без конца вопят: «Верните всё природе! Эти места принадлежат ей!» Им плевать, что многим из наших зданий больше ста лет. Но, судя по всему, для таких людей глобальное потепление – единственная настоящая проблема, а все остальное не имеет значения. Городской совет настаивает на строительстве дамбы, такой же, как в том городке неподалеку от Монреаля. О нем еще много говорили в новостях в прошлом году, помнишь? Но такое строительство обойдется в целое состояние. Так что никто не знает, удастся ли совету протолкнуть свою идею. На прошлой неделе приезжал премьер-министр. Было много встреч, разговоров, но, как обычно, ничего конкретного.

– Как обычно, – эхом подхватываю я.

Правда же состоит в том, что я ожидала почувствовать нечто вроде злорадства. Этот паршивый городишко, который я ненавижу всей душой и из которого едва сумела сбежать, с его презренной гордыней, жалким самолюбием и черной неблагодарностью, наконец-то низвергнут в грязь, где ему самое место. Во всяком случае, в моих глазах Марли именно таков. Но теперь, видя воочию, что с ним стало, я чувствую лишь горечь и огромное разочарование.

Наконец мы оставляем позади исторический центр, и я с облегчением перевожу дух. Теперь за окном мелькают новые и намного более уродливые постройки шестидесятых годов и позже: кабинет дантиста, современная аптека, ремонтные мастерские. Люк притормаживает возле одного из таких гаражей. «Запчасти. Ремонт подвесок» – гласит блеклая вывеска с выцветшими буквами. Позади гаража, чуть правее виднеется дом, принадлежащий владельцу гаража, – приземистый коттедж с потускневшей от времени красно-коричневой черепичной крышей. Единственное выходящее на улицу окно уцелело, но стекло черное как смоль. Светло-серые стены превращаются в паре футов от земли в грязно-желтые: видно, докуда поднялась вода. Не так уж высоко по сравнению с домами, расположенными ниже по улице, там затопило гораздо сильнее. Однако именно этот дом окружен двойным кольцом полицейской ленты, отчаянно трепещущей под порывами ветра. Опустив стекло «форда», выглядываю наружу и сразу замечаю навесной замок на входной двери.

– То самое место? – спрашиваю я, хотя и так все понятно.

Боковым зрением замечаю короткий кивок Люка.

– Значит, с самого начала надо было подозревать семейство Ганьонов, – размышляю я вслух.

– Не обязательно, – говорит Люк таким тоном, словно мое предположение задело его. – В любом случае хозяин умер пару лет назад, как раз незадолго до твоего предыдущего приезда. Его жена закрыла гараж, а вскоре продала дом.

– И? Каким образом это доказывает их невиновность?

Люк пожимает плечами.

– Я не утверждаю, что они не виноваты. Просто хочу сказать, что теперь уже некого привлечь к ответственности.

– Это не вопрос привлечения к ответственности. Речь идет о справедливости для жертвы и о спокойствии ее семьи, которая наконец узнает правду о судьбе дочери. – Слова сами слетают с языка, но при этом чувствую я себя ужасно глупо. Будто распинаюсь перед начальницей. Или сижу в студии перед микрофоном. Совсем не в моем стиле, но я говорю то, чего ожидают в подобных случаях, хотя на самом деле ни один человек не мыслит такими вычурными фразами.

– То есть это основная причина, по которой ты взялась делать передачу? – уточняет Люк.

И снова я не могу понять: он действительно так очаровательно наивен или в его вопросе кроется сарказм.

– Да, что-то в этом роде, – бормочу я и тянусь к ручке двери, одновременно отстегивая ремень безопасности.

– Ты куда? – спрашивает Люк.

– Хочу взглянуть поближе.

– Нельзя. Тут место преступления.

«С каких это пор ты стал законопослушным гражданином? – думаю я. – Если память мне не изменяет, мы воровали пиво в супермаркете, а потом забирались в чужие палисадники, чтобы не спеша выпить его в тени живой изгороди». Оставив предостережение Люка без внимания, я выбираюсь из машины и шагаю через лужайку к дому, а под ногами хлюпает разбухшая от влаги пожухлая трава. Повсюду разбросан принесенный рекой мусор. Я стараюсь ступать осторожно, чтобы не напороться на какую-нибудь ржавую железяку. Ближайшая больница находится в соседнем городке в получасе езды от Марли, и последнее, что мне сейчас нужно, – рваная рана и столбняк.

Останавливаюсь у края огороженной части газона. На уровне коленей хлопает на ветру желтая полицейская лента, и я не могу заставить себя двинуться дальше. Дом притягивает взгляд, словно магнит, и одновременно хочется отвести глаза. Пытаюсь отвернуться и не могу.

Позади раздаются чавкающие шаги, и через мгновение Люк вырастает у меня за спиной.

– Рабочие сбивали штукатурку в подвале, – поясняет он. – Ну, знаешь, чтобы хорошенько просушить дом, иначе заведется грибок, плесень и прочая дрянь. Им велели так делать хотя бы в тех домах, которые еще можно спасти. Там, в стене под штукатуркой, и нашли тело.

Жуткая находка. Должно быть, чертовски неприятно обнаружить такое у себя в подвале. Похоже, Люк думает о том же.

– Новые владельцы – милые люди, – вздыхает он. – Жаль их.

Я отключаюсь от его комментариев и продолжаю разглядывать дом, который, как выяснилось, с самого начала хранил ответы на все наши вопросы. Он находится на полпути между домом Лоры и магазином, где я покупала сигареты. Сколько раз я проезжала мимо, подгоняемая никотиновой ломкой, а меж тем то, ради чего я вернулась в Марли, находилось совсем рядом – в подвале уродливого коттеджа с зернистыми текстурными потолками, построенного в конце семидесятых годов прошлого века. Мишель Фортье, городская легенда, покоилась, замурованная в стене под толстым слоем штукатурки, пока обитатели дома смотрели очередной хоккейный матч «Монреаль канадиенс», сидя перед телевизором наверху в гостиной.

– Почему же, новые владельцы могут поздравить себя: теперь они стали частью городской легенды.

– Если это действительно Мишель, – добавляет Люк.

Его замечание заставляет меня оторваться от созерцания дома и обернуться.

– Что ты имеешь в виду? Кто еще, черт подери, это может быть?

– Официального опознания пока не было.

Если поразмыслить, Люк прав. В новостях не было ни слова о том, что тело принадлежит Мишель. Сказали лишь, что найден труп ребенка, предположительно Мишель Фортье.