Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
В штабе
Александр налюбовался досыта ящиками, фурами, конями и направил Шермака к двухэтажному дому, угадав в нем полковую съезжую избу.
К этому дому то и дело подъезжали на конях офицеры и, бросив поводья денщикам, вбегали в раскрытую настежь дверь. Александр привязал Шермака к окованному железом (чтобы не грызли кони) бревну и вошел в избу. В сенях двое караульных солдат в полной амуниции сидели верхом на концах скамейки, лицом друг к другу, а середина скамейки была расчерчена как шашечная доска. Караульные играли в шашки.
– Стой, малый! – взглянув на Александра, сказал первый караульный. – Куда лезешь? Зачем? Кто таков?
– Александр Суворов, недоросль, записан в полк солдатом. Явился определиться.
Караульный задумался над ходом. Александр хотел идти наверх по лестнице. Второй караульный, тоже глядя на доску, сказал:
– Погоди! Наверх нельзя: там штапы присутствуют.
– Да ведь мне туда и надо!
– Погоди, говорю! Сказано, нельзя! – Караульный сделал ход и тут же горестно ахнул: – Ах ты, язви тебя!
– Фукнул, да и в дамки! – воскликнул противник, стукнув шашкой по доске. – Гони денежку!
Выкинув из кармана медяк, караульный подманил Александра и, взяв его за ухо, сказал:
– Чего ты пристал? Вот я из-за тебя проиграл денежку. Чего тебе надо? Пошел вон! – И, ухватив его за ухо, солдат, поведя рукой, указал Суворову на дверь.
– Пусти ухо! – закричал Суворов. – Я сам солдат!
– Оставь малого! Чего ему ухо крутишь? – ставя шашки, сказал второй караульный. – Тебе ходить.
Караульный выпустил ухо Александра, повернулся к доске и сделал ход.
Александр больше не раздумывал – кинулся вверх по лестнице, перескакивая через три ступеньки.
– Держи его! Держи! – крикнул, стукнув шашкой по доске, первый караульный.
– Держи его, держи! – подхватил второй, не поднимая головы от доски.
Наверху Александр очутился в большой комнате, заставленной канцелярскими столами. Над одним столом сгрудилось несколько писарей, сдвинувшись головами. Так бывает в осенний день, если бросить окуням в пруд корку хлеба. Собравшись стайкой головами к хлебу, окуни до той поры не разойдутся, пока до крошки не уничтожат хлеб. У каждого писаря за ухом торчало гусиное перо, свежеочиненное, еще не замаранное чернилами. Писаря навалились на стол, о чем-то шептались, порой давясь смехом.
Из соседней комнаты, куда вела плотно затворенная дверь, слышались громкие голоса, прерываемые взрывами хохота.
За столом у окна сидел старый писарь. Его голова была покрыта густой седой щеткой подстриженных бобриком волос. В зубах он держал гусиное перо и, одним пальцем осторожно прикасаясь к костяшкам счетов, словно боясь обжечься, двигал их. Старик взглянул на Александра исподлобья. Суворов, сняв шапку, поклонился учтиво:
– Здравствуйте, сударь!
Писарь кивнул. Вынув изо рта перо, обмакнул его в чернила, написал что-то в тетради и с насмешливостью, непонятной Александру, сказал:
– Здравствуйте, здравствуйте, сударь!
Затем писарь, воткнув перо в стакан с дробью, достал из кармана табакерку, задал в обе ноздри порядочную порцию табака и, держа наготове раскрытый платок, блаженно зажмурился.
– Апчхи! – громогласно чихнул писарь в подставленный платок.
– Будьте здоровы, сударь! – сказал Александр, кланяясь.
– Здравия желаем, Акинф Петрович! – хором отозвались все писаря, не поднимая голов.
Старик вытер нос и поманил к себе Александра.
– Что надо? Кто таков?
Александр объяснил, кто он и что ему надо.
– Так ведь ты, милый, записан сверх комплекта, без жалованья, и отпущен к родителям для обучения указным наукам на два года…
– Я хочу быть в полку.
– Мало ли чего ты еще захочешь! Ростом не вышел… Иванов! В какую роту зачислен недоросль Александр Суворов?
Один из писарей, чуть подняв голову, через плечо ответил:
– Осьмую…
– Так. Ступай-ка, милый, домой. Где живешь? У Никитских ворот? Эка! Ты через всю Москву драл. На коне? Ну, садись на своего коня и скачи домой. Наверное, мамаша по тебе плачет.
– Я хочу быть при полку.
– Придет пора – и в полк возьмут…
– А где же мне учиться?
– Если учиться, ступай в полковую школу. Как раз она при осьмой роте. Поди спроси съезжую избу осьмой роты. Там тебе все объяснят толком.
Александр хотел идти.
– Постой-ка! – остановил его писарь. – Да у тебя есть в полку рука?
– Есть… Премьер-майор Соковнин Никита, моего батюшки приятель…
– Соковнин? Премьер-майор?! – воскликнул писарь, встав с табурета.
Все писаря вдруг поднялись от стола, вытянулись в струнку и повернулись к Александру.
Акинф Петрович встал из-за стола, заложив за ухо перо, подошел к закрытой двери и стукнул в нее, приклонив голову.
Смех и говор за дверью утихли. Акинф Петрович приоткрыл дверь.
Писаря расселись по табуретам за столами, зашуршали бумагами, заскрипели перьями.
Половинка двери распахнулась, Акинф Петрович крикнул торжественно:
– Солдат Суворов к премьер-майору!
Он пропустил Александра, закрыл за ним дверь и погрозил пальцем писарям.
В большой комнате, куда вошел Александр, облаком плавал трубочный дым. В углу, одетые в чехлы, стояли в стойке четыре знамени.
За большим столом, крытым зеленым сукном, сидел прямой и статный офицер, затянутый в мундир. Вокруг стола расположилась в расстегнутых мундирах молодежь и покуривала трубки.
– Здорово, богатырь! – улыбаясь Александру глазами, молвил Соковнин.
– Здравствуйте, сударь! – ответил, кланяясь, Александр.
Все рассмеялись.
– Не так, не так отвечаешь! – поправил Соковнин, разглядывая Александра. – Надо стоять прямо и отвечать: «Здравия желаю, ваше высокородие!» Как здоровье батюшки?
– Очень хорошо. И вам того же желаем, ваше высокородие! – вытягиваясь, ответил Александр.
Соковнин улыбнулся:
– Вижу, из тебя выйдет бравый солдат. Поди ко мне ближе. Это Василий Иванович тебя в полк послал?
– Нет, я сам, ваше высокородие.
– Давно ли в Москву возвратились?
– Сегодня утром.
– Вот как! И ты прямо в полк явился? Достойно похвалы. Чего ж ты хочешь?
– Нести службу ее величества, ваше высокородие.
– Так тебе ж, красавец, надо сначала учиться. Если хочешь, я велю записать тебя в полковую школу… Акинф Петрович! – крикнул Соковнин.
На зов вошел старый писарь. Он стоял у двери навытяжку.
– Вели записать солдата Суворова в полковую школу, в солдатский класс. Да погоди-ка… Ганнибал Абрам Петрович сказывал мне, что ты, Суворов, горазд в науках. Уж не записать ли тебя прямо в инженерный класс?
– Нет, сударь, сначала в солдатский класс.
– Быть по-твоему. Там и сверстники твои сидят. А теперь ступай домой.
– А сейчас в школу нельзя?
– Сейчас? Ну что ж, охота пуще неволи. Акинф Петрович, вели проводить его в школу…
– Конь у меня, – вспомнил Александр.
– Ты на коне? Коня поставь в денник [51]. Акинф Петрович, распорядись. Прощай, солдат! Служи, учись!
Александр поклонился.
– Говори: «Счастливо оставаться», – шепнул Александру Акинф Петрович.
– Счастливо оставаться, ваше высокородие!
Соковнин кивком отпустил Александра. После его выхода из присутствия там снова поднялись смех и говор.
В канцелярии Акинф Петрович приказал:
– Иванов!
– Есть!
– Отведи солдата Суворова в полковую школу, в солдатский класс. Скажи Бухгольцу – Соковнин приказал. Коня Суворова поставить в денник гренадерской роты. Дать овса. Вычистить. Осмотреть подковы.
– Он у меня не кован, – сказал Александр. – Из деревни…
– Не кован – подковать.
Писарь повел Александра из канцелярии вниз.
Караульные в сенях по-прежнему играли в шашки.
Увидев Александра, первый караульный сказал:
– Ага! Что я тебе говорил: наверх не ходить! Вот тебя сейчас и взгреют.
