Дырчатая луна (сборник) - Крапивин Владислав Петрович

Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 122

— Ты же простуженная! — Ник даже подскочил от возмущения.

— Ты же «кха-кха» и «кхе-кхе», — напомнил со своего края Платон.

— У меня же не ангина, а хрипы в бронхах. Мороженое на это не влияет.

Шурка прыгнул со скамьи.

— Подождите! — И помчался туда, где продавали эскимо.

На шесть порций ушли все деньги, что дала баба Дуся. «Вот тебе и картошка!» — с бесшабашностью подумал Шурка. И еще мелькнула мысль, что баба Дуся будет права, если свое обещание насчет полотенца претворит в жизнь. Ну и пусть!

— Ух ты-ы... — благодарным хором сказала вся компания, когда Шурка примчался назад.

— Ты небось разорился в дым, — смущенно заметил Платон.

— Ерунда! — Шурка всем вручил эскимо, лишь перед Тиной задержался: — Тебе правда можно? Не повредит?

— Не повредит, не повредит!

— Да сочиняет она про бронхи, — звонко подал голос Кустик. — Ей просто новыми лосинами похвастаться захотелось. А свитер натянула, чтобы получился этот... костюмный ансамбль.

— Сейчас кому-то будет ох какой ансамбль... — Тина приподнялась. — Ой... кха...

— Ты, Куст, бессовестный, — заявила Женька. — Что ты к ней пристаешь? Над тобой же не смеются, что ты в таких доспехах...

— А я виноват, что у меня аллергия на пух?! — очень болезненно среагировал Кустик.

— Дурь у тебя, а не аллергия, — заявила Тина. — Щекотки боишься, как чумы...

— А ты... Алевтина, Алевтина, разукрашена картина...

— Ох, кто-то сегодня допрыгается, — сказал в пространство Платон. — Ох, кто-то скоро заверещит: «Ай, не надо, ай, больше не буду...»

— Больше не буду! — Кустик торопливо пересел на дальний край доски.

— И все засмеялись, — усмехнулась Женька. И все засмеялись. Кроме Платона. Он раздумчиво изрек:

— А все-таки какие же мы свиньи...

— Почему? — изумился Кустик.

— Лопаем угощение человека, у которого до сих пор даже имя не спросили...

— М!.. — Тина кокетливо приподнялась. — Правда. Но тогда мы должны сперва сами... как нас зовут...

— А я уже знаю! — обрадованно сообщил Шурка. Только одно не понял: «Кустик» или «Костик»?

— Вообще-то это существо — Константин, — разъяснила Женька (и опять встретилась с Шуркой глазами, и он потупился). — А «Кустик» потому, что такая бестолковая растительность на голове.

— Да. И горжусь, — заявил Кустик.

— А я — Шурка... — Это у него легко получилось, без смущения. И он опять посмотрел Женьке в глаза. Она неуверенно спросила:

— Наверно, лучше «Шурик»?

— Нет! — Он дернулся, как от тока. — Это... не лучше. Это я не терплю.

Все теперь молчали неловко и удивленно. И Женька — она словно слегка отодвинулась. И, спасая себя от возникшей отчужденности, Шурка признался тихо и отчаянно:

— В интернате дразнили... «Шурик-жмурик-окочурик»... Словно знали заранее...

— Что... знали? — шепнула Женька.

— Ну... что чуть-чуть не окочурюсь. Меня ведь буквально с того света вытащили. В клинике...

И не было уже отчужденности. Наоборот... И Женька тихонько спросила:

— Из-за сердца?

— Ну... да. А еще из-за травмы. Я угодил под машину. И сперва все решили, что конец...

С минуту опять молчали. С пониманием. Наконец Платон встряхнулся:

— А теперь-то как? С тобой все в порядке?

Кустик хихикнул. Вроде бы не к месту. Шурка глянул удивленно.

— Не обижайся, — быстро сказала Женька. — Просто смешно получилось, это у нас тоже поговорка такая: «С тобой все в порядке?»

— И еще: «Увидимся позже», — добавила Тина. — Это в американских фильмах все время такие слова говорят. С попугайной настойчивостью...

— Терпеть не могу это кино! — в сердцах выдал Шурка. — Все время стрельба по машинам! И по людям...

— Ага! — встрепенулся Кустик. — Ды-ды-ды! Бах-бах! «С тобой все в порядке, милый?» — «Да, дорогая, увидимся позже!»

— И все засмеялись, — через силу улыбнулся Шурка.

— Нет, но с тобой-то все в порядке? — повторил Платон. — Дело в том, что мой дядя очень хороший кардиолог...

— Сейчас все нормально. Спасибо. Меня лечили хорошие... кардиологи. А потом специально родственницу отыскали, потому что в интернате больше нельзя. Там и здорового-то со свету сживут...

Опять все помолчали, как бы впитывая в себя Шурки-ны беды. Женька наконец осторожно призналась:

— Мне, например, «Женька» нравится больше, чем «Женя». Даже такие стихи есть, вернее, песня: «Девчонка по имени Женька»... Меня и мама так зовет...

И тогда... Тогда он сказал то, чего не говорил никому: ни бабе Дусе, ни Турскому, ни... А какое еще «ни»? Больше никого и не было. Он всегда молчал об этом, а здесь, на пыльном пустыре, горьким шепотом сказал почти незнакомым мальчишкам и девчонкам:

— Меня мама звала «Сашко». Только это давно. Я почти и не помню...

И долго было тихо — слышались только в отдалении свист и чириканье волнистых попугайчиков.

Наконец, героически спасая всех от этой тишины, Тина завозмущалась:

— А я терпеть не могу свое имя Алевтина. Сокращенное гораздо лучше. А этот вот... он все время дразнится. — Тина мимо Шурки ткнула в Кустика пальцем.

— Имейте в виду, она сама ко мне пристает! — торжественно объявил Кустик.

Беседа беседой, а мороженое съели быстро. Покидали скомканную обертку в ближнюю мусорную кучу. И в этот момент явилась компания «крутых». Мордастые, в кожаных безрукавках, с банками пива в охапках.

— Эй, головастики, чего тут мусорите! Брысь отсюда!

Пришлось отойти. Ник все-таки сказал издалека:

— Купили, что ли, это место, да?

Один «крутой» обернулся, пообещал добродушно:

— Отдавлю язычок. И еще кое-что...

И Шурка не выдержал:

— Мафиози недострелянные!

И, конечно, — сразу в бега. Дружно, все шестеро. Вдоль бетонной решетки, мимо ларьков и торговцев курами. «Крутые» гнались недолго, потом беглецов уже просто страх подгонял. Напополам с весельем. До той поры, когда Шурка споткнулся и пузом проехался по утоптанной обочине. Это было уже в Огородном переулке.

Шурку подняли.

— Опять до крови. Локоть, — сочувственно сказал Кустик.

— Ох, да локоть-то заживет. А вот это... — Шурка поднял левую ногу. Подошва кроссовки была оторвана от носка до середины. Болталась, как собачий язык.

Ник тихо свистнул. Женька велела:

— Шурка, сними. Дай... — Она взяла пыльный башмак. — Платон, у тебя универсальный клей есть. Помнишь, ты Кустику сандаль чинил?

— Сделаем, — пообещал Платон. — Пошли.

И пошли. И Шурка был рад, что есть причина подольше не расставаться с ребятами. Он шагал рядом с Женькой — одна нога босая, а кроссовка в руке: хлоп, хлоп подошвой.

— Мне это что-то напоминает, — осмелился пошутить Шурка.

— Что?

— Чей-то язык. В окошке...

— Ну, вот... — Женька притворно надула губы. — Еще один дразнилыцик-любитель, вроде Куста...

— Больше не буду... Ой... — Глядя на Женьку, вперед он не смотрел и чуть не наткнулся на мальчишку. На небольшого, лет восьми. В разноцветном «мультяшном» костюмчике — вроде того, какой чуть не купила Шурке баба Дуся.

Желтоволосый и желтоглазый мальчишка стоял на пути робко и в то же время упрямо. Вздернул острый подбородок.

— Тебе чего, мальчик? — осторожно спросила Женька.

— Скажите, п-пожалуйста... Вы идете с птичьего рынка?

— Да...

— Скажите, пожалуйста... — Он говорил сипловато и старательно выговаривал слова. Наверно, чтобы подчеркнуть важность вопроса: — Вы не встречали на рынке рыжего щенка с черным пятном на ухе? Ухо висячее, а шерсть лохматая...

Все запереглядывались.

— Нет. Не встречали. К сожалению, — огорченно и очень серьезно проговорила Женька. И Шурка почувствовал, что ей хочется присесть перед мальчиком на корточки и взять его за руки.

Шурка сказал виновато:

— Там всяких щенков много, но рыжий с черным пятном не встречался. Я бы запомнил... Мы бы запомнили.

— Украли, да? — сочувственно спросил у мальчишки Кустик.

— Скорее всего, да... Или сам убежал. Глупый еще... — Мальчик переводил с одного на другого внимательные желтые глаза. Потом потупился.

Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 122