Маленькие женщины, или Детство четырех сестер - Олкотт Луиза Мэй

Поверенной и ментором Эмми была Мегги, между тем как фавориткой Джо была Бетси.

Уже давно известно, что крайности сходятся. Робкая Бетси решалась высказывать свои заветные мысли одной Джо и, в свою очередь, имела такое влияние на свою неблаговоспитанную, беспорядочную сестру, какого не имел никто другой.

Мегги и Джо были в то же время очень дружны и между собою. Они взяли под свое покровительство, каждая, по меньшой сестре и разыгрывали в отношении к ним роль маменек. Таким образом, в силу материнского инстинкта, говорившего в маленьких женщинах, сестры заменили в их сердцах места отставленных кукол.

— Расскажите что-нибудь веселенькое: я так скучала сегодня, — сказала Мегги, когда сестры собрались вечером в своей гостиной.

— Если б вы видели сегодня мои проделки у тетушки, то наверное хохотали бы до упаду. Сейчас я расскажу вам все по порядку, — вызвалась Джо, очень любившая рассказывать о своих похождениях. — Читала я ей опять этого бесконечного Бельшама и, по обыкновению, читала таким усыпительным тоном, что тетушка скоро задремала. Тогда я взяла другую книгу и не отрывалась от нее, пока тетушка не проснулась. Когда она проснулась, я опять принялась за Бельшама, но, немного погодя, не выдержала и громко зевнула. Тетушка, уже опять начинавшая кивать, вздрогнула и увидев, что у меня рот открыт на пол-аршина, спросила, не хочу ли я проглотить книгу. Я отвечала ей, что от души желала бы покончить как-нибудь с этой книгой. Но я сказала это вежливо, право, вежливо. Тетушка прочла мне длинную проповедь и велела мне сидеть смирно и размышлять о моих грехах, пока она на минутку забудется. Но я знаю, какова бывает эта «минутка», а поэтому, как только она заклевала, я опять вытащила из кармана «Векфильдского священника» [6] и начала читать, поглядывая одним глазом на тетушку. Но в том месте, где все падают в воду, я совсем забыла о тетушке и громко расхохоталась. Она проснулась; но когда она выспится, то бывает добрая. Пожелав узнать то суетное сочинение, которое я предпочитаю мудрому Бельшаму, она велела мне читать ей вслух мою книгу. Я старалась читать как можно выразительнее и очень хорошо видела, что ей нравится; но она не созналась в этом, а велела мне только начать с начала, потому будто бы, что она ничего не понимает. Я старалась сделать Примрозов как можно более интересными; но вдруг мне захотелось подразнить тётю: я остановилась на самом занимательном месте и говорю ей невинным голоском: «Не надоело ли вам? Не довольно ли, тётя? Лучше я перестану». Она, должно быть, смекнула шутку, потому что пристально посмотрела на меня и сердито сказала: «Дочитайте главу, мисс, да прошу без дерзостей».

— Ну, а потом созналась она, что ей понравилось? — спросила Мегги.

— Что ты, как можно! Но только когда я забегала потом за перчатками, которые забыла у нее, то застала ее за «Векфильдским священником», и она была так погружена в чтение, что даже не слыхала, как я хохотала и танцевала в передней, на радостях, что приходят хорошие времена. Как весело могла бы жить эта тетушка, если бы захотела! Право, я не завидую более богатым; я вижу, что они не умеют быть счастливыми, — заключила Джо.

— Ну теперь и я расскажу вам кое-что, — начала Мегги. — Мой рассказ будет не так забавен, как твой, Джо, но в нем есть кой-что, о чем я много размышляла, возвращаясь домой. Сегодня, когда я пришла к Кингам, то нашла их всех в сильном волнении, и одна из девочек сказала мне, что ее старший брат сделал что-то ужасное, за что их папа выгнал его из дома. Я слышала, как мистер Кинг бранился, голос его раздавался до всему дому, а миссис Кинг плакала, Граф и Эллен отворачивались, когда проходили мимо меня; должно быть, они не хотели, чтоб я видела их заплаканные глаза. Само собою разумеется, что я ни о чем не расспрашивала, но мне было очень жаль их. Я порадовалась в ту минуту, что у нас нет сумасбродных братьев, которые срамили бы наше семейство.

— А мне кажется, что ужаснее всего осрамиться в школе, — сказала Эмми, покачав головой с видом человека, говорящего по опыту. — Вот так, например, как осрамилась сегодня Сюзи Перкинс. Нужно вам сказать, что я заметила сегодня у нее на пальце такое прелестное колечко, что я невольно позавидовала ей. Но, послушайте, что потом случилось: во время классов Сюзи нарисовала на грифельной доске карикатуру нашего учителя, мистера Девиса, с огромным горбатым носом и подписала под ней фразу, которую он только что перед тем сказал: «Молодые леди, мои глаза всюду следят за вами». Она показала нам эту карикатуру, и мы все засмеялись. Но в эту самую минуту мистер Девис взглянул на нас и грозно велел Сюзи показать ему ее доску. Сюзи была совсем палиризована от страха, и, в самом деле, что бы вы думали, сделал с ней мистер Девис, когда она подошла к нему? Он схватил ее за ухо! Г-да, за ухо! Представьте себе, какой ужас! Потом он вывел её на средину комната и велел стоять там ровно полчаса, держа доску на виду.

— Что же девочки? Смеялись, глядя на эту картину? — полюбопытствовала Джо, очень любившая всякие истории.

— Смеяться! — ни одна. Мы притихли, как мыши, а Сюзи так плакала, что у нее распухли глаза. Не завидовала я ей в ту минуту. Целый миллион корналиновых колечек не утешил бы меня после такого афронта.

Последнюю фразу Эмми произнесла очень эффектно и взялась за шитье с таким видом, как будто и в самом деле кто-нибудь покушался нанести ей афронт.

— Ну, теперь моя очередь, — начала Бетси, поправив корзинку, которую Джо опрокинула в разгаре беседы. — Сегодня утром я ходила в лавку за устрицами и встретила там мистера Лоренца. Но он не видал меня, потому что я стояла за бочкой, а он разговаривал с лавочником, мистером Кьютером. При мне вошла в лавку какая-то бедная женщина с ведром и шваброй и спросила мистера Кьютера, не нужно ли вымыть у него полы. Она хотела получить за это немного рыбы, потому что ей не из чего было приготовить обед для своих детей и она нигде не находила себе работы. Но мистер Кьютер куда-то торопился и грубо ответил женщине, что у него не нужно мыть полов. А она, бедняжка, должно быть, была очень голодна или детей своих жалела, потому что у нее навернулись слезы, когда мистер Кьютер отказал ей, но когда она повернулась, чтобы уйти, мистер Лоренц остановил ее и подал ей огромную рыбу, которую сам вытащил из бочки крючком своей трости. Женщина начала было благодарить его, но он напомнил, что её ждут дети, и велел нести поскорее рыбу домой. Вот добрый человек! Не правда ли? Женщина сказала, уходя, что для него приготовлено на небе теплое местечко.

Выслушав рассказ Бетси, девочки пристали к своей матери, прося и её тоже рассказать что-нибудь, и миссис Марч, с минуту подумав, начала:

— Я кроила сегодня синие куртки для солдат и все думала о вашем отце и о том, как мы были бы несчастны, если бы потеряли его. Печальные мысли не выходили у меня из головы, пока не вошел какой-то старичок, с запиской в руках. Я пригласила его сесть, потому что он показался мне жалким, усталым и озабоченным.

«Нет ли у вас сыновей в армии?» — спросила я его, взглянув на записку и видя, что она адресована не ко мне.

«Да, сударыня, у меня было четыре сына; но двое из них убиты, третий в плену, а четвертый лежит в лазарете, в Вашингтоне. Я еду теперь к нему». Все это старик сказал ровным и спокойным голосом.

«Много же принесли вы жертв отечеству, сэр!» — сказала я, чувствуя уже не сострадание, а уважение к нему.

«Сколько должен был принести, не более, — отвечал он. — Я и сам поступил бы на службу, если б не старость». Он сказал это так искренно и просто, и, казалось, с такою радостью готов был отдать отечеству все, что у него было, что мне стало совестно самой себя. Мне пришлось расстаться только с мужем, и уже я считаю себя несчастной, между тем как этот старик без малейшего ропота расстался с четырьмя сыновьями. При мне все мои дочери, а у него остался всего один сын, да и того, быть может, он едет хоронить. Я поняла, как я счастлива сравнительно с другими, гораздо более достойными, чем я. Старичок простился со мной, и я предложила ему на дорогу немного денег и белья, от души поблагодарив его за данный мне урок.