Александр Суворов - Григорьев Сергей Тимофеевич
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
– Ох, батюшка! – всполошился тот. – Да я тебе, никак, нос разбил? Ай-ай! Враг попутал… Прости ты мне, окаянному!
Головин схватил вдруг колотушку, подбежал к окну и застучал. В то же мгновение на дворе засвистели, закричали дозорные во много голосов, застучали колотушки, затрещали трещотки, затрубили рожки, забунчала чугунная доска.
Головин, повалив пюпитр с книгой, упал в кресло, закатив глаза. Свеча погасла. Светила теперь одна лампада в углу.
Александр испугался, кинулся к одной двери, к другой, но обе они оказались запертыми снаружи. Напрасно мальчик бил в двери ногами и кулаками. Никто не отзывался. Да и нельзя было услышать беспомощный стук средь грохота, гама и звона со двора.
Мальчик понял, что убежать было невозможно. Он подошел к Головину. Тот лежал в кресле с закрытыми глазами и, казалось, заснул.
Шум на дворе постепенно затихал и наконец прекратился. Александр поставил пюпитр, поднял книгу и положил на место, затеплил от лампады свечу и прикапал ее на место к пюпитру. Он осторожно открыл книгу, стоя рядом с креслом, и радостно вскрикнул: об этой книге он мечтал, ему много рассказывал о ней отец, но нигде не мог достать, хотя и обещал давно. Это была книга Квинта Курция [46] «О делах, содеянных Александром Великим, царем Македонским. Переведена повелением Царского Величества с латинского языка на российский лета 1709-го и напечатана в Москве в 1711 году в декабре месяце».
Головин, пробужденный от забытья радостным восклицанием мальчика, ласково положил ему руку на плечо и спросил:
– Здорово я тебе нос разбил?
– Ничего, ничего, сударь!.. Какая у вас книга!
– Сию книгу я читаю, когда мне не спится. Вот погоди… – Дрожащей рукой Головин открыл 21-ю страницу и начал читать вслух: – «Александр мнози филозофы и риторы встречают, кроме Диогена, который тогда был в Коринфе и, Александра ни во что вменяя, в бочке живяше. Удивлялся же ему Александр, при солнце сидящему, прииде и вопроси, чего требует. Он же рече: „Требую, да того от меня не отымеши, чего мне дать не можете“. Которым ответом Александр весьма утешился и, ко своим обратися, рече: „Хотел бы аз быти Диоген, аще не бы Александр был“. И, паки обратись к Диогену, Александр вопросил: „Неужто не могу ничего тебе дати?“ Диоген ответствовал тако: „Усторонись несколько и не застанавливай мне солнце…“»
Положив руку на страницу, Головин спросил:
– А ты кем бы хотел быть: Александром Великим или Диогеном? Что тебе сходнее?
Александр живо ответил:
– Диоген не мог стать Александром, сударь!
– Ну а тот?
– Быв Александром Великим, стать Диогеном – нищим?! После великих почестей и славы поселиться в собачьей конуре?!
Головин засмеялся:
– Да, милый, такого не бывало!.. Вот слушай еще! – Он перевернул несколько страниц.
– Давайте я буду читать, – сказал Александр, – а вы слушайте.
Головин согласился. Александр начал читать вслух и забыл все, что было кругом. Хозяин иногда забывался и дремал. Тогда Александр повышал голос. Головин испуганно открывал глаза, вскакивал с кресел, хватал колотушку и подбегал с ней к окну, неистово стуча. Со двора сейчас же отзывались свистом. Трещотки, колотушки, рожки, звон колокола, стук в чугунное било не смолкали несколько минут. Затем наступала тишина.
– Читай дальше! – приказывал Головин.
Александр читал все тише и тише. Хозяин наконец захрапел. Свеча догорала, и, хотя на столике лежало несколько запасных свечей, Александр закрыл книгу и улегся на пышной постели из сена, приготовленной для барина. Свеча мигнула и погасла. Громко храпел хозяин. Заснул и Александр.
Авдотья Федосеевна возвратилась от Головиных совсем расстроенная: Василий Васильевич совсем из ума выжил, невесть что творит и не только не застращал Александра тягостями военной службы, а, наоборот, подарил ему любимую свою книгу Квинта Курция. Даря, он сказал:
– Попытай быть и Александром Великим, и мудрым Диогеном. Попытай!
Вася Головин простился с Суворовым в слезах и в минуту расставания все просил отца, чтобы он и его записал в Семеновский полк солдатом.
– Ладно, – утешил тот Васю, – лишь вырастешь до Суворова, запишу. Ну-ка, померяйтесь.
Александр и Вася стали затылками друг к другу. Семилетнему Васе (он, правда, старался вытянуть насколько можно шею) оставалось расти до Александра не более вершка [47]. И опять Авдотья Федосеевна обиделась за свого хилого сына.
– Быть тебе в полку, – сказала она сыну, – в двенадцатой роте, левофланговым.
– Зато у нас в первой роте на правом фланге Прошка Великан, – ответил Александр.
Давно в усадьбе Головиных не видели барина в таком добром духе: он сам вышел провожать гостей до нового парадного подъезда и вел под руку Авдотью Федосеевну. За ними шла хозяйка, ведя за одну руку Васю, а за другую Александра с книгой Курция под мышкой.
Слуги в парадных кафтанах выстроились в два длинных ряда от дверей до суворовского убогого возка с лубяным верхом. Доведя Авдотью Федосеевну до экипажа, Головин сам подсадил ее в возок.
Тройка побежала. Двадцать конных егерей в польских красных кунтушах [48], расшитых шнурами, в синих рейтузах и сапогах с огромными медными шпорами поскакали за тройкой по два в ряд: им было приказано проводить гостей до пограничного столба головинских владений.
Всю дорогу домой Авдотья Федосеевна не сказала сыну ни слова. Александр, раскрыв книгу Квинта Курция, начал читать ее с того места, где остановился ночью, усыпив чтением Головина.
Когда показалась в долине замшелая крыша суворовской усадьбы, Авдотья Федосеевна вздохнула, потянулась к сыну, сжала ладонями его лицо и поцеловала:
– Бедненький мой солдатик!..
Начали собираться на зиму в Москву: учиться Александру «указным наукам» в деревне не у кого, да и книг нужных не достать.
Дядька Александра, Мироныч, – его не брали в Москву, – с горя сильно загулял и был наказан на конюшне.
Вперед отправился небольшой обоз с запасами: мукой, крупой, соленьями, медом и яблоками. За последней телегой плясал на привязи любимый конь Александра, Шермак. На дверях амбаров и кладовок повисли большие калачи замков и восковые печати.
День спустя в Москву покатили на двух тройках и Суворовы: отец с сыном – на одной, мать с дочерью – на второй. Книги, увязанные в рогожу, лежали у Александра в ногах.
Морозным ранним утром Суворовы въехали в Москву. Столица встретила их колокольным звоном, криком и мельканием галочьих стай. Близ Никитских ворот, невдалеке от городского дома, Суворовы нагнали свой деревенский обоз.
… Александр первым выскочил из возка. Отец и мать захлопотались с разгрузкой возов и не скоро хватились сына.
– Где он? – всполошилась мать.
Ей доложили, что Александр отвязал Шермака, вскочил на неоседланного коня и ускакал неведомо куда. Родители, привычные к выходкам своенравного сына, не очень обеспокоились. Мать безнадежно махнула рукой.
Александр, проскакав во весь опор мимо Кремля, оказался в селе Покровском, а за ним открылось Семеновское поле. Эти московские места были до сей поры мало знакомы Александру. Его то и дело обгоняли верхами в сопровождении рейткнёхтов [49] офицеры, а он обгонял военные повозки и караульные команды. Дорогу не приходилось спрашивать: все стремились к одному месту – большому, вытоптанному солдатскими сапогами плацу среди огородов и рощ. Оттуда слышались взвизги флейт, рокот барабанов. На плацу шло учение. Покрикивали командиры. Солдаты маршировали, выкидывали ружьями артикул [50].
В обстроенном длинными магазинами квадрате полкового двора рядами стояли с поднятыми дышлами полковые ящики: белые – палаточные; голубые – церковные, с крылатыми ангелочками по бокам; желтый – казначейский, на нем изображен рог изобилия, из коего сыплются золотые деньги; красный – патронный, на нем изображена пороховая бочка; синий – аптечный, с нарисованными на нем банками лекарств; огненного цвета – артиллерийский, с пылающими гранатами и громовыми стрелами; белый, с синими полосами – канцелярский, с изображением книги, а на ней чернильницы с воткнутым в нее гусиным пером. Далее виднелись белые с зеленым провиантские фуры, с изображенным на боках золотым рогом изобилия, обвитым пышными колосьями. Извозчики, солдаты нестроевой роты, у длинных коновязей чистили рослых лошадей. У кузницы с пылающим горном ковали в станках коней.
46
Квинт Курций Руф – древнеримский историк, написал этот труд в 10 книгах (сохранилось 8), вероятно, в середине I века н. э.
47
Вершок – старинная русская мера длины, равная 4,4 см.
48
Кунтуш – старинный кафтан с широкими откидными рукавами.
49
Рейткнёхт – нижний военный чин, обязанность которого состояла в уходе за офицерскими лошадьми.
50
Артикул– ружейные приемы.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
Похожие книги на "Александр Суворов", Григорьев Сергей Тимофеевич
Григорьев Сергей Тимофеевич читать все книги автора по порядку
Григорьев Сергей Тимофеевич - все книги автора в одном месте читать по порядку полные версии на сайте онлайн библиотеки mir-knigi.info.