Маленькие женщины, или Детство четырех сестер - Олкотт Луиза Мэй

Сказав это, Бетси, к несказанному удивлению всего семейства, храбро направилась к двери и, выйдя в сад, пошла прямо к дверям соседнего дома.

— Тут что-то не ладно! Эта музыка совсем вскружила ей голову. Она ни за что не побежала бы туда, если б была в полном рассудке, — проворчала Анна, поглядев в окно вслед за убежавшей Бетси; что же касается девочек, то они онемели от удивления.

Но они удивились бы еще больше, если б были свидетельницами того, что произошло в доме Лоренцов. Бетси, подойдя к двери кабинета старика, постучала, не давая себе времени на размышление. Резкий голос крикнул: «Войдите!» — и Бетси, отворив дверь, прямо направилась к столу, за которым сидел ее пожилой друг. Он с удивлением глядел на нее. Бетси протянула ему руку и, с легкою дрожью в голосе, начала было приличную случаю речь: «Я пришла поблагодарить вас, сэр…» Но, взглянув ему в глаза и встретив его ласковый взгляд, она вдруг позабыла все, что хотела сказать, и, помня только, что он потерял внучку, которую очень любил, обвила его шею руками и крепко поцеловала его.

Если б потолок обрушился на мистера Лоренца, то и тогда он был бы менее ошеломлен, но в то же время этот доверчивый детский поцелуй доставил ему такое удовольствие, какого он уже давно не испытывал, и глубоко тронул его. Вся его суровость растаяла, как снег от солнечного луча. Он посадил девочку к себе на колени и прижался своею морщинистою щекой к ее розовой щечке. Ему действительно показалось в эту минуту, что его маленькая внучка возвратилась к нему, и Бетси, совсем переставшая бояться, уселась подле него и разболталась с ним, как с давнишним другом. Мистер Лоренц проводил ее потом до самой калитки сада и, дружески распростившись с ней, пошел обратно своею осанистою военною поступью, придававшею величавость его фигуре.

Сестры Бетси, смотревшие в окно, выразили, каждая по-своему, свое изумление при виде такого внезапного превращения сурового старика: Эмми так завозилась, что чуть не выпала из окна; Джо проделала какие-то невозможные па, а Мегги, подняв руки к небу, вскричала, что надо вскоре ожидать светопреставления.

ГЛАВА VII

Эмми в юдоли слез и испытаний

— Этот мальчик — настоящий циклоп, не правда ли? — говорила Эмми, глядя вслед Лори, вихрем пронесшегося на верховой лошади мимо дома Марчей.

— Как ты смеешь говорить это? Разве ты не видишь, что у него оба глаза целы? Да еще какие хорошенькие глаза! — вскричала Джо, всегда готовая постоять за своего друга.

— Никто и не хулит его глаз. Не понимаю, отчего ты так взбеленилась. Я хотела только сказать, что он отлично ездит верхом.

— Бог ты мой! Ведь эта дурочка хотела сказать «центавр», да вместо того назвала Лори циклопом! — вскричала Джо, покатившись со смеху.

— Что же тут смешного? Lipcus laguna [7] — вот и все, — щегольнула Эмми, думая уничтожить Джо своею ученостью. — Как бы мне хотелось иметь хотя частицу тех денег, которые тратит Лори на эту лошадь, — прибавила она про себя, но довольно громко.

— На что они тебе? — мягко спросила Мегги, между тем как Джо хохотала над своеобразною латынью Эмми.

— Мне страх как нужны деньги! Я ужасно много задолжала, а мои карманные деньги я еще не скоро получу.

— Задолжала? Ты, Эмми? Что это значит? — и Мегги тревожно взглянула на сестру.

— Да; я должна по меньшей мере дюжину лимонных цукат и не могу отдать их, пока не получу денег, потому что мама запретила мне забирать в лавке в долг.

— Как же ты так много задолжала? Разве у вас теперь в моде цукаты? Ведь недавно были резиновые мячики. — Говоря это, Мегги с трудом удерживалась от улыбки, которая была бы совершенно неуместной, потому что Эмми говорила очень серьёзно.

— Да, теперь у нас все едят цукаты, а кто не ест, тот, значит, скуп. Мы все сосём их теперь во время классов и обмениваемся ими на карандаши, на бисерные колечки, на бумажные куклы, на всякую всячину. Чтобы доказать дружбу, надо угостить лимонными цукатами, а чтобы доказать ненависть, надо есть их перед носом врага и не предлагать ему ни кусочка. Представь же себе только, что я еще никого не угощала. Но я обязана сделать это. Это долг чести.

— Сколько же тебе нужно денег, чтоб восстановить твою честь? — спросила Мегги, вынимая свое портмоне.

— Одного квартера хватит с избытком, — отвечала Эмми, — и даже еще останется, чтобы угостить и тебя.

— Вот тебе деньги; но, смотри, будь расчетлива, их немного.

— Душка Мегги! Как я тебе обязана! Ты представь себе только, что я не съела еще ни одного кусочка на этой неделе! Мне уже совестно было брать, когда мне предлагали.

На следующий день Эмми пришла в школу, немного опоздав, но все-таки не могла удержаться, чтоб не похвастаться своим запасом цукат. Она развернула сверток отсыревшей серой бумаги и выложила ломтики напоказ, а потом снова завернула их и засунула в отдаленный угол своего пюпитра. В классе пронесся слух, что Эмми Марч принесла целую груду лакомств и задаст после урока угощение своим друзьям. Ввиду этого ее начали осаждать любезностями, так что она не знала даже, как и отделаться от них. Китти Браун заблаговременно пригласила ее к себе на угощение цукатами; Мери Кингсли приставала, предлагая носить ее часы впредь до востребования, а Дженни Сноу, острившая перед тем самым оскорбительным образом над бесцукатным положением Эмми, прикусила свой ядовитый язычок и даже вызвалась помочь ей сделать трудные арифметические задачи. Но Эмми не забыла колких замечаний мисс Сноу насчет «некоторых особ, которые, несмотря на свой приплюснутый нос, всегда чуют, где пахнет лимонами и всегда сами напрашиваются на угощение», и потому поспешила разрушить надежды «этой язвительной девчонки». Эмми отправила к ней телеграмму такого содержания: «Не прикидывайтесь пожалуйста такой услужливой: вы не получите ни одного кусочка».

Случилось так, что в то самое утро школу посетило одно высокопоставленное лицо. К великой зависти мисс Сноу, географические карты Эмми, очень красиво раскрашенные, удостоились при этом случае громких похвал, и Эмми, преисполненная гордости, сделалась похожа на ученую паву.

Но увы! гордость всегда бывает наказана; мстительная Дженни Сноу сумела нанести решительный удар своему врагу. Едва только высокий посетитель, истощив весь запас похвал, вышел из комнаты, как Дженни подошла к учителю, мистеру Девису, и под предлогом, что ей нужно спросить его о чем-то, шепнула ему, что у Эмми Марч спрятан в пюпитре целый пакет лимонных цукат.

Здесь нужно пояснить, что мистер Девис считал почему-то лимоны запретным плодом и дал торжественную клятву подвергнуть публичному наказанию всякую ученицу, у которой найдется это лакомство. Жизнь этого многоиспытанного человека проходила в постоянной борьбе с воспитанницами. Он зачастую устроивал фейерверки, бросая в печку конфискованные книги и газеты; он пытался уничтожить частную почту, запрещал давать разные прозвища и рисовать карикатуры, словом, употреблял все меры, чтобы приучить к дисциплине полсотни шаловливых девочек, но похвальные усилия его оставались почти без всякого результата. Как ни несносны бывают мальчики, но с девочками справляться еще труднее, в особенности нервному джентльмену с деспотическими наклонностями и с таким же призванием к педагогии, как у знаменитого «д-ра Блимбера» в романе Диккенса [8]. Мистер Девис знал кое-что из латинского и греческого языков, имел кое-какие понятия об алгебре и других науках и потому считался образцовым учителем; что же касается до нравственного его влияния на учениц и уменья обращаться с ними, то об этом в пансионе, где он учил, никто не заботился. Донос на Эмми был сделан в самую несчастную минуту: мистер Девис был как-то особенно не в духе, и Дженни Сноу очень хорошо заметила это. Он выпил в то утро слишком крепкого кофе; к тому же дул восточный ветер, обыкновенно усиливавший его ревматизм, и вдобавок ему казалось, что ученицы недовольно почтительны с ним. Девочки попросту говорили в такие дни, что «Девис зол как чорт».