Не та дочь - Смит Денди

– Кейтлин? – зовет женщина. Оливия. У нее уверенный серебристый голос, похожий на летний дождь. Я ждала, что она скажет «Китти-Кейт» – так меня называла только сестра. И все же в горле встает плотный твердый ком. Я делаю глубокий вдох.

– Кейтлин? – снова произносит она, делая шаг навстречу.

Я смотрю в ее голубые глаза. Те самые, которые всегда наводили мысли о ледниковых озерах и летнем небе, незабудках и лепестках колокольчиков. Я вижу в них что-то знакомое, сестринское, и меня охватывает спокойствие. Как бальзам на ожог.

Я киваю.

Женщина пересекает комнату, обнимает меня длинными тонкими руками. От нее пахнет мужским одеколоном.

– Я скучала по тебе, Кейтлин, – шепчет она, уткнувшись мне в волосы, и меня пронзает рикошетом неясное предчувствие. Но я не успеваю ничего понять, а женщина произносит:

– Я так сильно по тебе скучала.

Я обнимаю ее:

– Я тоже.

6

Элинор Ледбери

Брат – та ось, вокруг которого вращается жизнь Элинор. Центр ее вселенной. А может, и вся вселенная. Девушка мало знает о мире за пределами Ледбери-холла. Это ее дом, сколько она себя помнит, и она редко покидает просторные угодья. Когда на улице дождь или слишком холодно, Элинор прячется в библиотеке. Там пахнет крепким кофе, кожаными переплетами и мудростью. После спальни брата это ее любимая комната. Красота здесь повсюду: в панелях из красного дерева и огромных арочных окнах; в каменном камине и уставленных книгами полках от пола до потолка со скрипучей вращающейся лестницей. Книги повсюду. Новинки в мягких обложках с хрустящими страницами, слипающимися от статического электричества. Старые пожелтевшие тома, пахнущие сыростью и пылью. Элинор уделяет особое внимание любовным романам, принадлежавшим матери. Она перечитала их все по несколько раз, страницы загнуты, корешки помяты. Они названы именами персонажей. Хит считает, что такие книжонки годятся только для растопки, но Элинор находит утешение в простоте отношений между выдуманными любовниками. Потому что, даже когда они усложняются, потом всё становится как раньше. Любовники сверкают и кружатся в огромном мире и ни от кого не прячутся.

…Сейчас Хит лежит в постели рядом с ней, одетый только в трусы-боксеры, одной рукой обнимая Элинор за талию. Середина дня. В комнате холодно даже при наглухо закрытых окнах, но там, где их кожа соприкасается, тепло. И хотя Элинор наслаждается уютом этих зимних дней, читая у открытого камина, или прижимаясь к Хиту под толстым ворсистым одеялом, или прогуливаясь с братом по обледенелой земле, она устала от белого, как облака, неба и темных ночей. Она скучает по лету, по бескрайней синеве над головой и сочной зелени под ногами. По теплым ленивым утрам, проведенным в огромной кровати брата, по свету, льющемуся в большие окна. По пикникам на лужайке. По дням, когда брат плавает в пруду, а она смотрит на него и никак не наберется храбрости присоединиться. По вечерам, проведенным за бутылкой шампанского, слушанием пластинок и за танцами босиком в столовой перед сном.

Хит притягивает ее ближе к себе. Элинор улыбается, чувствуя себя желанной. Ей есть к кому прильнуть, даже если в это время он блуждает в своих снах. Стараясь не разбудить брата, она переворачивается на другой бок, чтобы посмотреть в красивое спящее лицо, и чувствует прилив любви к нему. В конце концов он начинает ворочаться. Глубокое ровное дыхание становится поверхностным, когда он выныривает из глубин беспамятства.

– Сколько времени? – бормочет Хит, уткнувшись ей в плечо.

Элинор смотрит на часы у кровати:

– Полдень.

Он стонет.

Дядя Роберт вернется завтра, с булавкой наготове, чтобы проткнуть пузырь их счастья, надутый с понедельника по пятницу.

– Остался только один день свободы, – говорит Хит.

В основном они живут в Ледбери-холл одни. Дядя Роберт работает в Лондоне, а это слишком далеко, чтобы ездить оттуда ежедневно. Поместье не принадлежит ему, так что дядя не может его продать. К тому же он никогда не откажется от фармацевтической компании, на создание которой потратил годы. Так что всю неделю он живет в городской квартире, возвращаясь сюда только на выходные.

– По крайней мере, он уедет утром в понедельник, – успокаивает брата Элинор. – Правда, я хотела бы, чтобы он вообще не приезжал.

– Остался год, – Хит приподнимается на локтях.

Через год Элинор исполнится восемнадцать – слишком мало, чтобы заявить о праве на наследство. Но Хиту будет двадцать один, он станет владельцем своей половины Ледбери-холла, и состояние их матери по закону перейдет к нему. До тех пор всё это доверено дяде Роберту. Брата с сестрой это злит. Ледбери-холл и земля принадлежат семье их матери больше ста лет. Поскольку Ледбери были состоятельными людьми, их отец Николас Брент загорелся желанием взять фамилию жены. Дядя Роберт не Ледбери, он Брент. Брат отца. Поместье должно принадлежать им. Только им.

– Если только дядя Роберт не прикончит нас, как наших родителей, – усмехается Хит.

По телу Элинор бегут мурашки, она садится и смотрит на брата презрительным взглядом:

– Не говори так. Он их не убивал.

Она всегда так отвечает. Элинор повторяла это столько раз и каждый раз сомневалась в правдивости своих слов. Но это успокаивает брата. Она должна его успокоить. Она не хочет раздувать пламя ненависти к дяде Роберту. Она боится, что пожар выйдет из-под контроля. Лесной пожар, бушующий на засушливых равнинах до тех пор, пока не останется ничего – только обгоревшие черные дымящиеся угли.

– Он был с ними. И это он предложил прокатиться на яхте. Как получилось, что он выжил, а они нет?

– Потому что они утонули, – Элинор произносит это безразлично, потому что не испытывает эмоций. Она почти не помнит родителей. Для нее они такие же (и даже в большей степени) выдуманные персонажи, как матери и отцы в романах, которые она читает. Ей было всего три, когда они погибли. Хиту шесть. Он помнит их и скучает. А она – нет.

Хит становится твердым и холодным, как мрамор. Он встает с кровати. Лишившись тепла его кожи, Элинор начинает дрожать. Брат натягивает джинсы, повернувшись спиной. По его молчанию и по тому, как он хватает с пола футболку, Элинор понимает: он зол. Нельзя было допускать, чтобы ее безразличие к смерти родителей просочилось в разговор с братом. Как бы Хит отреагировал, узнав правду? Правду о том, что на самом деле Элинор рада, что родителей больше нет. Останься они в живых, она и Хит вряд ли стали бы так близки, как сейчас. На самом деле Элинор чувствует сладкую боль оттого, что брат – единственный человек, который по-настоящему любит ее. И это ее утешает.

– Поможешь с физикой? – спрашивает она, надеясь, что смена темы вызовет перемену настроения.

Они всегда учились дома. Поскольку ближайшая школа далеко, а дядя Роберт проводил в Ледбери-холле только выходные, он нанял учительницу. Правда, от нее отказались накануне тринадцатого дня рождения Элинор. Хит уверен: это потому, что образование съедало деньги, которые дядя Роберт считает своими. А дядя Роберт утверждает: это потому, что Ледбери умные и их не нужно водить за ручку. Теперь раз в месяц преподаватель дистанционно присылает задания на дом.

– Не могу. Мне нужно в город, – отвечает Хит.

У Элинор мигом начинается паника.

– Опять?

– Нам нужна еда. Ты ведь хочешь есть, правда?

– Тогда возьми меня с собой.

– Не могу.

– Почему? – Девушка чувствует, как нижняя губа обиженно надувается.

Она ненавидит себя за то, что дуется, но он уезжает от нее уже второй раз за неделю.

– Ты меня тормозишь.

– Ну спасибо.

– И тебе не нравится в городе.

Так и есть. Но сильнее всего она ненавидит, когда ее оставляют одну в этом огромном доме.

– Люди на меня пялятся.

– Ты красивая. Люди всегда будут на тебя пялиться.

Элинор берет наброшенную с вечера на стул серебристо-голубую комбинацию и натягивает через голову. Хит наблюдает, но ничего не говорит. Она спрашивает себя: может, эта вторая поездка – наказание за то, как холодно она отозвалась о родителях? У нее не хватает смелости спросить. Хит обещает вернуться раньше, чем она успеет опомниться.