Дырчатая луна (сборник) - Крапивин Владислав Петрович

Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 122

— Брось мне, пожалуйста!

Шурка бросил. Красиво так, ловко — бидон был пустой, легонький. Но «пегий» пацан, видать, от природы был неудачником. Не поймал. Посудина отлетела от его ладо-ней и угодила в чащу на половине высоты между ребятами и Шуркой.

И тогда Шурка, ломая стебли и царапаясь, скакнул вверх. Раз, два! Схватил бидон. И сквозь колючие сорняки выбрался на край откоса.

Он обвел взглядом пятерых. Те смотрели по-хорошему. Девочка в свитере опять сказала «пегому»:

— Растяпа... Из-за тебя человек обдирался в татарнике.

— Я сам хотел! Только не успел! — Голос «пегого» взлетел высоко и звонко.

Шурка протянул мальчишке бидон.

— Спасибо, — сказал «пегий», надув губы с дурашливой виноватостью.

Шурка ощутил непривычную раскованность. Словно кто-то отключил в нем всегдашнюю сумрачную стеснительность и подсказывал, что делать и говорить.

Шурка простецки шмыгнул носом.

— Пожалуйста. Как не помочь знакомым людям...

— Разве мы знакомы? — вежливо удивился рыжеватый мальчишка.

— Маленько... — Шурка решился на улыбку. — Не со всеми, а вот с ней. — И только теперь взглянул прямо на Ту-Которая-с-Косами.

Она не стала отпираться. Веселыми серыми глазами как бы вобрала в себя Шур кин взгляд.

— Да! Я сидела в окошке, а он ехал в трамвае и показал мне язык...

— Я?! — радостно возмутился Шурка. — Это ты мне показала язык! Лопатой, вот так... А я сделал вот так! — И растопыренной пятерней он изобразил «нос».

— Фи, Евгения, — тоном аристократа сказал похожий на юного артиста мальчишка. — Разве прилично показывать язык незнакомым молодым людям!

— Знакомым тоже неприлично! — звонко вмешался «пегий». Евгения тут же показала ему язык:

— Помалкивай, пока не попало!

— Они с Алевтиной всегда меня угнетают, — доверчиво пожаловался «пегий» Шурке.

— Не смей называть меня Алевтиной! — девочка в свитере замахнулась на «пегого». Он тренированно отскочил. И все опять соединили взгляды на Шурке.

«Что бы такое сказать? — запрыгала в нем мысль. — Что бы еще сказать? Что?..»

Выручил «пегий». Неожиданно.

— А ты не испугался, когда на тебя свалилась такая «голова»?

— Нет... — И вмиг придумалось, удачно так: — Я обрадовался. Подумал: вот, инопланетянин приземлился.

У «пегого» округлились глаза:

— Ты, значит, тоже ищешь инопланетянина?!

— Я?.. Нет. Я так просто... — Шурка растерялся. И тогда Евгения-с-Косами объяснила ему, как давнему приятелю:

— Понимаешь, у Кустика новая фантазия. Голос из космоса сказал ему, что визит звездных пришельцев на Землю наконец состоялся...

Непонятно, чего здесь было больше — то ли неожиданной симпатии к Шурке, то ли желания поддразнить пегого Кустика.

Кустик вознегодовал:

 — При чем тут голос! Я сам видел ночью, во время грозы, как на Бугры приземлилось что-то такое... огненное и плоское, как тарелка!.. Должны же они когда-нибудь прилететь!

— Может, и правда прилетели, — не выдержал Шурка. Потому что ощутил в этом нескладном Кустике склонность к предвидению. И на миг проклюнулся в груди ледяной холод... Но тут же Шурка встряхнулся. Евгения-с-Косами сейчас была для него важнее всех этих проблем. Важнее Реи...

Она была такая... удивительно славная, эта Евгения. И остальные — тоже. Шурка чуял, как от него тянутся к ним невидимые ниточки... Напрасно он говорил бабе Дусе и себе, что хорошо ему жить одному.

— А где же их искать, пришельцев-то? — сказал Шурка с чуть наигранной задумчивостью.

— На птичьем рынке! — звонко сообщил Кустик.

— «И все засмеялись», — сухо произнесла Алевтина. И тогда все в самом деле засмеялись. Кроме нее, Алевтины. Она же разъяснила: — Наивное дитя решило, что пришельцы могут быть не как люди, а как заморские зверюшки. Они прилетели, их поймали и теперь продают вместе с котятами и ужами...

— Я не так говорил! Я...

— Вообще-то мы за квасом пошли, — примирительно разъяснил рыжеватый мальчик. — А на птичий рынок — по пути...

— А где он, этот рынок-то?

— Ты не знаешь? — слегка удивился похожий на артиста.

Шурка сообщил бесхитростно:

— Я тут многого не знаю. Я еще только знакомлюсь с окрестностями. Потому что недавно приехал.

— А откуда ты? — спросил похожий на артиста. В нем чувствовался старший. Не по возрасту, а по характеру.

— Я... — Шурка чуть сбился. Выкрутился: — Ох, издалека... Я в интернате жил, а потом нашлась родственница... бабушка... Забрала к себе... Под родной крышей хоть как лучше, чем там...

Он выдал это в один прием, как бы выбрасывая на стол все карты. Вот, мол, я какой и откуда. Хотите продолжать знакомство — хорошо. А нет — так нет. Потому что к интернатским отношение бывает всякое...

Никто не замкнулся, не отодвинулся даже внутренне — Шурка это ощутил. Только сочувственно помолчали: «Понимаем, что были у тебя нелегкие времена». И опять спасительно разбил молчание Кустик:

— Ну, тогда, если хочешь, пошли с нами! Посмотришь на этот рынок!

— Пошли... если можно, — тихо сказал Шурка. И снова встретился взглядом с Евгенией. Она отозвалась тоже тихо:

— А почему же нельзя...

По дороге болтали о том о сем. А Шурка помалкивал, шел с краю, слушал.

Кустик утверждал, что на местности под названием Бугры собственными глазами видел след летающей тарелки.

— Всего в ста метрах от развалин трансформаторной будки! Круглый, метра три в поперечнике, выжженный. Только он быстро зарос ромашками и клевером. Если хотите, покажу! Не верите?

— Да верим, верим, — сказала Женька.

Конечно, все ее звали не Евгенией, а Женькой. И Шурке это нравилось.

Алевтину называли Тиной (полное имя она, как Шурка понял, не терпела). Похожего на нее мальчишку именовали Ником. Уже после Шурка узнал, что это сокращенно от Никиты.

А у темноволосого было имя Платон. Шурке подумалось, что оно для «артиста» очень подходящее. Не совсем обычное и такое... интеллигентное, что ли. Впрочем, иногда Платону говорили «Тошка».

Все это Шурка узнал на ходу, слушая веселую болтовню. Иногда он вставлял пару слов...

Скоро свернули в Огородный переулок, который привел к утоптанной, огороженной бетонной решеткою площади с прилавками и ларьками.

Это и был птичий рынок. А точнее — кошачий, собачий и всякий-всякий...

В бетонных границах рынку было тесно. Снаружи изгороди тоже устроились продавцы и ходили покупатели.

Квохтали в сетчатых загонах куры, и жизнерадостно орал привязанный за ногу рыжий петух. Возились в клетках пушистые, как игрушки, кролики. Щетинистый дядька держал на веревке симпатичного, с ласковыми глазами козла. Мальчишки и девчонки сидели на корточках у картонных коробок, где копошились беспородные котята и щенки. Продавали их совсем дешево или даже предлагали «за так» — лишь бы нашлись для малышей хозяева.

Но вся эта живность была самых обычных пород, без намека на инопланетную сущность.

— Надо туда, в середину! — нетерпеливо потребовал Кустик. — Там всякие редкие звери.

Внутри забора живой товар был повыше качеством. От края до края площади тянулся собачий ряд, где продавцы держали на поводках дисциплинированных овчарок, бульдогов, терьеров и великанов-ньюфаундлендов. Это были «образцы», а продавали щенков. Щенки резвились в просторных ящиках или безмятежно сидели на руках у хозяев, не ведая, что скоро будут разлучены с мамами и братьями-сестрами. «Бедняги», — вздохнул про себя Шурка. Собачий ряд ему не понравился.

Зато понравилась худая черная дворняга, которая независимо ходила по рынку среди покупателей. Ее никто не продавал, она была сама по себе, и в глазах ее светилось дерзкое превосходство над благородными, но подневольными сородичами.

Шурка не удержался, шепотом сказал Женьке:

— Она здесь среди собак самая счастливая, верно?

И Женька понимающе кивнула. И коса ее щекотнула голый Шур кин локоть.

Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 122