Когда она вернулась - Берри Люсинда

– Милая, ты должна поесть, – сказала Мередит. В ее глазах читалось беспокойство, а уголки рта опустились вниз.

– Прости, – ответила я. – Мне просто не хочется. Нет аппетита.

Вообще-то не так уж просто сосредоточиться на еде, когда за дверью твоего гостиничного номера стоит вооруженный полицейский. Кто-то из медиков разболтал о маме, и пресса уже вовсю штурмовала больницу. Маркос заверил папу, что приставленная к нам охрана – всего лишь дополнительная мера предосторожности, только ему никто не поверил. Я уж точно. Люди не носят с собой оружие, когда на то нет причин.

Радостное возбуждение, которое я испытывала еще совсем недавно, рассеялось. Теперь я оказалась совсем сбита с толку. Неожиданно для самой себя я разрыдалась. Мередит и папа вскочили на ноги, кинулись ко мне и с двух сторон принялись обнимать, отчего мы трое стали похожи на большой сэндвич. Эмоции, которые копились в моей душе весь день, водопадом хлынули наружу.

– Все в порядке. Не держи это в себе, – тараторили они, перебивая друг друга. – Мы тебя любим. Мы рядом.

Я прижалась к папе, зарывшись лицом в его рубашку. Не могу вспомнить, когда в последний раз я так отчаянно ревела. Казалось, что конца этому не будет, но внезапно он наступил. Рыдания прекратились так же неожиданно, как начались. Я обескураженно выпуталась из их объятий, чувствуя неловкость за свой срыв. Второй раз за этот день Мередит протянула мне салфетку. Никто не предупреждал меня, что будет вот так.

– И что теперь? – тихонько спросила я.

Мередит открыла было рот, чтобы ответить, но тут же закрыла его, позволив папе сказать первым.

– Не знаю, Тыковка. Хотел бы я знать. – Прежде чем продолжить, папе пришлось совладать с собственными эмоциями. – Будем решать проблемы по мере их поступления, как всегда. Может, ты этого уже не помнишь, но я раньше все время так говорил. «Скотт, займись насущным». Должно быть, я повторил это сам себе сотни раз. Иногда это все, что мы можем сделать. Сейчас как раз такой случай.

Он указал на нетронутое мной блюдо.

– Так что сейчас, прямо сейчас, ты изо всех сил постараешься накормить свое тело, потому что ему необходимы питательные вещества. А потом все мы попытаемся уснуть, потому что это необходимо нашему рассудку. – Папа потрепал меня по спине. – Вот и все. На сегодня у нас такая задача. Договорились?

Я кивнула, подбирая со стола вилку. Папа и Мередит вернулись на свои места, и какое-то время мы ели в полной тишине.

– Пока ты была в душе, я снова разговаривал с одним из ее лечащих врачей, – проговорил папа. Он обещал, что будет сообщать мне всю новую информацию о маме, потому что все обращались только к нему, а я не всегда была рядом. – Твоя мама очень нездорова. Из лаборатории начали приходить результаты ее анализов, и все они далеки от нормы. У нее снова возьмут анализы и отправят на повторное исследование.

– Это же потому, что она сильно обезвожена, да? У нее не нашли ничего серьезного? – тут же спросила я.

Папины глаза затопила тревога.

– Технически да, но все сложно. Сильное обезвоживание и недостаток питательных веществ со временем оказывают негативное влияние на все органы и системы. Нужно подождать результатов следующих тестов, тогда нам должно стать яснее.

– Как вышло, что малышка здорова? – выпалила я. При упоминании о ребенке у меня за спиной раздался громкий вздох Мередит. Папа ни словом не обмолвился о младенце, а я не хотела спрашивать – но не потому, что не хотела знать. Узнать больше об этой девочке хотели все.

– Малышка здорова, потому что твоя мама была способна кормить ее грудью. А вот твою маму никто не кормил, поэтому ее здоровье серьезно пошатнулось, – отчеканил папа.

– Так это ее ребенок? – спросила я.

– Да, это ее ребенок. Она родила около семи недель назад.

На следующее утро папа за руку привел меня в какой-то кабинет в больнице, где нас ждал Маркос. Тот придвинул к себе один из мягких офисных стульев, стоявших вдоль стены. Из скрытой где-то колонки доносились звуки посредственного джаза, а стеллаж в правом углу кабинета был завален развлекательными журналами для посетителей. Я осталась стоять, скрестив на груди руки, как будто, отказываясь сесть, отвергала саму возможность услышать то, что мне тут собирались сообщить, – ясно ведь было, что в таком кабинете людям не сообщают хорошие новости. Папа, Мередит и я остановились, образуя странный полукруг.

Выражение лица Маркоса не менялось на протяжении последних двух дней: он ни разу не улыбнулся, и в глазах его не было ни намека на дружелюбие. Сегодня под пиджак он надел красную рубашку. Она оттеняла цвет его кожи.

– Почему бы нам не присесть? – прозвучало это как вопрос, хотя на самом деле было указанием.

Когда мы опустились на стулья друг рядом с другом, так что наши колени соприкасались, я сильнее сжала папину ладонь. Следователь не в первый раз предлагал нам сесть на такие стулья, но в этом кабинете мы раньше не были. Кто-то, проходя по коридору, закрыл за нами дверь, и в помещении сразу стало душно. Все поплыло перед глазами, и у меня закружилась голова.

– Я хотел бы обсудить с вами следующие шаги в отношении вашей матери, – не тратя времени даром, Маркос сразу приступил к главному.

Он всегда называл маму «ваша мать». Никогда не говорил «ваша жена», обращаясь к папе, и даже не упоминал ее имени. Это было странно. Как он называл ее, когда они с папой разговаривали без свидетелей?

– Главный врач местной больницы прилетела прошлой ночью, как и ожидалось, и была столь добра, что приехала прямо из аэропорта. После…

– Что вы смогли выяснить? – перебил его папа, не в силах вытерпеть длительное объяснение.

– Мне хотелось бы предоставить вам больше информации, но расследования такого рода требуют времени, и мы должны удостовериться, что делаем все возможное. Сейчас у нас нет права на ошибку. С учетом сказанного, главный врач приступила к опросу Кейт, и в другом случае мы могли бы продолжить следственные действия, однако Кейт не прошла тест на проверку психического статуса, что ставит нас в крайне сложное положение.

Маркос говорил быстро, чтобы папа снова его не перебил.

– Причиной того, что она провалила тест, отчасти оказались сами вопросы – нужно было назвать день недели и год, и Кейт не смогла ответить правильно. Но не потому, что она психически неполноценна, – просто она годами находилась в изоляции от общества и не имеет понятия, сколько на самом деле прошло времени.

– Что вы имеете в виду, когда говорите «в изоляции»? – переспросил папа.

Маркос пожал плечами.

– Мы не можем сказать точно. Возможно, ее контакты с внешним миром были существенно ограничены, а может быть, она физически была заперта в каком-то помещении.

– То есть вы уверены, что именно по этой причине она не знает, какой сейчас день? – подала голос Мередит.

Обернувшись к ней, я вопросительно вскинула брови. На что она намекала? Что мама потеряла рассудок?

– Абсолютно, – ответил Маркос. – Существуют и другие подтверждения этой версии. К примеру, как минимум в последние пять лет Кейт не получала никакой медицинской или стоматологической помощи. Один из ее задних зубов выдернули, вероятнее всего, с помощью плоскогубцев – из-за инфекции, которая, судя по всему, распространилась на ее десны. Она не посещала медицинское учреждение ни до, ни после родов, так что ее тело сильно истощено беременностью. Пуповина была перерезана ножом или ножницами. И так далее.

Сидевшая рядом со мной Мередит дернулась всем корпусом вперед, согнувшись пополам. У нее был слабый желудок. Из-за этой особенности мы все время ее дразнили.

– Наша главная задача на ближайшее время – вернуть Кейт ориентацию во времени и окружающей среде. Если она не получит представления о настоящем времени, хотя бы приблизительного, будет практически невозможно отследить хронологию событий. К счастью, через несколько часов к нам прибудет команда экспертов, у которых имеется опыт разрешения подобных деликатных ситуаций, – заключил Маркос.