Волаглион. Мой господин. Том 2 (СИ) - Баунт Софи

— Чего кривишься? — обращается Виса ко мне. Он подходит, едва не утыкаясь своим носом в мой. — И кто это выпустил тебя из будки?

— Довольно! — Сара вскакивает и отталкивает нас друг от друга. — Без ребяческих сцен сегодня.

Сара грозно разрезает пальцем воздух, угрожая нам обоим невероятной расправой в случае плохого поведения, и уходит помогать подруге с бокалами. Виса закидывает руку мне на шею. Сдавливает.

— Самый жалкий подкат, какой я видел, — усмехаюсь ему в лицо. — И этим ты хочешь соблазнить Сару?

— Девушки любят ушами. Так что... разомни язык. Если на что-то надеешься.

Виса останавливает взгляд на Катерине. Почему-то кажется, что он намекает на нее. Разве я флиртовал с ней?

Тем временем вампир так резко поворачивается, чтобы пожать руку Керолиди, что своим русым хвостом бьет меня по лицу.

— Висса-а-рий, упырь ты наш зачуханный, — восторженно голосит Макс.

Он вытягивает из-под своего балахона (на нем три коричневых плаща!) дорожный знак. Красный. С рисунком кочки. Пока я недоумеваю, как он запихнул его под одежду, Макс таинственно шепчет Висе:

— Давай сразу по фактам перетрем, да? Я хотел перекантоваться у тебя денек другой.

— Твой денек равняется месяцу. А то и двум.

— Да брось, эй! Ты же меня знаешь. Выеду к концу праздников.

— Ага, да, проходили. И... ты че опять дорожный знак срезал по пути?

— У него особенный цвет, гляди. Как увидел — так и застыл. Ядрена мать, меня чуть грузовик не снес на трассе, я прям на полосе застыл. Есть в нем что-то... искажающее реальность... Это он. Тот самый. Отвечаю! Он искривляет пространство.

— Мозг у тебя искривленный, — замечает Катерина.

— Пупсик, ты бывала там, где был я? Поверь, — Макс почти залазит на стол, ползет по столешнице к Катерине, — оттуда, да, именно оттуда приходят они, это их мир...

Стукнув себя по лбу, подруга ведьмы вырывает из рук визжащего Макса дорожный знак, норовит выкинуть его на улицу, но парень отбивает трофей и садится под елкой, едва не рыдая от восторга.

Катерина оттирает мазуту, перебравшуюся на нее с Макса.

— Ладно грязь, где ты мазуту-то отыскал? — кричит она.

— Не он находит мазуту, а она его, — смеется Виса.

— А так тебе и надо! — огрызается Макс. — Пусть выест тебе кожу моя грязь. Не будешь совать нос туда, где ничегошеньки не понимаешь. Найти такую вещь — тоже, что открыть новую планету, настоящее счастье для колдуна, ничего-ничего не понимаешь!

— Ты о своем барахле? Что еще в списке счастья? Кожурки от бананов?

— Он еще что-то притащил? — вздыхает Сара.

— О! Я для всех подарки принес.

Счастливый Макс заползает под елку и вытаскивает черный мешок, разрывает его и вываливает содержимое на пол.

— Вот я сколько всего притащил! — гордо заявляет он.

Поломанные рации, дырявые шапки и носки, окурки, пустые банки, ветхие книги, запутанные провода. Сплошной хлам.

— Собери сейчас же! — выпаливает Катерина.

— Это драгоценнейшие вещи! Я их по всему миру собирал, — оскорбленно говорит Макс. Обиженный, он возвращается под елку и посылает всем ругательства.

Я таращусь на то, как жадно Макс исследует дорожный знак.

— Юродивый, — подсказывает вернувшийся Ричард. Когда он садится на плечо, я едва не ору, когти, вонзаются в кожу. — Говорят, спятил после того, как его током шандарахнули. Прям в затылок.

— За что?

— А сам, как думаешь? Деньги стырил. Миллионы. Если бы не Виса, растащили бы Керолиди на органы.

— А адекватные среди вас есть?

— Ясное дело. Чем я тебе не нравлюсь?

— Я имел в виду людей.

— А я человек. Просто в теле пернатой курицы. Опыт неудачный провел, видишь ли... И знаешь, если начистоту, то адекватность, для некоторых, звучит как оскорбление. Да, заюшка?

— Чего? — отзывается Катерина.

— На отдых пора, говорю. Совсем оглохла.

— Не вопрос. У нас осталось десять тысяч. Богатство неимоверное. Можем ни в чем себе не отказывать. Завтра поедем на Карибы.

Катерина с Ричардом вновь сцепляются в перебранке и носятся по гостиной. Макс разговаривает с дорожным знаком, а я вспоминаю, что Иларий просил зайти к нему еще двадцать минут назад. Закидываю в рот тарталетку с икрой и собираюсь уходить, но краем уха слышу разговор Висы и Сары. Оборачиваюсь. Сухим горлом сглатываю ком. Вампир почти придавил ведьму к кухонному гарнитуру, и я вот-вот взорвусь от этой сцены.

— Любить без ответа — жестокая пытка, в агонию ты заковала меня, возможно, в глазах твоих я — лишь ошибка, но судьба нас свела, и оттает броня...

— Кто-то из классиков? — ухмыляется ведьма.

Виса опирается руками о тумбы, заслоняя для Сары путь к отступлению, и громким шепотом произносит:

— Мое черное, но влюбленное сердце.

Сара берет бокал и наливает вина, подает вампиру.

— Остудись, mein freund.

— Разве это возможно? — предвкушающе выговаривает он и заправляет рыжую прядь за ее ухо.

— Возможно. Не забывай. — Сара прикладывает палец к его губам, предотвращая поцелуй. — Я принадлежу Волаглиону.

— Значит, — с безумным азартным взглядом отвечает Виса. — Я убью его.

Сара поворачивает голову на меня. На вампира. После чего — истерически хохочет.

— Позвал смотреть на то, как ты переодеваешься?

— Хотел спросить какой пиджак тебе нравится больше? — Иларий застегивает тонкий белый ремень на джинсах. — Желтый или зеленый?

— Лари, — отвечаю, не моргая и без эмоций, — я похож на стилиста? Или ты видишь в этом районе, — указываю на свою грудь, — женские сиськи?

— Ясно, ты без настроения, — сокрушенно констатирует парень. — Впрочем, как и всегда.

— Без настроения? Спешу напомнить: меня убили. Всего пару месяцев назад. Предлагаешь забыть, что я ходячий труп, напиться и от счастья кататься на люстре?

— Хотя бы лицо сделать попроще.

Иларий берет лак для волос, расческу и нападает на меня. Без предупреждений!

— Да погоди! Я уложу твои волосы. Тебе понравится. — Он крутится вокруг мотыльком, старается пробиться через мой барьер сопротивления. — Твоя форма лица...

— Да какая к черту форма лица? — я выбиваю флакон из его рук. Кашляю от запаха. Терпеть не могу ароматы лаков для волос!

Иларий отступает.

— Понимаю, ты был дизайнером, тебе, вероятно, хочется наряжать кого-то. Но я не кукла.

Парень без слов поднимает лак с пола. Его лицо неожиданно принимает серьезное и ущемленное выражение. Я задел его больное место? Тем, что отказался наряжаться? Положение смешное, но мне тяжело видеть его таким. Более того, после моих слов, зелень в радужках Илария потускнела и первый раз за все время я думаю о том, что, возможно, ему невыносима эта жизнь. В его утонченных чертах — грусть. Она поглощает. И мне стыдно. Почему я так взъерепенился? Конечно, он скучает по прошлому. Я опять думаю лишь о себе.

— Слушай, Лари... извини. Я не в духе.

— Из-за Висы? — осторожно уточняет он.

— И это тоже. В общем, — с размаху хлопаю в ладоши и разваливаюсь на кровати, — я не против. Хочу посмотреть, что ты там собирался сделать на моей голове, хотя, честное слово, чувствую себя бабой.

— Называется — следить за собой.

— Знаю. Просто... неуютно, понимаешь?

Иларий улыбается (с сердца падает груз) и начинает возиться с моими лохмами: приподнимает отросшие черные волосы, брызгает лаком, вытягивает назад, укладывает. Даже у Инги движения жестче, чем у этого парня, а ведь она воздушная, как суфле. Иларий и ее переплюнул. Тактичный, безукоризненно вежливый, добрый и нежный парень. Мне не приходилось иметь дело с такими. Мой — бывший, гори он в бездне — друг Тимофей обладал схожими манерами, однако до Илария ему далеко.

Пока личный стилист резво прыгает вокруг, я оглядываю комнату. Ни разу сюда не заходил. Старинная мебель отмыта до блеска. У окна пять горшков с белыми орхидеями: Инга говорила, что это невероятно капризное растение, пусть и красивое. В углу швейная машинка. Ха, я глазам не верю! Значит, Иларий не только заказывает дорогую одежду. Он ее шьет. Удивительный парень.