Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
— Мы услышали по тайным каналам, что Оскар закончил свой путь на земле и отправился домой.
Миссис Фишер обняла женщину.
— Он доел последнюю ложку лучшего крем-брюле, которое мы когда-либо пробовали, и метрдотель сказал, что никто не умирал в этом ресторане с большим достоинством.
Мужчина обнял миссис Фишер.
— Оскара всегда отличал класс.
— Как его мама? — спросила женщина.
— Что ж, дорогая, нельзя прожить сто девять лет, раз-другой не взвалив на плечи весь мир.
Мужчина протянул мне правую руку.
— Меня зовут Гидеон. Это моя жена, Шандель. Ты, должно быть, новый шофер Эди. Томас, не так ли? Могу я называть тебя Том?
— Да, сэр. — Я пожал протянутую руку. — Но я еще не согласился на эту работу.
— Он очень независимый, — вставила миссис Фишер. — Полагающийся только на себя.
— Так и надо, правда? — спросил Гидеон.
— Так и надо, — подтвердила миссис Фишер.
Когда мотоциклист улыбался, его лицо становилось таким доброжелательным, будто сталкивалось только с хорошей погодой, а с плохой — никогда.
Из глубин памяти выскочила мысль, которую я тут же облек в слова:
— Шандель — это на французском «свеча».
Улыбалась она так же тепло, как и муж, только яркости хватило бы не на одну свечу.
— Том и его подружка Сторми, — поделилась с мотоциклистами миссис Фишер, — однажды получили карточку от ярмарочной гадальной машины, в которой говорилось: «Вам суждено навеки быть вместе».
— Я бы отнеслась к этому со всей серьезностью, — прокомментировала Шандель.
— Я так и отношусь, — заверил ее я.
— Сторми ушла молодой, — добавила миссис Фишер, — но он по-прежнему верен ей и не сомневается, что сказанное в карточке — правда.
— Разумеется, он в это верит, — кивнул Гидеон. — Каким надо быть дураком, чтобы в это не верить?
— Круглым, сэр.
— Именно.
— Что ж, — продолжила миссис Фишер, — у нас тут что-то вроде кризиса, действительно вопрос жизни и смерти, и Том хочет побыстрее с этим разобраться, хотя я подозреваю, он думает, что не доживет до утра.
— Это бодрит, — отметил Гидеон.
— Да, сэр, в какой-то степени.
Шандель и Гидеон поцеловали миссис Фишер в щеку, миссис Фишер поцеловала их щеки, я поцеловал щеку Шандель, а она — мою, и я вновь обменялся рукопожатием с Гидеоном.
Со шлемами в руках, более соответствующие сну, чем Барстоу, они направились к «Эрнестине». Через несколько шагов Гидеон обернулся и спросил миссис Фишер:
— В июле мы увидимся в Одиноком Опоссуме?
— Ни за что на свете не пропущу эту встречу, — заверила их миссис Фишер.
— Мы очень надеемся, что увидим там и тебя, — сказала мне Шандель.
— Мне, безусловно, хочется там побывать, мэм.
— Называй меня Шандель.
— Да, мэм. Благодарю вас, мэм.
Они вошли в придорожный ресторан.
«Харлей Дэвидсон» производил впечатление. Выглядел тихонько рычащей, всем довольной и хорошо накормленной пантерой [19].
Я, известный по тайным каналам как шофер миссис Фишер, уселся на пассажирское сиденье. А куда же еще?
Миссис Фишер развернула карамельку, бросила в рот и завела двигатель.
Когда мы выезжали со стоянки, я предложил:
— Может, нам остановиться и заправиться, мэм.
— Дорогой, один бак полон, второй — почти.
— Как такое может быть? Мы в дороге весь день.
— Вроде бы я рассказывала тебе об Одноухом Бобе.
— Вы рассказали самую малость.
— Когда дососу карамельку, расскажу еще.
Кода мы выехали на автостраду 15 и покатили на восток, я спросил:
— Откуда вы знаете Гидеона и Шандель?
— Я их познакомила.
— Вы настоящая сваха, мэм.
— Мне нравится делать людей счастливыми.
— Они живут где-то неподалеку?
— У них дом во Флориде, но по большей части они в дороге.
— Они всегда бывают в этих краях в марте?
— Нет, никакого расписания у них нет. Едут, куда им хочется в тот или иной момент.
— Вы знали, что они в Барстоу?
— Нет, дорогой. Встреча с ними — приятный сюрприз.
— Как с Энди Шефорном, когда он остановил нас.
— В каком-то смысле, — согласилась она.
— У Гидеона прекрасный голос. Он певец? А она выглядит так, будто танцует.
— Они умеют все, дитя.
— Все?
— Много, много чего. И будь уверен, эти двое всегда все делают правильно.
— В июле в Одиноком Опоссуме, так?
— Там может быть чертовски жарко, но все равно отлично.
Мы успели проехать по автостраде совсем немного, когда небо вспыхнуло огнем, и вся пустыня в изумлении подпрыгнула и продолжала подпрыгивать, когда молнии выхватывали ее из темноты, падала в темноту и вновь подпрыгивала. Гром так яростно сотрясал ночь, что казалось, Мохаве треснет под его раскатами и провалится в глубокую пещеру, свод которой держался десятки тысячелетий, а тут не выдержал.
Капли, большие, как подвески хрустальной люстры, застучали по крыше лимузина и стопорили дворники на лобовом стекле, пока миссис Фишер не придала им максимальную скорость. Но скоро капли уменьшились до размера жемчужин, хотя фейерверк продолжался еще несколько минут с необычной интенсивностью.
Когда же наконец небеса потемнели и успокоились, когда все ограничилось лишь потоками дождя, обрушивавшимися на нас, миссис Фишер заметила:
— Ничего себе зрелище. Надеюсь, оно ничего не означает.
Я только отчасти понимал, что она хотела этим сказать, потому ответил нейтрально:
— Я тоже надеюсь, что оно ничего не означает, мэм.
— Он по-прежнему у тебя на крючке, Одди?
— Ковбой? Да, мэм. Он где-то здесь. Мы его найдем.
Молния и гром вновь ввергли нас в печаль, которую мы ощутили, разговаривая с Сэнди и Четом у кассового аппарата в «Эрнестине». Какое-то время мы ехали молча, задумавшись.
Мистер Хичкок то и дело вдруг возникал в моих мыслях, примерно в той же манере, в какой он из озорства появлялся в каждом из своих фильмов. Я вновь думал о крысах и койотах и об этих строках Элиота: «Время настоящее и время прошлое/ Оба они во времени будущем/ И время будущее во времени прошлом…» Я прочитал его «Четыре квартета» раз сто и понимал смысл, несмотря на сложный язык и идеи. Но подозревал, что эти строки вертятся у меня в голове не из-за их значения в этом цикле поэм, но потому, что они выражали, и настоятельно, предупреждение об угрозе, которую я чувствовал, но осознанно определить не мог.
Это странно, но самая глубинная наша часть не может говорить с той нашей частью, которая живет под сенью этого мира. Тело — исключительно материя, мозг — и да, и нет, потому что состоит из компьютерных цепей мозговой ткани и призрачного программного обеспечения, которое на них установлено. Но самая глубинная наша часть, душа, нематериальна на все сто процентов. При этом материальное тело и нематериальная душа неразрывно связаны по эту сторону смерти и, как учат нас теологи, на Другой стороне тоже. Там душа и тело должны функционировать в полной гармонии. Поэтому, как я полагаю, проблема по эту сторону смерти в том, что с того момента, как мы подвели Господа, душа и тело превратились в две соседние страны, все еще связанные дорогами, мостами и реками, но каждая теперь говорит на своем языке. И чтобы успешно пройти по жизни, им необходимо как можно чаще правильно понимать друг друга. Но, сидя на пассажирском сиденье кабины лимузина, я не мог истолковать предупреждение самой глубинной моей части.
Мы мчались по залитой дождем автостраде, каким-то чудом оставались на проезжей части, не слетая в кактусы, как того, похоже, требовали законы физики, когда миссис Фишер нарушила уютную тишину кабины:
— Где бы ни окопались эти похитители детей, ты не можешь идти туда с этим пистолетом или с еще двумя, которые у меня есть. Тебе нужно вооружение получше.
— Я не люблю оружие, мэм.
— Разве имеет значение, любишь ты его или нет?
— Думаю, что не имеет, мэм.
— Ты делаешь то, что должен. Таким я, во всяком случае, тебя воспринимаю. Ты тот, кто делает то, что должен делать.
